Пролог (2/2)
Увы, случались и обратные примеры. Вчера его команда нашла в парке на скамейке молодую женщину лет двадцати пяти. Мёртвую — она разодрала себе горло, пытаясь избавиться от мучительной боли, причиняемой ошейником. Донован тоскливо поморщилась: ещё одна ненормальная захотела сбежать от владельца. Зачем, ведь знала, что ошейник сработает, как только она удалится от контролирующего его хозяйского браслета больше, чем на сотню футов.** И что это будет похуже любой пытки.
Вот только когда они доставили тело в морг и осмотрели, у Лестрейда болезненно сжалось сердце. Под стареньким пальто на бедняжке не было никакой одежды, а на теле… Оно было чёрным от побоев, на груди и бёдрах виднелись ожоги от сигарет и ножевые порезы — не глубокие, но наверняка болезненные. И несомненные признаки многократного изнасилования. Причём, как с мрачным видом поведал Андерсон, сексуальные действия совершал не один мужчина. Экспертиза показала наличие не менее десятка различных ДНК.
— Она — убийца, — тихо напомнила Салли, содрогнувшись от ярости, полыхнувшей в глазах шефа. — Грег, ты ведь понимаешь…
Тот молча ушёл к себе в кабинет. Пробить номер ошейника и узнать историю Вещи было делом пяти минут. Синтия Хокс, медсестра по уходу, отбывавшая срок за убийство пожилого пациента. На суде она клялась, что ошибка с дозировкой лекарства была случайной. Ещё пару лет назад ей дали бы от пяти до десяти лет за непредумышленное убийство, поскольку доказательств обратного не было: никакой выгоды от смерти старика Синтия не получала. Ей просто незачем было его убивать. А теперь она сама мертва, встретила жуткую смерть после совершенно кошмарных издевательств. И это приводило Грега в такое бешенство, что в мозгу клубился чёрный туман, а пальцы конвульсивно сжимались, словно он пытался сдавить ими горло морального урода, который позволил себе так обойтись с беспомощной женщиной.
Адрес владельца Вещи тоже был в личном деле. Сейчас Лестрейд уже не помнил, зачем отправился в тот дом. Арестовать ублюдка он всё равно не мог: по закону хозяин волен делать со своим имуществом что угодно. Но инспектор плохо контролировал себя, ярость, клокотавшая в его груди, выжигала все рациональные мысли. Наверное, он просто хотел взглянуть в глаза негодяю, когда будет сообщать, что случилось с Синтией. Бить его он точно не собирался… или собирался? В этом месте память ему отказывала.
Последнее, что Лестрейд помнил чётко: полный холёный мужчина открыл ему дверь и презрительно скривился в ответ на принесённую новость.
— Надеюсь, эта шлюха хорошенько помучилась, — растягивая слова, проговорил он.
И Грег ударил. С такой силой, что кожа на костяшках пальцев лопнула, встретившись с чужой челюстью. Мужчина упал, стукнувшись затылком о массивную подставку для зонтов. Раздался отвратительный хруст.
Остальное инспектор воспринимал как через слой ваты. Кажется, где-то в доме играла музыка, но звук падения заставил её смолкнуть. Потом раздались крики, в прихожую выбежали люди… А он мог лишь стоять, тупо глядя на маслянистую лужу, растекающуюся из-под головы упавшего.
Наверное, кто-то из гостей вызвал полицию, потому что всё ещё пребывавшего в полной прострации Грега заковали в наручники и посадили в машину. Хотелось кричать, что так — неправильно. Что он сам полицейский, что это его дело — арестовывать преступников. Но голос словно отказал, и из горла вырвался только невнятный хрип.
А потом за ним закрылась дверь камеры. И он хорошо понимал, что будет дальше. Его продержат в заключении до суда, а после… после его шею тоже украсит ошейник. Он перестанет быть Грегори Лестрейдом, старшим детективом-инспектором Скотланд-Ярда. И станет Вещью.