Часть 2 (2/2)

Даже если это было похоже на бегство… бег, в конце концов, полезен для здоровья.

***</p>

За первые три дня их вынужденного напарничества Гэвин понял для себя сразу четыре вещи.

Первое — Ричард был совершенно невыносимым мразотным занудой, и, как бы Риду ни хотелось отправить Коллинзу по почте пакетик с говном за столь несвоевременно сломанную ногу, стоило отдать Бену должное: он самоотверженно терпел ежедневную еблю в мозг. Чего нельзя было сказать о самом Гэвине. Гэвин девственностью черепушки дорожил и нудёж про приближающиеся дедлайны для отчётов воспринимал как личное оскорбление.

К несчастью, Фаулер, привлечённый их громким спором на второй же день напарничества, встал на сторону Ричарда, и Гэвину пришлось проторчать в участке лишних полтора часа, с горящей жопой дописывая отчёты под насмешливым взглядом кибер-тостера.

Почему, собственно, сам Ричард не съебался из отделения на станцию подзарядки, если уж не намеревался помогать, было загадкой.

Из этого, кстати, вытекало второе открытие Гэвина — Ричард его изучал. В каком-то своём крипотно-мрачном стиле, со всеми этими сканирующими взглядами, от которых кирпичей можно было наложить, и многозначительными ухмылками. Какие выводы при этом выдавали его алгоритмы, Гэвин боялся даже представить себе.

Третье — Ричард действительно был полезен. Если не брать в расчёт его амплуа асоциального похуистичного мудилы, действовавшее Гэвину на нервы (и ещё самую капельку заводящее), — он был великолепен. Признавать это не хотелось; для того, чтобы смириться с этой несправедливой действительностью, Гэвину потребовалось полведра клубничного мороженого и три литра пива; и всё же RK900 был ходячей лабораторией, Википедией и картой города. Три в одном, блядь. Когда он за полторы секунды нарыл досье на одного из задержанных накануне воришек, Гэвин, мягко говоря, охуел.

Говоря пожёстче — ему пришлось в срочном порядке отчалить в сортир под пронзительным взглядом Ричарда, который, кажется, мог бы просверлить в его спине дыру, и потратить несколько минут на неловкую торопливую дрочку, в которой было больше от бессильной злобы, чем от удовольствия.

Он плохо кончил, если вы понимаете, о чём идёт речь.

Вот так аккуратно, со свойственной ему грацией слона Гэвин приблизился к четвёртому своему открытию.

Ричарда хотелось.

Наблюдать за ним издалека, со стороны, с расстояния своего рабочего места, уже было испытанием, но Гэвин с честью с ним справлялся, пусть для этого и требовалась вся его выдержка.

И ещё — ежедневные атаки на Ричарда. Попытки выжать хотя бы отголосок эмоции, направленной на него, принадлежащей ему одному. Хоть чего-то, что он мог бы холить и лелеять в своей памяти, ворочаясь на ледяных простынях.

Теперь же…

Теперь, блядь, Ричард был рядом. Ричард был — вот он, протяни руку, и схватишься за твёрдый локоть.

Гэвин не хватался, но, видит ёбаный господь бог, запас его выдержки стремительно истончался. А RK900 будто знал, знал в точности, знал до последней подробности каждую его фантазию, каждую его полубезумную мысль, каждую подавленную, спрятанную где-то там, под ухмылками и злыми гримасами, вспышку похоти.

Знал — и наслаждался спектаклем.

Знал — и ухмылялся высокомерно, со снисходительностью более развитого существа.

Знал — и посмеивался над тупыми людьми с их тупыми чувствами.

Гэвин так его хотел.

Гэвин так его, блядь, ненавидел.

Гэвин срывался на него, как бешеный пёс, с удвоенным рвением и азартом, ждал красного всполоха диода, и механических ноток в модуляции голоса, и агрессивного движения…

На четвёртый день дождался.

Допизделся, если точнее.

Они только-только закончили ночное патрулирование; светало, промозгло-серый цвет затапливал улицы. Они с Ричардом молчали почти всё дежурство, но к утру Гэвин не выдержал — слишком много в нём было всего, от глухого раздражения до жадного, сводящего с ума эмоционального голода.

— Эй, железка, — произнёс он с показным равнодушием, пнув мыском кроссовка попавшийся под ногу камушек, — а тебе вообще хуй-то прикрутили?

Ричард мигнул диодом.

— Рекомендую вам обратиться к сети Интернет, детектив, — негромко отозвался он, глядя куда-то в сторону, пока Гэвин глупо и жадно пялился на его резкий профиль. — Уверяю вас, приложив минимальные усилия, вы отыщете все инструкции к моей модели.

(Как будто я не выучил их все наизусть, тупоголовая консервная банка.)

— Ага, — охотно согласился Гэвин, — там пишут, что вам вроде как выбор дают. Хотите вы ебаться или нет. Девиантнувшиеся обычно подают заявку на обновление — и вуаля, могут долбиться в дупло совсем как люди. Но ты, Ричи, похож на отличника-переростка, а отличники — они, знаешь, помирают невинными.

Медленно, очень медленно RK900 повернул голову и уставился на него в упор. Гэвину моментально слегка поплохело от этого тяжёлого взгляда.

— Ваша заинтересованность в моей личной жизни, детектив, больше беспокоит, чем льстит, — проговорил он практически по слогам.

— В твоей чего-чего? — ухмыльнулся Гэвин, едва усмирив больно трепыхнувшееся в груди сердце. — Да у тебя на лбу бегущей полосой написано: «нихуя не врубаюсь в эти человеческие сексы».

— А с чего вы взяли, что мне хочется разбираться в этой теме? — уточнил Ричард, угрожающе вскинув брови. — Быть может, вам, как человеку, секс кажется чем-то потрясающим, неотъемлемой частью существования… но, как по мне, это не больше чем ещё одно свидетельство животного происхождения людей. Очередная низменная потребность, от которой ваш вид никак не может избавиться.

Гэвин с некоторым усилием проглотил комок растущей злости и разочарования. Поймал Ричарда за белоснежный рукав пиджака. И прохрипел, отчаянно ища в его искусственном лице хоть намёк на эмоцию:

— То, что ты никогда не поймёшь, каково это, не делает тебя выше нас, Ричи. Это лишь делает тебя… ущербным.

Ещё до того, как чужой диод полыхнул алым, он понял, что на этот раз зашёл слишком далеко; на его запястье сомкнулись чужие пальцы, а в следующую секунду его бесцеремонно вмяли в кирпичную кладку ближайшей стены — с такой силой, что Гэвин больно приложился затылком и зашипел. RK900 это не остановило; его ладонь, на которой вдруг засбоил скин, опустилась Гэвину на горло, сжала — надёжно, крепко, так, чтобы перекрыть доступ кислорода и оставить место всего для одного испуганного рваного вдоха.

Он попытался высвободиться, попытался оттолкнуть Ричарда, но это было не проще, чем сдвинуть эту самую стену: тот лишь насмешливо дёрнул уголком рта, явно позабавленный тщетностью его попыток.

— Как интересно, — мягко произнёс он практически Гэвину в губы, — выслушивать что-то о своей ущербности от мешка с костями, которому я мог бы свернуть горло меньше чем за секунду.

Ситуация, в общем-то, была стрёмная: очевидно взбешённый андроид, полицейский андроид, со всеми его протоколами на убийства, вжимал Гэвина в стену, удерживая за горло, как беспомощного котёнка, и голос у него механически шипел, а скин едва заметно рябил. Воздух у Гэвина уже заканчивался, он начал задыхаться, перед глазами всё поплыло, видны были лишь ало-золотые отблески диода и эта блядская ухмылка…

Но член Гэвина почему-то посчитал данный расклад довольно горячим. И Ричард, по трагическому стечению обстоятельств задевший его бедро своим, Ричард, считывавший малейшее повышение пульса, Ричард, способный разложить по полочкам каждую человеческую эмоцию исходя из биохимических реакций…

Не мог этого не заметить.

Тонкие ненастоящие губы тронула едкая улыбка.

— Ах вот оно что, — еле слышно прошелестел RK900. — Мне следовало сразу понять, в чём дело.

Механические пальцы разжались, и Гэвин тяжело оперся об стену, кашляя и растирая саднящее горло.

— В следующий раз, когда захотите рассказать мне о том, как мне не хватает человеческих чувств и эмоций, подумайте, почему вы не в состоянии совладать со своими собственными, — почти что доброжелательным тоном проурчал Ричард. — Всего доброго, детектив Рид.

Он скрылся из виду раньше, чем Гэвин сумел прийти в себя и отлепиться от стены.

И откуда, блядь, оно взялось — паскудное ощущение, что его только что смешали с дерьмом?