Часть 3 (1/2)

Ситуация была патовая. Шах и мат, блядь, детектив Рид, получите-распишитесь: вот вам отмороженный андроид, считающий себя лучше вас, а если вам мало его надменного ебальника… что ж. То пусть он ещё будет знать о том, как у вас на него стоит! Здорово, а?

Охуеть просто.

Гэвин всерьёз начал подумывать об увольнении. Не то чтобы эта сладкая мысль не приходила ему в голову раньше — он клялся и божился уйти нахер из участка по пять раз на дню, — просто прежде она всегда отдавала иронией и чем-то вроде пенсионерского ворчания. Но теперь… теперь…

Он с удовольствием сделал бы вид, что Ричарда не существует. Что эта безмозглая гора винтиков и пружин не стоит рядом с его столом, не тащит его на очередной вызов и не проводит задержания раньше, чем Гэвин из тачки жопу успеет вытряхнуть. Он с удовольствием забыл бы о диалоге, состоявшемся между ними на одной из туманных рассветных улочек Детройта, и о той смеси похоти и унижения, что ворочалась у него в животе, и о равнодушных глазах RK900, холодных и прозрачных, как стекляшки.

Но Ричард смотрел. Ричард провожал его острыми взглядами и ухмылялся. Ричард ловил свой странный андроидский кайф с откровенной демонстрации того, что вот этот вот кожаный ублюдок публично обосрался и вляпался в него по самые помидоры.

Гэвину хотелось сдохнуть.

Гэвину хотелось разнести щачло Элайдже Камски.

Гэвину хотелось…

Гэвину хотелось.

— Доброе утро, детектив, — с паскудной улыбочкой говорил ему Ричард и даже протягивал, с-сука, руку для рукопожатия: хороший пластиковый мальчик. Но, когда Гэвин неохотно отвечал на этот жест (ещё бы он, сука, не ответил, перед самым-то кабинетом Джеффа!), и его всего слегка потряхивало от этой ненужной, мучительной, недостаточной по всем параметрам близости, ухмылка RK900 становилась шире, будто ровно этого он и добивался — демонстрации простой человеческой слабости, над которой Гэвин был не властен.

— Нам пора идти, детектив, — негромко звал Ричард, хлопая его по плечу, и Гэвина подбрасывало на добрый фут на стуле, и Гэвин краснел, бледнел, рычал что-то про «убери свои ебучие металлические культяпки», и Гэвин хватал куртку и выметался из участка со скоростью света, чтобы никто — особенно Хэнк Андерсон с его ручным страпоном — не заметил этой бессмысленной реакции.

— Вы в порядке, детектив? — в идеальной имитации беспокойства спрашивал у него Ричард, когда Гэвина выламывало изнутри желанием то ли заехать ему кулаком в рожу, пусть это означало бы сломать себе пальцы, то ли притянуть к себе и поцеловать: по-нормальному, по-человечески, с языком и слюной, и пусть твои обоссанные протоколы этим подавятся, андроидское говнище. Но Гэвин никогда не решался: неясно, что было хуже — перспектива сломанного носа или новые поводы для подъёбов, которые этот поцелуй дал бы RK.

— Тише, детектив, — еле слышно шипел Ричард ему в ухо на миссиях по отслеживанию и преследованию, и Гэвина трясло и переёбывало от имитации горячего выдоха на коже, а у RK900 диод жёлтым мигал: анализировал, манипуляторское говно. Запоминал. Выучивал его, как один из своих протоколов — как потрогать Гэвина Рида, чтобы он ёбнулся окончательно.

Ведь именно так поступают все более разумные существа.

Не девиантнувшиеся, сука, андроиды.

Гэвин не вывозил. Честное слово. Пора было признаться в происходящем хотя бы себе: Гэвин. Не. Вывозил. Он бросался на Хэнка с удвоенной яростью, рычал на преступников не хуже бешеной собаки и даже довёл до слёз симпатичную рыжеволосую стажёрку, подошедшую познакомиться.

За что закономерно лишился премии.

Виновник всех бед — консервная банка, которой сердобольный Камски подарил разум и ещё прикрутил какой-то особенно ублюдский и беспощадный протокол — пялился на них с девчонкой со своего стола, и на губах его играла извечная криповая улыбочка маньяка. Десятью минутами ранее он довёл Гэвина до белого каления своими уебанскими шуточками и намёками (то, что Гэвин полез к нему первым, дела не меняло!), а теперь вот, взгляните на него: наслаждается делом рук своих. Но Джефф и слушать ничего не хотел о предполагаемом плане RK900 по моральному уничтожению Гэвина: нет, он орал на него двадцать три минуты семнадцать секунд и успокоился только когда даже его богатый запас угроз оказался исчерпан. Гэвин, до которого на протяжении пламенной речи Фаулера изредка долетала его слюна, почёл за лучшее не спорить и убраться подобру-поздорову.

Ричард, сука, караулил на выходе.

— Что такое, детектив? — невиннейшим тоном осведомился он. — Пожинаете плоды своего отвратительного характера?

— Уёбывай с глаз моих, — рявкнул Гэвин, уставившись на него с недоверчивой яростью — как, как можно было быть такой ублюдиной? Карма, не иначе.

— Боюсь, осуществить ваше желание мне удастся лишь через пять часов, — не моргнув диодом, отозвался RK. — У нас новое задание.

— Великолепно, блядь, — устало буркнул Гэвин, с силой проведя ладонью по лицу. — Дай мне пять минут на забег до кофеварки, жестянка.

— У нас нет времени на удовлетворение вашей зависимости от кофеина, — отозвался Ричард в какой-то особенно надменной вариации своего извечного равнодушного тона.

Гэвин уставился на него исподлобья и сжал руки в кулаки. У него могли отобрать премию, репутацию и чувство самоуважения — пожалуйста, хуярьте, чё там от них осталось-то! Но лишать его кофе…

Медленно, очень медленно он шагнул к RK. Сграбастал его за отвороты идеально отглаженного пиджака. И прохрипел:

— Ты, пфлять, подождёшь. Подождёшь, понял меня, тостер на ножках?

Ричард спокойно улыбнулся и накрыл его побелевшие от напряжения пальцы своими. Гэвин заледенел.

— Возможно, вы не в курсе, детектив Рид, — еле слышно, почти интимно прошелестел Ричард, — но я могу отправить срочное сообщение капитану Фаулеру прямо сейчас. В отличие от вас, людей, мне не потребуется ни ломиться в его кабинет, ни хватать телефон и открывать переписку.

Гэвин отшатнулся. Гэвин задавил, задушил, уничтожил внутри себя мучительный спазм волнения от этой идиотской близости.

— Великолепно, — сказал он, старательно контролируя голос. — Значит, без кофе.

И не заговаривал с Ричардом на протяжении всей оперативной вылазки: ни когда они ехали вдвоём в машине, ни когда Ричард кратко и сухо излагал ему план действий, ни когда воришка — тощий пацан, дай бог совершеннолетний — беспомощно трепыхался в стальной хватке андроида.

Гэвин ему, пацану, в некотором роде сочувствовал.

Но ещё больше, разумеется, Гэвин сочувствовал самому себе.