Искусство. (1/2)
В центре комнаты, окружённый холодным светом настольной лампы, скинутой на пол, сидит парень в огромной чёрной футболке и серых спортивных штанах, об которые изящно вытирают кисть, сбрасывая с неё лишнюю краску.
Время не позволяет использовать его напрасно. В общем-то, никогда не позволяло. Но сейчас все немного иначе, и Мегуми отчаянно чувствует надвигающийся комом страх.
Перед парнем чистый распакованный холст, давящий на сознание своей правильностью и пустотой, сжимающий осторожно глотку, лишающий тебя воздуха, пока не испортишь, пока не заклеймишь его краской.
Мегуми вздрагивает.
Ебаное сообщение.
Фушигуро шумно выдыхает, читая условия предложенного ему заказа.
И темнота готова поклясться, что видела, как кроткие человеческие губы чуть расплываются в мягкой полуулыбке.
Фушигуро печатает ответ. И парню кажется, что этот заказ он неосознанно ожидал всю жизнь, ждал где-то там внутри черепной коробки, внутри ржавой груди. Этот заказ дарует ему свободу. Эта просьба ниспослала ему шанс сделать все, как он считает нужным, в полной мере.
И Фушигуро соглашается.
И Фушигуро не осознаёт, на что он только что согласился.
И Фушигуро больше всего на свете хотел бы никогда так сильно, блять, не ошибаться.
Но парень встаёт и меняет холсты местами.
И душащая его пустота отпускает свою тяжёлую руку.
И даёт откашляться, дает возможность вздохнуть, вобрать в себя остатки комнатного сухого воздуха, выбросить остатки гнилого разума.
И перед ним холст размером 70×50.
И целый мир внутри, воскресивший его нутро, заставивший вновь понять для чего был рождён, осознать свою принадлежность.
И сейчас весь Фушигуро существует исключительно для холста и красок.
Искусство.
Мегуми рожали с ужасной болью, и ею он рождён.
Он всегда был лишь Искусством. Такое бремя тяжко каждому, кто понимает, кто осознаёт, что он только Искусство.
Что имя это ему дано было Богом при рождении, что рождается он Искусством не первый раз, что после смерти он все равно им останется.
т-о-л-ь-к-о И-с-к-у-с-с-т-в-о-м.
Мегуми его принадлежность к этому «только искусству» бьет в грудь металической битой, цепями связывает, сожает у будки и кричит во всю глотку: «тут твоё место».
У Мегуми нет выбора.
Пока он только искусство, он обязан говорить о себе в холстах, вынужден кричать в мазках, заявлять о своём присутствии сквозь мутную воду.
Рождаться и быть только искусством ужасно тяжко.
Это душит, наводит ужас, не даёт сбежать от этого искусного круга искусства, лишь бьет ответственностью и бьет так, что лежишь в постеле пару недель,
это ломает кости, танцуя на них, отбивая чечётку этими гребанными сапогами, не давая и шанса на выживание,
Это обрекает тебя на вечные страдания, ведь только в них, блять, рождается Искусство.
И Мегуми это понимает.
И Мегуми это принимает.