Глава 2. (2/2)

Пак невольно вздрагивает, когда слышит хлопок входной двери. Отмирает и выныривает из мысленной ямы. Он неспешно возвращается в свою комнату, уже даже забыв о том позоре, в который влип из-за Чона. Вот что теперь делать с этими заевшими, назойливым мыслями? Чёртов Чон Чонгук.

На пару дней наступает затишье. Больше никаких стычек, ссор и неловких ситуаций. Страшно расслабиться и начать думать, что так будет всегда, но и вправду ничто не предвещает беды.

В этот раз уже Чимин не может найти свой кейс от наушников, который, как назло, будто испарился — уж не Соён ли отнесла его в комнату к Чонгуку?! Матерится себе под нос и проклинает свою чёртову комнату, к которой до сих пор не привык. Иногда складывается впечатление, что вещи тут живут своей жизнью, постоянно меняя своё местоположение, издеваясь. И дабы стойко закрепить его взбесившееся настроение, в доме резко пропадает электричество, погружая все помещения в кромешную темноту.

— Да вы, блять, издеваетесь? — почти криком рычит Чимин.

Он зажмуривается, в надежде, что глаза быстрее привыкнут к резкой смене освещения, но нет. Всё так же абсолютно, тотально, охренительно ничего не видно. Пак передвигается на ощупь, прощупывая в воздухе пространство руками. Глупо, естественно. Он же не дурак и по крайней мере помнит, что вокруг точно ничего нет, обо что можно удариться головой, но тем не менее размахивает руками перед собой. Коленом упирается в тумбочку у кровати, вспоминая, что, вроде бы, оставлял там свой телефон: фонарик сейчас будет очень кстати. Прощупывает ладонями поверхность и… Бинго! Смартфон в его руках.

Сперва снимает блокировку и копошится в меню приложений, ища этот дурацкий фонарик. И почему, когда надо, его будто нет? Злится, крепче сжимая в руках металлический корпус телефона. А добравшись до лестницы вынужденно стопорится.

— Эй, — раздаётся за спиной, а Чимин подпрыгивает на месте от испуга, едва не выронив телефон из рук.

— Твою мать! — выкрикивает, резко оборачиваясь. Оступается и промахивается пяткой мимо ступеньки, беря крутой угол падения.

Чужая рука быстро ухватывает за ткань футболки в районе груди и резко притягивает обратно.

Слишком близко.

Чимин чувствует чужое, горячее дыхание, крепкое тело, в которое вжимается не по своей воле, и… влагу?

И блядский фонарик находится.

Пак включает злосчастное приложение, освещая лицо стоящего перед ним Чонгука. Волосы у того мокрые, с них стекают капли воды, прямиком на обнажённую, подкаченую грудь. Чон зажмуривает глаза, отворачиваясь от направленного ему прямо в лицо слепящего света, и недобро хмурит брови. Чимину кажется, он слышит, как тот рычит про себя.

— Отпусти, — просит, упираясь рукой во влажную грудь. Ладонь соскальзывает чуть ниже, на пресс. Чон весь мокрый?..

Господи, как же хочется прогуляться обеими руками по этому чёртовому сексуальному телу.

— Суицидник? Хочешь кубарем все ступеньки посчитать? — Чонгук делает пару шагов назад, всё так же крепко прижимая Чимина к себе.

И отпускает, когда оба находятся в более устойчивом положении.

Чимин невольно направляет фонарик ниже лица Чонгука, и немой шок замирает на его собственном.

Чонгук, мать его, полностью голый.

Он вышел прямо так из душа? Даже не додумался прихватить полотенце? Совсем поехавший?

А глаза то и дело бесстыдно тормозят свой взгляд на чужом члене. Да чёрт бы его побрал. Какого лешего? А член-то красивый, гладковыбритый, с узором голубоватых вен...

Щёки Чимина мгновенно алеют, кровь разгоняется по венам, а дышать становится сложнее. Он уверен, ещё пару минут глазений на чужой детородный орган напротив, и его собственный сдаст его с потрохами, встав весьма не вовремя.

— Какого хрена ты голый? — вопит Чимин.

— Я мылся. А ты члена, что ли, не видел? — ровно произносит Чонгук.

— При чём здесь… А если бы это был не я, а моя мать? Совсем дебил? — Чимин чертовски злится. С чего бы?

— А ты совсем дебил в темноте по лестнице спускаться? — задает Чонгук встречный вопрос, не отвечая агрессией на агрессию и сохраняя, по крайней мере, внешнее спокойствие. — Твоя мать мне не простит, если ты свернешь свою цыплячью шейку.

Продолжая говорить, Чонгук упирает палец в лоб Чимина, только одним этим давлением вынуждая его сдвинуться в нужную сторону — к стене, дальше от прохода и лестницы.

— Я врублю генератор. А ты не рыпайся, — велит он ему и, беспардонно выхватив у Чимина телефон, чтобы посветить себе под ноги фонариком, спускается сначала на первый этаж, а потом в подвал, оставляя на гладком деревянном полу мокрые следы от ног.

Чонгук идет и размышляет, какого хрена этот мелкий на него так пялился. Аж впервые в жизни неловко стало. Стоп, почему он вообще об этом думает? Будто ему есть какое-то дело до реакции Пака. Серьезно, этот парень такой странный, будто с Луны свалился. Ни разу в общую душевую в школе не ходил? Да банально в тот же мужской туалет. Чонгук невольно скашивает взгляд на свой член, посветив фонариком. Вроде с ним все в порядке, такой же, как и всегда, ничего необычного. Тогда что это, блин, было этажом выше?

«Нет, все, выбрось из головы», — говорит себе и трясёт мокрыми волосами. Чем меньше о Паке думает, тем лучше, как показала практика.

А Чимин всё так же стоит у лестницы и ждёт. Конечно же, чтобы включился свет и можно было без последствий добраться до своей комнаты, запереться там, а потом пытаться всячески выбить этот голый образ из головы. И вовсе не для того, чтобы при хорошем освещении ещё раз рассмотреть ухоженное, тренированное, обнаженное тело; посчитать кубики на животе; разглядеть получше член, прикидывая приблизительный размер, когда он возбуждён. И в голове совсем не вовремя воображение красочно рисует картину стоячего, усеянного взбухшими венами члена, который непременно хочется потрогать, облизать, пробуя на вкус. Фантазия Чимина частенько заводила его в далекие эротические дебри, но на деле, в реальной жизни, он никогда не заходил дальше ласк поверх одежды. Его девственность раздражает его с каждым разом всё больше. Но, к сожалению, пока что ещё не встретился на его пути тот, кому бы он её отдал. И у этого весьма разные причины: либо партнёр не возбуждал Чимина настолько, либо он оказывался слишком требовательным, что мгновенно отталкивало и отбивало любое желание не то что спать, но и вообще разговаривать, либо ему хотелось, но его в ответ нет.

В общем, всегда что-то останавливало, каждый раз чего-то не хватало.

Но сейчас ситуация кажется совсем абсурдной. Чонгук его сводный брат. И пусть у них нет кровной связи, но фантазировать о нём как минимум странно, а по факту еще и неправильно. Вот только поздновато Чимин об этом подумал. В паху уже неприятно тянет, а щеки едва не светятся, как сигнальный фонарь в ночи. Если Чонгук увидит его стояк, то это всё. Фиаско. Можно сразу шагать в окно, не раздумываю, с разбегу.

Свет неожиданно включается, заставляя Пака вздрогнуть, а потом резко ухватиться за край футболки и потянуть его как можно ниже, скрывая бугорок на шортах. Неловкость достигает своего апогея.

Чимин слышит шорох босых ног по деревянным ступенькам и молниеносно срывается с места, прямиком в свою комнату. Захлопывает дверь так сильно, что закладывает уши на долю секунды.

— Придурок, что ли? — поднявшись на второй этаж, Чонгук морщится от резкого хлопка двери. — Что, телефон тебе уже не нужен? — стоит всё так же голый, с чужим смартфоном в руке, у закрытой двери в комнату Чимина. И торчать тут долго не намерен. Бросит телефон на пол или заберет с собой, а Чимин пусть как хочет, так без него и обходится.

Но тот фурией вылетает из-за двери буквально за секунду, как кончается терпение Гука, вырывает из его руки свой телефон, стараясь максимально смотреть ему в лицо, не опуская глаз ниже ни на сантиметр. У Пака покраснели даже кончики ушей, а губы припухшие, искусанные едва не до крови.

Что не так с этим парнем, блин? Почему он так ведет себя? И о чем он, черт возьми, думал, когда глазел на него? Или всё ещё думает?..

Но очередной яростный хлопок двери выбивает эти вопросы напрочь.

— Точно придурок, — Чонгук констатирует факт, который не вызывает у него ни сомнений, ни эмоционального отклика, будто сообщает, что небо голубое. Ну голубое и голубое. А Пак Чимин придурок, что поделаешь?

Чон еще пару секунд буравит взглядом беспардонно захлопнувшуюся перед лицом дверь. Потом мысленно машет на Чимина рукой и возвращается обратно в ванную. Врубает в душе воду похолодней, чтобы взбодриться и сосредоточиться на дрожи в теле, а не на непонятном шевелении в груди. Хочет перестать думать о взгляде Чимина, застывшем на уровне его паха непозволительно долго, о его красном лице, пунцовых ушах и этих проклятых алых губах. Как же он всё это ненавидит! Но вынужден мириться с Чимином и тем, что они живут в одном доме.

Надежда, что они смогут притереться, кое-как ужиться и пережить этот год, угасает с каждым днем.

Чимин же, прилипнув спиной к двери, глядит на чертов телефон в руке — влажный от чужих мокрых пальцев. Дыхание сбивчивое. В голове сумасшедший вихрь мыслей, а внутри — эмоций. Он впервые увидел Чонгука голым, да ещё и мокрым в придачу. И совсем никак не ожидал того, что ему до бесстыдства понравится. Чонгук его раздражает, злит и порой доводит до беззвучных истерик. Но столкнуться с ним в такой ситуации оказалось слишком тяжелым испытанием. Как морально, так и физически.

Чимину очень хочется верить, что Чонгук ничего не видел и ни о чём не догадался. В противном случае, он не имеет ни малейшего понятия, как будет не то что в глаза ему смотреть, а вообще жить с ним под одной крышей. Они, мать его, «братья». Плевать, что сводные, плевать, что их не связывают кровные узы — они друг другу по факту никто. И Паку не должно быть стыдно за возникающие мысли в голове. Это вполне естественно в его возрасте, с его предпочтениями. Это не говорит о его аморальности. Но ему стыдно. Жутко, сумасшедше стыдно, так, что румянец на щеках никак не сходит, а кровь продолжает шуметь в ушах. И где-то в глубине души, наверное, он просто не хочет столкнуться с насмешками и травлей. Он давным-давно прошел этот этап своей жизни и возвращаться к нему снова не хочет. Больно и унизительно.

Паку нужно успокоиться, привести себя в чувства, глубоко вдохнуть и выдохнуть. Выбросить из головы образ голого Чонгука, забыть о нём. А если не выйдет, то швырнуть в дальний ящик, запереть на ключ и завалить чем-нибудь другим, доверху, чтоб ни просвета. Иначе его выдержка разойдётся по швам, и жить тут станет словно в Аду, где дом это котёл, а Чонгук его личный Сатана.

Чимин щёлкает блокировкой телефона и видит на загоревшемся экране несколько непрочитанных сообщений, пришедших буквально только что: он просто не слышал, пытаясь угомонить сердце и разум.

Заноза в заднице: Как поживаешь, сонбэ?

Кажется, Чимин ещё ни разу не был так рад Тэхёну, как сейчас. Он валится на кровать и открывает чат, начиная печатать ответ. Спасительное отвлечение находится само. Чимин сам не замечает, как слово за слово, и он уже охотно болтает с Тэхёном и смеётся над его глупыми, но милыми шутками и картинками, которые он кидает в чат. И больше никакого Чонгука и вызываемых им ненужных волнений и переживаний.