Глава 3. (1/2)

Тэхён постукивает ребром телефона по своей ладони, проверяя периодически время. Чонгук должен скоро подойти, а Тэ пришел чуть раньше — так получилось. Они договорились перед очередной тренировкой Гука сходить в кино на премьеру фильма, который оба давно ждали.

Но долго скучать одному Тэхёну не приходится. К нему беспричинно подходит группа парней. Подозрительных и на первый взгляд каких-то неотёсанных. Хотя, может это просто Тэ слишком предвзят, но что-то ему подсказывает, что нет. Потому что стоит одному из них открыть рот, как Тэхён сразу отмечает для себя, что глаз у него всё же намётан на придурков.

— Ким Тэхён? — спрашивает паренёк в помятой футболке и не менее безвкусной спортивной ветровке сверху.

— Мы знакомы? — косится на него брюнет, выгибая презрительно бровь. И получает кривой смешок в ответ.

— Ещё нет, но мы как раз пришли это исправить, — голос сиплый, противный до коликов. — Ты сестрёнку мою отшил, — парень достаёт руки из карманов джинсов. — Чем она тебе не угодила? Хочешь сказать, она не красотка? Да она обалденная. Чего тебе ещё надо?

Тэхён долго пытается сообразить, о ком речь. Какая сестрёнка? Силится вспомнить, кто к нему подкатывал за последнее время, а таких немало. И поди разбери кого именно этот чмошник имеет в виду. Но на ум приходит сейчас только одна, самая недавняя. Девчушка и правда миловидная: худенькая, с длинными тёмными волосами и двойным веком. Вот только Тэ не виноват, что вкусы его распространяются отнюдь не на наличие пышных форм, скорее, наоборот, на их отсутствие. Но разве только кроме сочного зада. И такой один он уже заприметил. Пак Чимин, как парень, имеет весьма упругую задницу, по которой непременно хочется шлепнуть, не единожды.

— Не в моём вкусе, — коротко отвечает Тэхён.

— Что значит не в твоём вкусе? У тебя глаза в заднице?

— Впервые вижу, чтобы девчонка бежала жаловаться брату, что её отшили, — короткий смешок. Тэхён складывает на груди руки и смотрит на эту «великолепную» пятёрку. Один «краше» другого. Нестерпимо хочется закатить глаза.

— Да мне интересно стало, что там за хрен такой, кому она не понравилась?! Решил сам увидеть своими глазами — как иначе в существование такого придурка поверить?! — за спиной самого говорливого слышится перешептывание. Тэхёна это уже бесит. Есть что сказать, так валяйте…

— Насмотрелся? — «содержательный» диалог наскучивает быстро.

— Нет…

— Что такое? Я тебе что, тоже понравился? У вас это семейное? — насмешливо улыбается Тэ.

Он более чем уверен, что у парня напротив сейчас подгорит, и отказать себе в удовольствии лицезреть, как этого умственно отсталого перекосит, не может. Хоть и знает о последствиях, которые не заставляют себя долго ждать.

— Ты ёбнулся? — зеленеет на глазах, брови взлетают вверх. Очередное шептание за спиной. Все пятеро резко оживляются. — Ты педик, что ли? — кривит и без того косое лицо.

Ну что за уродец?

— А ты что, боишься за свою анальную девственность? — Тэхён откровенно наслаждается вскипанием долбодятла напротив. Какой же кайф. Мог бы всю жизнь измываться над гомофобами. Одно удовольствие наблюдать, как у них глаза наливаются кровью и булькает внутри, закипая, ущемлённая мужская гордость, отродясь у них не имевшаяся. Жалкие твари.

— Я тебе сейчас твою смазливую, пидарскую мордашку мигом подправлю, ни один хер на тебя не встанет, — парень закатывает рукава спортивной куртки, делая шаг ближе к Тэхёну.

— Так всё-таки ты считаешь меня красивым, — открыто смеётся Тэ. — Смотри, а то ещё у самого встанет, — хохочет, опуская руки. Ведёт мысленно отсчёт до удара, пытаясь предугадать действия противника, но просчитывается всего на секунду. Тяжелый, увесистый кулак молниеносно проезжается по лицу, разрывая губу и разбивая нос.

Больно…

В отличие от отчаянного Тэхёна, Чонгук не любит ввязываться в драки, только если совсем прижмет. Даже на бокс он пошел не для того, чтобы отточить технику ударов и потом применять ее на живых людях, а ради разнообразия досуга, поддержания физической формы и эффективного сброса напряжения. Чона здорово уравновешивает возможность безопасно спустить пар и дать выплеснуться ярости, которая в нем ежедневно копится. Вместе с растущим недовольством собой и своей жизнью. И особенно остро неприятные перемены ощущаются теперь, когда, помимо отца, он вынужден терпеть еще и Соён с мелким Паком. Мелким зазнобой.

Но до профессионального провокатора Ким Тэхёна ему как до Луны. Гук не устает поражаться тому, как Тэ виртуозно умеет находить себе приключения на задницу на ровном месте. Если где-то кто-то орет, слышатся угрозы и уже начинают мелькать кулаки, стопудово Ким Тэхён в центре набирающего обороты конфликта. Потому что что-то не так намеренно сказал, не так посмотрел или не то сделал.

В этот раз Тэхён собирает полное комбо: сначала смотрит снисходительно-уничижительно на кучку парней, которые его окружают, потом отвечает им в вымораживающе вежливой, но откровенно посылающей на хер манере, за что сразу получает в морду. Что Ким именно сделал, чем изначально заслужил нелюбовь этой местной братвы, Чонгуку ещё предстоит выяснить. А пока времени на раздумья у него нет. Он переходит с шага на бег, бросая на газон рюкзак и снятую косуху, и с разгона влетает в спину главаря сей шайки, который уже замахивается для нового удара.

Чонгук сбивает его с ног, жестко приложив мордой об асфальт, и случайно, а может и нет, наступает ему на пальцы правой руки, слыша под рифленой и толстой подошвой берцев приятный хруст, а затем и срывающийся в фальцет вскрик боли.

— Не мешайся, — рыкает на рвущегося в бой Тэхёна, решительно задвинув его к себе за спину. Пусть лучше дальше кровищу по лицу размазывает — хоть перестанет быть таким самодовольно-смазливым.

Местная шпана оказывается сплочённой. Как только их «вожак» издаёт высокий вопль, хватаясь за повреждённую руку, они набрасываются на Чонгука со всех сторон, действуя не слишком слаженно, но очень порывисто и агрессивно. Они пришли сюда с целью не поговорить, а почесать кулаки. У Чонгука тренировка по боксу планировалась вечером, но судя по всему, он на нее уже не пойдёт. Эти борзые ребятки вполне заменят ему боксерскую грушу.

В пылу драки сложно сориентироваться. Гук сосредоточен на том, чтобы не пропустить удар и самому нанести как можно более сильный, чтобы с первого раза и наверняка. На спарринге площадь перемещения ограничена канатным ограждением ринга. В реальных условиях драться сложнее, тем более, когда противников несколько, и в любой момент тебя могут задеть, повалить навзничь и ногами отбить в фарш.

— Гук, сзади! — успевает услышать Чонгук громкий возглас Тэхёна. Краем глаза замечает смазанное, быстрое движение за спиной, но времени развернуться и отразить удар уже нет. Он делает то, что может в этой ситуации: закрывает голову руками, опуская её вниз, и подставляет спину.

Удар всё равно попадает по черепу, но вскользь, рассекая кожу и задевая пальцы. Дезориентация длится пару мгновений, но почему-то Чонгук думает, что успеет перехватить следующую атаку. Поворачивается, но переоценивает свои скорость перемещения и реакции, заторможенные после удара. Бита прилетает точно по боку, со всей дури, выбивая весь дух. Чон уже ломал ребра. Он четко знает это ощущение: простреливающей, острой боли, которая жаром наполняет легкие, мутит голову и не даёт дышать. На её место приходит пульсирующее онемение, стремительно распространяющееся вверх и вниз по мышцам, лишая контроля над телом. Чонгук не слышит хруста внутри — его перекрывает оглушительный звон в ушах. Из-за силы удара противник роняет биту, и она отлетает чуть в сторону. Откуда, чёрт возьми, она только взялась?! Во что Тэхён ввязался на этот раз?! Секунды решают всё. Чон, которому и не такую боль приходилось терпеть, реагирует быстрее и хватает биту первым. И начинается самое веселье.

Пальцы обеих рук намертво стискиваются на рукояти. Чонгук выбирает ближайшего к себе парня, судя по его бледному виду как раз того, кто притащил биту и решился ей воспользоваться не только для устрашения, и бьет его наотмашь по животу, в последний момент успев проконтролировать прикладываемое усилие. Выбивает из ублюдка за раз всю дурь — тот сразу валится с ног. Минус один. Гук переключается на следующего. Время не на его стороне. Он может потерять контроль над телом и ситуацией в любую секунду.

Остальные ублюдки оказываются чуточку умней. Понимают, что раз впятером не смогли завалить Чонгука голыми руками, то уж вряд ли втроем смогут справиться с ним, когда у него в руках теперь ещё и бейсбольная бита. Отползший подальше, чтобы его не затоптали, главарь дает им команду отступать. Они быстро хватают его и второго стонущего товарища, и Чонгук порывается было их догнать и отделать как полагается, но в него неожиданно крепко вцепляется Тэхён:

— Оставь их! Чонгук! Нет, не надо, пусть идут!

Чон протаскивает Тэхёна на себе, как балластный груз, несколько метров, пока кровь ещё кипит на адреналине и ярости, но потом всё-таки останавливается. Роняет биту и берётся рукой за голову. В неё будто бьют набатом. Знакомое состояние. Очередное сотрясение. Скоро потянет блевать и начнет укачивать даже в горизонтальном положении. Но Чонгук каким-то чудом, не иначе, ещё держится на ногах. А второй рукой хватается за горящий огнём бок.

— Ты, блять… — яростный взгляд на Кима, который тут же отшатывается, выглядя и испуганным, и виноватым. Но из-за крови на его лице Чонгук даже не может на него злиться и как следует наорать. У Кима много достоинств и недостатков, но удар он вообще не держит. Выглядит жалко. — Ты меня в кино позвал или стрелку забил?! Предупреждать о таком надо, я бы кастет взял.

— Да я не знаю, откуда они взялись! — восклицает Тэхён. Видно, хочет помочь, но боится подступиться. Чонгук его бить не будет, но оттолкнуть и послать гореть в аду может, и неясно, что страшней. — Я вообще не знаю, кто они! Подвалили ко мне с какими-то претензиями, будто я чью-то там младшую сестру обидел…

— Опять?!

— А что мне делать?! — Тэ почти переходит на фальцет и уже рвёт на голове волосы. — Они постоянно ко мне клеятся, будто им медом намазано!

— Мухи на говно тоже охотно слетаются, — язвит Чонгук, уговаривая себя продолжать дышать и стоять на месте. Если ляжет, то точно не встанет. Правило, которое действует не только на ринге.

— Прости, Чонгук-и, правда, я не хотел… — Тэ осторожно кладет руку на его плечо и обеспокоено заглядывает в склоненное лицо. — Очень больно? У тебя кровь…

— Жить буду.

— Он тебя по голове…

— Вали домой. Кино отменяется.

— Поехали в больницу…

— Ну уж нет.

— Дай тогда хоть провожу тебя!

— Нет. Отвали, я сказал. Я сам такси вызову. Сгинь, пока я тебя сам нафиг не придушил. Как же бесишь, блять.

— Прости! Я не хотел, чтобы все так получилось. Прости, прошу!

— Нет.

Чонгук мог бы сказать: «жизнь тебя ничему не учит», но стоит посмотреть правде в глаза: его самого она тоже никак уму разуму научить не может. Какого чёрта он постоянно влипает в передряги?!

Тэхён до крови закусывает губу, но отступает. Знает, что Гуку нужно время, чтобы успокоиться. Конечно, он его простит — давно привык за него огребать. Сколько лет они дружат? Девять? Уже десять? Чон любит шутить, что их знакомство началось с драки и ей же и закончится — когда Чонгуку из-за Тэхёна таки проломят башку. Чует Чонгук, этот день не за горами.

— Дай хоть такси вызову, — умоляет Тэ.

На это Чон соглашается. Тэхён вместе с ним ждет, когда приедет машина. Нервничает и заламывает пальцы, порываясь подхватить друга каждый раз, как тот пошатывается, но в итоге испуганно застывая вновь под его зверским взглядом.

— Домой иди. И не нарывайся больше, полудурок, понял? — последний мрачный взгляд и наставление уже из салона такси, и дверца захлопывается.

В машине укачивает вконец. Но деваться некуда: на дрожащих и подгибающихся от боли и слабости ногах до дома Чонгук бы не дошёл — это же несколько кварталов. Даже дорожка, ведущая к крыльцу, кажется бесконечной.

Последнее волевое усилие — подъем на крыльцо, — и Гук заходит в дом. Роняет на пол рюкзак и куртку, которые мужественно нёс в работающей руке, и сползает вниз по стене. Закрывает глаза, жалея, что не проблевался на кусты, пока шел, и подавляет очередной рвотный позыв. Хорошо, что родители на работе. Увидь его отец в таком состоянии, запер бы его точно в комнате, а на окна поставил решетки. Он и так отобрал водительские права и снял колеса с байка, чтобы Чонгук больше не думал садиться за руль. И это он еще не знает, что вместо баскетбола, на который его сын якобы ходит, тот занимается боксом — тем спортом, который врачи запретили в один голос. Теперь-то Гук понимает причину их беспокойства: даже не такой сильный удар по голове спровоцировал состояние, какое у него было после клинической смерти и трех дней в медикаментозной коме. Когда Чон смог открыть глаза, он познал, что такое ад на земле.

Когда он открывает их снова, видит перед собой белого, как смерть, Чимина, который не ждал обнаружить на пороге своего дома умирающего брата с прилипшими к лицу от холодного пота и крови волосами и заходящегося тяжелым кашлем. От удара всё-таки начало отекать легкое, ребро, если сломано, могло сдвинуться от всех этих перемещений в пространстве... Ему бы перевязку…

— В моей комнате бинты, — сипит он, не думая о том, кого просит о помощи. Ему сейчас не до этого. Ему бы выжить. — В комоде у окна, в верхнем ящике, тащи все.

И снова заходится кашлем, сгибаясь и роняя вниз голову — тщетно пытаясь найти положение, в котором не так больно дышать.

Чимин будто оглох. Чужой голос пробивается словно сквозь пелену. Он в шоке. В охренительном таком, глубоком шоке. Осознание происходящего не приходит, но вот капли крови, которые срываются с губ Чонгука, заставляют мозг работать, а тело двигаться на автомате. Блондин срывается с места, несется по лестнице вверх, перескакивая по паре ступенек за раз. Влетает в комнату Гука, теряется на пару секунд от того, что ещё ни разу в ней был — как-то не доводилось. Оглядывается в поисках комода, вспоминает мгновенно лаконичную инструкцию: у окна, верхний ящик. Выдирает едва не с корнем несчастную, деревянную конструкцию, в которой, действительно, лежит стопка бинтов. От обычного, медицинского, до эластичного. Сгребает всё, что видит, накидывая их себе в футболку, подол которой подбирает пальцами. Перед глазами снова кровавое, искажённое болью лицо. Сердце заходится, как бешеное. По дороге Чимин залетает в ванную и хватает ватные диски с полки и пузырёк перекиси за зеркалом. Спешит, едва не спотыкаясь об собственные ноги на лестнице, но добирается до Гука целым. И на том спасибо: не придется заливать кровью пол на пару.

Чимин оседает на колени перед Чонгуком, который, ему кажется, вот-вот отключится. Вываливает на пол всё, что принёс, и замирает, не зная, что делать, с чего начать. Сперва он похлопывает легонько Гука по щеке, проверяя в сознании ли он. Тот слабо шипит. Уже хорошо.

— Придется срезать… — Чонгук не объясняет, что не может поднять руки. По его состоянию и так понятно, что он даже выпрямиться не может.

Пак кивает, вновь подрывается и бежит за ножницами. Возвращается, по ощущениям Чонгука, вечность спустя. У Чимина дрожат руки, но Чон даже не думает о том, что его могут порезать. Честно, он вряд ли это даже заметит: его мозг уже давно кипит от постоянно поступающих болевых импульсов. Или это последствия сотрясения?

Он ничем Чимину помочь не может, но и не мешает ему, пока тот, оттянув рукав футболки, режет её от рукава вверх до ворота. А потом вниз, до подола. Чонгуку приходится убрать руку с живота, хотя он боится это делать: кажется, будто сразу вся грудная клетка на пол вывалится, стоит ему вдохнуть. Поэтому он задерживает дыхание. Открывает глаза, фокусируясь на расплывающемся лице Чимина. И видит на нем ужас: Паку явно не приходилось видеть такие гематомы. Багряно-алый синяк уже расползся по всему боку.

— Нужно перевязать… — Гук ещё в состоянии давать указания, и Чимин, который явно в себя никак не придёт, в кои-то веки слушается беспрекословно. — Эластичный…

— Что произошло? — дрожащим голосом спрашивает Чимин. Вопрос инстинктивно вырывается сам собой, пока он разматывает моток. Но ответа на него, естественно, не получает. То ли Чон намеренно игнорирует, то ли просто не способен сейчас воспринимать информацию извне, кроме той, что кое-как обрабатывает его мозг.

Паку приходится к Чонгуку практически прижаться, чтобы просунуть конец бинта за его спину — сидеть без поддержки стены он не может, не хватает сил и слишком сильно болит тело от внутренних повреждений, не слушается.

— Туже, — жарко выдыхает Чонгук ему на ухо и стонет от боли, но терпит, когда Чимин затягивает бинт.

Гуку требуется время на отдых перед следующим слоем бинта. Он уже хуже дышит сдавленной грудной клеткой, и его живот неестественно выпирает даже при коротких вдохах. Он кивает Чимину, слизывая соленый пот с обметанных губ, и тот продолжает. Затягивает рёбра Чона в корсет из бинтов, и под конец они оба выглядят так, будто только закончили бежать марафон.

Чонгук приваливается гудящим затылком к стене. Инстинктивно придерживает рукой бок, хотя уже точно всё в порядке, наверное. Разлепляет тяжелые веки и смотрит на Чимина. Долго. И молчит. Рана на голове его не беспокоит — только содрана кожа, а кровищи столько натекло, будто скальп сняли.

Но судя по Чимину, багровая юшка, стекающая по овалу лица, возле уха, его волнует сильнее поврежденных ребер.

— Кто бы подумал, что мы с тобой в таком возрасте будем играть в докторов? — сипит Чонгук, умудряющийся ещё шутить в такой ситуации. Он Тэхёну до сих пор припоминает эти их увлекательные «обследования» в детстве. Ким шутит, что именно из-за них у него проснулась любовь к «мужским пиписькам». Чонгук столько лет спустя до сих пор отказывается брать на себя за это ответственность.

— Одно радует: если шутишь, значит, не всё так плохо, — вот только улыбнуться Чимин не может. Не получается. Потому что его пальцы в крови, пропитавшей ткань футболки, которую он резал, а парень напротив почти сливается с цветом белой стены за спиной. — Сможешь сесть ровнее? Я осмотрю голову…

Чонгук сперва хочет что-то сказать, но в итоге просто тяжело выдыхает и, ухватившись за плечо Пака, пытается помочь себе выровняться. С трудом, но справляется.

— Погоди, я принесу тёплую воду.

Чимин срывается с места и несется в кухню, быстро выуживая из верхнего ящика миску. Наполняет её теплой, кипяченой водой из чайника: он час назад пил чай. Возвращается и снова садится на пол возле Чонгука, подползая на коленях ближе. Рвёт обычный медицинский бинт на лоскуты, складывает их в несколько слоев и смачивает. Слегка отжав воду, прикладывает к затылку Гука. Бинт моментально окрашивается в красный. Повторяет процедуру, пока не смывается почти вся кровь с волос и кожи головы. Теперь становится чуть более видно, откуда конкретно сочится кровавая струйка.

— Не дёргайся, — предупреждает он Чона.

— Слушаюсь, доктор, — не упускает возможность съязвить.

В обычное время Пак ответил бы чем-то колким в ответ, но сейчас ситуация даже не пробуждает такого желания. Ему страшно за Чонгука. Действительно, искренне страшно. Он не понимает, что произошло. Фантазия красочно рисует множество картинок и вариантов, где и как можно было получить такие травмы, но все они заставляют лишь поморщится и встряхнуть головой. Единственное, чего сейчас хочется наверняка, так это отчитать безмозглого Чона за то, что допустил подобное, что был неосторожен или слишком импульсивен, что безрассудный в конец.