Часть 3 (2/2)

RK900 почуял, что что-то неладно, сразу же: ещё в тачке, когда он переключил любимую песню Гэвина на «Вечерние новости Детройта», а Рид только передёрнул плечами и уставился в окно. Но, по всей видимости, его молчание андроида устраивало — уже в конце рабочего дня, когда воришка был доставлен в участок, а сами они собирались домой, он задержался возле стола Гэвина и еле слышно произнёс:

— С вами удивительно приятно иметь дело, пока вы не открываете рот.

Гэвин показал ему средний палец, набросил на плечи извечную потёртую кожанку и свалил на улицу раньше, чем Ричард успел добавить ещё хоть слово.

Дело было не в глупой демонстрации обиды и, разумеется, не в том, что он стремился облегчить Ричарду жизнь и работу. Гэвин думал. Пока пластмассовый уёбок прыгал и скакал вокруг окна достопочтенной пенсионерки, у которой едва не слямзили семейные драгоценности (какие там драгоценности, мама дорогая, выкрал бы её, малолетний придурок, на чёрном рынке выручил бы больше!), Гэвин на автомате выполнял его указания, заполнял протоколы и отчёты и…

Думал.

Он больше так не мог. Серьёзно. Всё это зашло слишком далеко — и его идиотская влюблённость, помноженная на яростную ненависть, и его бесконечные неудобные стояки… и Ричард. Насмешливый, самодовольный, снисходительный Ричард, дразнящий его многозначительными фразочками и невинными прикосновениями. Уёбищный бездушный Ричард, упивающийся этой демонстрацией своей власти над человеком — разве это не подтверждало его теорию о том, насколько люди были жалкими созданиями?

Нет, Гэвин не собирался в этом участвовать. Гэвин не хотел чесать пузико чувству собственной важности, или как там оно называлось у андроидов, этого металлического говна.

Гэвину нужно было решить свою проблему. И, очевидно, просто молчать до счастливого дня возвращения Коллинза на работу он не смог бы: не тот характер. Да, он был бешеной псиной! И чё?

Это всё ещё не делало его хуже говорящего куска пластмассы.

Но это, положа руку на сердце, приносило ему проблемы. Гэвину нужно было… не научиться сдерживаться, нет — он был с собой честен и прекрасно понимал, что скорее Ричи ему отсосёт, чем он научится вовремя захлопывать пасть.

А значит, пришла пора прибегнуть к помощи извне.

И, к счастью, были у Гэвина нужные знакомства и контакты. А ещё — немного баблишка на чёрный день.

С появлением в его жизни Ричарда каждый ёбаный день стал чёрным. Так что нехер удивляться тому, что он направился прямиком в самый скандально известный притон Детройта. В конце концов, он был уже не на работе и мог себе позволить. Ясно?

Давний знакомый — Эрик? Энтони? Как тебя зовут-то, скользкий пидрила? — его появлению обрадовался не сразу. Подумал, что Гэвин явился по его душу, и сразу чуточку присел на очко. Не то чтобы он как-то это продемонстрировал, но…

Когда Гэвин плюхнулся за его столик, на соседний стул, он сделал едва уловимое движение рукой, будто хотел незаметно подозвать кого-то.

— Не стоит, приятель, — почти дружелюбно оскалился Гэвин. — Я не надрать тебе жопу пришёл.

И, стоило тому чуть расслабиться, мрачно добавил:

— По правде говоря, я рассчитываю на то, что ты прикроешь мою.

Тот выпрямился и сладко улыбнулся: явно оценил перспективы грядущего сотрудничества. Потом подался к нему навстречу с этим вот поистине змеиным изяществом, которым славились все мало-мальски успешные барыги, и проурчал:

— И чего же от меня хочет детектив Гэвин Рид?

В ухе у него была серёжка, а в носу — пирсинг. И волосы седые, хотя пидорасу было едва за тридцать: красил, не иначе. Но глаза были как у Ричарда: серые и холодные. Гэвин одним чудом сумел не вздрогнуть и разозлился на самого себя. Теперь это пластиковое чмо что, будет мерещиться ему в каждом встречном? Так и кукухой отъехать недолго.

С каждым мгновением принятое им решение казалось ему всё более правильным. Быть может, единственно верным.

Эрик-Энтони его энтузиазма не разделил.

— Гэвин, эта херня довольно мощная, — сообщил он после того, как тот изложил ему суть проблемы. — На неё обычно переходят после штучек полегче, ну, знаешь, спайса, а лучше ЛСД. Когда привыкают к влиянию психотропных веществ, и старая добрая наркота уже не вставляет. А ты у нас вроде бы чистенький. Хороший мальчик, а? Или я чего-то не знаю?

И ухмыльнулся многозначительно.

— Я не планирую становиться торчком, — ответил Гэвин, нервно барабаня пальцами по столу и оглядываясь: было бы особенно хуёво встретить здесь других старых знакомых, настроенных по отношению к нему чуть менее дружелюбно. — Мне, знаешь ли, не в прикол ваши бэд-трипы. Я хочу купить это говно из-за его побочек.

Эрик-Энтони вскинул брови и окинул его долгим изучающим взглядом.

— Хочешь стать эмоциональным бревном, детектив? — усмехнулся он. — Неужели всех уже затрахал?

(Если бы.)

— Слушай сюда, — заговорил Гэвин, начинающий кипятиться, — я даю тебе бабки, а ты даёшь мне наркоту и не задаёшь лишних вопросов: это вроде бы схема, по которой работают пидрилы вроде тебя. Помоги мне решить проблему, и я съебусь и сделаю вид, что не заметил, как возле клуба блевал какой-то пацан, явно обдолбанный дерьмом твоего производства.

— Как скажешь, Гэвин, как скажешь, — с широкой ядовитой улыбкой отозвался тот. — Но, если не хочешь серьёзно подсесть, рекомендую употреблять не более четверти таблетки в сутки.

И, заметив скептический взгляд Рида, добавил:

— Не переживай, детективчик, тебе хватит. Тебе — и твоей проблеме.