Шёпот. (1/2)

— Я сказал Вам уйти. — Мегуми на гортанный крик срывается, почти давится то ли кипящей в нем злостью, то ли слишком резким холодным воздухом.

Потому что сейчас он определенно в хуевой ситуации.

Потому что у всех прохожих охуенный инстинкт самосохранения, так что к парнишке и лезущему к нему мужчине никто не подходит, лишь косятся осуждающе.

Потому что Фушигуро уже миллион раз пожалел, что вообще за заказ для этого ублюдка взялся.

Потому что Сукуна едет из офиса и Мегуми должен быть уже у него дома, но этот еблан его задерживает.

И вот это, кажется, главная причина душащего гнева, основной мотив раздирающей грудь злости, важнейший фактор бушующих внутри бесов, рычаг выпустить этих чертей наружу, позволить им разъебать это жирное мерзкое лицо напротив.

Но Мегуми лишь громче и резче шипит:

— Блять, я сказал Вам отъебаться.

Его тут же хватают за руку, останавливают, и смотрят по-барски мерзко, свысока.

Взгляд Фушигуро сменяется видимым раздражением, челюсть сжимается почти до хруста, и все тело спрессовывается, наполняясь отвращением, мешаясь с праведным гневом.

Но не успевает Фушигуро что-либо предпринять, как его одёргивает слишком знакомый, дотошно знакомый голос.

— Вам парень сказал уйти, так почему Вы ещё тут?

И руку Фушигуро тут же отпускают, глаза маленькие, но отчего-то уверенно-барские закатывая.

И Мегуми оборачивается на тот самый ядовитый зов, наполненный истинной яростью.

И видит его — Сукуну.

Мегуми ненавидит непрошеную помощь.

Ненавидит ощущение слабости.

Но только что напряженное струной тело ощутимо расслабляется, и мозг становится яснее, чище, освобождаясь от въевшейся в него неприязни.

Может, если это помощь Сукуны, то все не так страшно?

То можно эту помощь принять?

То она не подачка вовсе?

Может, он сейчас действительно в ней, в помощи, нуждался?

А если бы это был Сатору?

Мегуми бы разозлился на него за то, что тот счёл его слабым?

А если Юджи?

Мегуми бы переживал за него больше, чем за себя, потому что Итадори всегда лезет на рожон?

А если Сукуна?

И Мегуми находит ответ где-то внутри, в океанах крови и плоти, вытаскивает его на поверхность утопленником.

Он бы не размышлял, что же Рёмен подумает о нем, потому что знает: слабым его не считают.

Он бы не переживал за самого Сукуну, потому что мощи в этом теле хоть отбавляй.

Что бы тогда почувствовал Мегуми?

Что чувствует сейчас?

Слыша, ощущая как долбится чужой крик в грудь осознанием,

что простой интерес к Рёмену перетек во что-то большее, во что-то страшнее пресловутой заинтересованности, и перетек давно, вот только Фушигуро почему-то не заметил, не понял, откинул мысли эти в долгий ящик, отмахивался, мол, «потом»,

только вот потом счёл это абсолютно нормальным, естественным, само собой разумеющимся.

Что пьяная просьба поспать в обнимку полуодетыми никому кроме Сукуны адресована быть не может, что тянулся поцелуем он только к нему, к Рёмену, и к другим в жизни бы не притронулся.

Да и другие-то уже не нужны, не требуются, в них никогда и не было необходимости, да даже если Мегуми думал о ком-то, то было это строго до встречи с этим Дьяволом, и теперь Фушигуро бессознательно отказывал всем людям, так им интересующимся, сразу отрезал строгое, четкое «нет».

По одной простой, мать его, причине.

Чертов Сукуна.

Теперь, глядя на то, как Сукуна отгоняет от него горе-заказчика, как скалится, желчью плюётся, триумфально крича что-то, что Мегуми разобрать за оглушающими мыслями не может,

Что

Чувствует

Мегуми?

— Мегуми, блять, все в порядке? — Сукуна глухо кричит, сгоняя былую злобу в голосе, наклоняется вперёд, смотря точно в радужки сизые.

И Фушигуро наконец вдыхает полной грудью, из тумана мыслей выкарабкивается, из узла рассуждений выпутывается, смотрит в глаза алые, наполненные чем-то незнакомым, чем-то до жути больным, скребущимся за рёбрами, бьющимся в глотку.

Он смаргивает остатки помыслов, сглатывает объедки суждений.

— Да, пошли домой. — почти шепчет Фушигуро, прикрывая обросшие сталью глаза.

Сукуна пренебрегает чужим бегающим взглядом, игнорирует то, как Мегуми его квартиру домом кличет.

Он мог бы пошутить, позлорадствовать, намекнуть Фушигуро, что тот рано его дом своим называет.

Мог бы.

Да не станет.

Потому что Мегуми и так только что хорошенько прилетело, потому что пацан выглядит ужасно растерянным, впервые в жизни таким несобранным, настолько, что позабыл стальную броню на себя надеть.

И Сукуна понимает, что все определенно не в порядке, но раз пацан говорить не хочет, то клещами вытягивать Рёмен ничего не планирует.

Лишь тихо, даже бархатно Мегуми поправляет:

— Я на машине, так что нам немного в другую сторону.

— Ты никогда не говорил, что у тебя есть машина. — тут же выдаёт Фушигуро ошарашено, ресницами чёрными от удивления хлопая, брови к переносице сводя.

— Ты никогда и не спрашивал. — усмехается Рёмен, за плечи направляя к автомобилю собеседника.

Они едут молча. Да и ехать тут всего несколько минут.

Только около дома Мегуми разговор начинает:

— Как ты вообще меня нашёл?

— Проезжал мимо.

— И сразу не вмешался?

— Ты хорошо справлялся, так что зачем? Я не выдержал только, когда он полез своими ручищами к тебе. — в голосе отчётливо раздражение слышится. Но даже несмотря на это Сукуна все равно говорит непривычно осторожно.

— Спасибо… но больше так не делай, иначе я буду чувствовать себя беспомощной принцессой, которую рыцарь вынужден охранять. — с ясной иронией в голосе проговаривает Фушигуро, глазки незабудковые закатывая.

— Если ты — принцесса, то я совсем не против по-рыцарски замарать руки, — усмехается Рёмен.

— Это ты только что пофлиртовать решил?

— Кто знает.

Сукуна лишь наигранно, с амплитудой плечами пожимает, заезжает на подземную парковку. Краем глаза ловит чуть раздражённое, расстроенное лицо.

Блять.

Он ставит машину и осторожно, чтобы зверька рядом с собой не спугнуть, глухо шёпчет:

— В следующий раз я не полезу, извини, если тебе показалось, что я не услышал просьбу.

Внутри Мегуми с каждым словом что-то обрывается. Рушится от такого Сукуны. Такого трепетного, мягкого, все ещё незнакомого, даже чужого.

Фушигуро чуть голову вниз наклоняет, кивая, но взгляда, от глаз в нем нуждающихся, не отводит.

Устремляет взор точно в зрачки, от темноты расширенные, тонет в них без возможности всплыть, но не то чтобы Фушигуро попытался на поверхность выйти.

Сердце мальчишечье пару ударов пропускает, затем бьет до трещин в рёбрах, до жуткой боли в груди, до невыносимого желания.

Мегуми отцепляет ремень безопасности, откидывает его, следом пытаясь расстегнуть чужой, и попадает на кнопку он не с первого раза, потому что руки резко предательски дрожать начинают, потому что Сукуна касается их своими, успокаивая.

Мегуми делает вдох. И ещё один, все силы в себе собирая. Чувствует, как чужие тёплые пальцы очерчивают круги на его прохладных ладонях.

И подаётся вперед, сразу глаза закрывая.

И не от того, что так нужно, а потому что страшно.

Страшно, что Рёмен не ответит.

Страшно, что над мальчишкой посмеётся.

Страшно, что…

Блять.