Глава 5 (2/2)

— У меня очень плохие новости, Усаги, — Сецуна подняла на подругу глаза.

— Мамору умрет? — ужаснулась Цукино, неосознанно делая шаг вперед.

— Нет, с ним все будет в порядке. Но пока мы тратили время на поиск генералов и сенши, наши враги стали сильнее. Они маскируются под людей и за считанные минуты высасывают энергию и силы. Если бы не особенная природа Мамору, он бы так просто не отделался. Мы больше не можем искать сейлоров.

— Но без них Серебряный кристалл не будет соединен в артефакт.

— Значит, мы должны найти другой способ остановить Зло.

Усаги знала, что это неправильно: их сил не хватает на то, чтобы хотя бы обнаружить, откуда берутся монстры, не то что оказать достойный отпор. И хотя не было никаких доказательств того, что сенши или генералы могут помочь выследить и победить врага, Цукино была уверена: Серенити дала ключ к выходу, и он неизменен — они обязаны разыскать остальных воинов, только вот спорить у нее не было никакого желания.

— Оставайся здесь, я вернусь в парк. Вдруг тело все еще там, — Сецуна поставила пиалу с раствором и кусочком мягкой марли на прикроватную тумбочку. — Умойся и займись Мамору, — и вышла, оставив Цукино в абсолютной тишине.

Усаги послушно подошла к белоснежной раковине и открыла воду, отупело уставившись на то, как с ее рук разводами соскальзывает кровь. Чья она? Монстра? Мамору? Или ее собственная? От усталости и страха Усаги даже не могла до конца понять, не ранена ли она сама.

— Усаги?

Вздрогнув, Цукино обернулась. На нее, все еще бледный до синевы, смотрел Мамору. Его веки были полуприкрыты, но взгляд казался абсолютно ясным.

— Джиба! — выдохнула Усаги, подлетев к кушетке и даже позабыв выключить кран. — Что ты натворил?! Ты дурак, дурак! Эгоистичный идиот! Кто просил тебя вмешиваться? Кто просил тебя умирать за меня?!

Если бы Мамору не был так слаб, девушка бы даже побила его, но в том и дело, что Джиба казался беспомощным и вялым, и постыдные слезы вперемешку с еще более постыдными соплями, кажется, не производили на него никакого впечатления.

— Успокойся, Усаги, я не собирался умирать, — сказал он хриплым голосом, полностью противоречащим его словам.

— Я бы справилась сама.

— Я знаю. Но зачем тогда существует напарник, если он бросит тебя в трудную минуту? И зачем напарник, ради которого ты не готов умереть сам?

Усаги опустила глаза в пиалу с водой и, избегая взгляда мужчины, принялась промывать раны на его груди. Отчего-то ей стало невыносимо неловко, как бывало всякий раз, когда они с Мамору спокойно разговаривали друг с другом, до того это было редкостью.

Они невзлюбили друг друга с первого взгляда, с той самой минуты, когда Сецуна открыла рыдающей в три ручья Цукино правду о ее прошлом и настоящем, и Усаги наконец поняла, почему ее так пристрастно и недружелюбно разглядывает незнакомый парень.

«Я твой муж из прошлого», — заявил он ей тогда, кажется, всей душой раздражаясь от этого факта. Его бесили ее слезы, и он нервничал, что не может этого скрыть или изменить. Усаги и сама теперь понимала, что, мягко говоря, отреагировала не слишком-то адекватно, инфантильно пища и разражаясь рыданиями, когда так важно было собраться и сплотиться, ведь не только ее жизнь перевернулась вверх тормашками; и все же ей и сейчас казалось, будто ей всего-навсего требовалось чуть больше сочувствия. Ей, в отличие от Сецуны и Мамору, было всего семнадцать, она была напугана и разбита свалившейся из ниоткуда ответственностью, все ее планы и мечты, о которых она вдохновенно трепалась со школьными подружками, рассыпались в прах. Теперь она — сенши, более того, она — королева несуществующего города, и если она любит свой дом, эту жизнь, людей, которые живут с ней рядом, она не может все бросить и уйти в закат, позволив трагедиям прошлого повториться.

Со временем Усаги успокоилась, приняла ситуацию и даже приняла Мамору, пусть и по-своему. Они по-прежнему не слишком-то ладили, но худой мир поддерживали. И Цукино практически не морщилась, когда ее однокурсницы в тысячный раз спорили, кто из университетских красавчиков наиболее горяч: профессор Миура или мистер Джиба? Есть семья, которую не выбирают, а Хранители — это семья. Усаги быстро поняла, что это ей нужно усвоить неукоснительно.

И все же Мамору был для нее нечто вроде раздражающего фактора. Она и практически не называла его так — Мамору. Они с Сецуной, не сговариваясь, поделили его имя пополам, и «Мамору» называла его именно Плутон, у которой с пробудившимся королем сложились дружеские, доверительные отношения. Усаги же досталось язвительное и отстраненное «Джиба», а также всё прилагающееся к этому сухому обращению.

«Я бы тоже оттолкнула тебя, Мамору. Я бы тоже предпочла погибнуть самой», — подумала Усаги, но вслух сказала не это:

— Тебе пора спать. Юма хорошенько тебя потрепала, — нарочито безразлично заявила она.

Закончив с ранами на груди, которые на самом деле оказались неглубокими, пусть и страшными на вид, Цукино молча, благо Джиба не был расположен поболтать, обработала их перекисью и йодом и подала мужчине стакан:

— Это снотворное.

— Спасибо, что не яд.

— Очень остроумно. Пей.

Мамору покорно выпил содержимое до дна и уже через несколько минут погрузился в глубокий сон. Усаги смотрела на его умиротворенное мужественное лицо и все никак не могла взять в толк, как они когда-то могли быть парой. Из одной реальности в другую они неизменно находили друг друга и любили до самого конца, до самого последнего вздоха. Во время Серебряного Тысячелетия, которое она помнила смутными мозаичными обрывками, в прошлой жизни, в канувшем в Лету Хрустальном Токио, и миллионы других раз? Почему сейчас все не так? Почему она готова умереть за него, но не любить?

«А может, это одно и то же?» — подумала Усаги и испугалась самой себя.

Ей не надо об этом думать. Они с Мамору терпеть друг друга не могут, и этого, скорее всего, не изменить, и никакое вселенское предназначение тут не сработает, если двое слишком разные, слишком далекие друг от друга. Когда-то они были жителями разных планет. Что ж, родившись в НеоТокио, они по-прежнему остались таковыми.

Мамору — это спокойствие, собранность, упрямство, строгость и целенаправленность. Занудство, пунктуальность, смелость, въедливость и язвительность.

Усаги — это эмоции, порывы, азарт и хаотичность. Это рассредоточенность и искренность, рассеянность и простодушие.

И лучше не пытаться свести это все в одну прямую, коль им обоим это не нужно. Каждый из них доволен своей жизнью, какая она есть. Быть может, это то самое исключение из правил, когда им совершенно необязательно и неинтересно быть друг с другом?

Усаги пообещала себе подумать об этом потом.