Часть 16 (2/2)

— Только сейчас я это стал понимать в полной мере. Видя, как открывается Ванцзи рядом с вашим братом... Он, в принципе, более замкнутый по характеру, чем Сичэнь, да и родителей помнит намного хуже. Поэтому, видимо, и мое строгое воспитание на нем сказалось значительно сильнее. Признаться, я даже сам порой пугался, насколько он серьезен и молчалив для ребенка, у него никогда не было друзей, кроме брата. Он никогда не имел никаких привязанностей. Сейчас я понимаю, что просто не смог дать ему понятие любви, а то, что ему давали родители, он не помнил, по крайней мере, сознательно. Поэтому, видимо, он так тянется к Вэй Усяню, который во внимании и любви его буквально купает, не глядя ни на его молчаливость, ни на порой резкость в суждениях.

Чэн уже перестал удивляться и просто завороженно слушал.

— Другое дело Сичэнь. Он помнил родителей и их любовь значительно лучше и, как я сейчас понимаю, сознательно искал ее в других. Вначале все его внимание было сосредоточено на брате, но Сичэню нужна была любовь в ответ. У него всегда было много друзей, он всегда со всеми был добрым и приветливым. И я сейчас понимаю, что он искал кого-то, кто ответит ему взаимностью и когда нашел, то это оказалось очень сильной привязанностью, от которой оказалось сложно отказаться. Не вина того мальчика Яо, что их с Сичэнем взгляды на отношения не совпали, хотя я долгое время его в этом винил. Все-таки для Сичэня потерять первую серьезную привязанность оказалось настолько сильным потрясением, что он впал в депрессию, но что я вам рассказываю, вы об этом и так прекрасно знаете.

— Я не совсем понимаю, к чему вы ведете господин Лань, — Чэн тяжело сглотнул - его хотят отшить? Точно хотят!

— Я хочу, чтобы вы понимали истоки отношения Сичэня к Яо.

Чэн горько усмехнулся:

— Вы хотите сказать, что он Яо никогда не забудет? А я в этом уравнении лишний?

— Вам, молодой человек, не хватает уверенности в себе, — произнес Цижэнь менторским тоном, — я разве что-то говорил сейчас про отношение Сичэня к вам?

— Конечно, вы сказали, что он никогда не забудет свою первую любовь, есть какая-то разница?

— Я ничего не говорил про любовь, я говорил про привязанность.

— Это разве не одно и тоже?

— Вовсе нет. Но это не значит, что одно важнее или не важнее другого.

— Сичэнь с детства был лишен именно родительской любви, но знал, что это такое и настойчиво искал ее в других людях и почему-то именно в Яо он ее нашел. Он, конечно, перепутал это чувство с любовью, это нормально, нам не всегда свойственно уметь разбираться в самих себе. Но это была именно привязанность, этакий механизм импринтинга, привязаться к первому, кто отнесся с пониманием, с теми чувствами, что он всю жизнь искал после смерти родителей. Не скрою, господин Мэн мастерски умеет манипулировать людьми и часто даже делает это несознательно, видимо, это тоже некий защитный механизм психики, развившийся в результате не самого легкого детства. И именно в момент встречи они как бы нашли друг друга, смогли дать друг другу именно то, что каждый из них искал. Но если Мэн Яо смог потом идти дальше, Сичэнь с разочарованием расставания не справился. И этот вот образ близкого человека в его сознании прочно закрепился за Яо.

— Я все равно не понимаю, к чему вы ведете и причем тут Я! — Чэн начал выходить из себя: столь долгого разговора про ненавистного ему человека он выдержать не мог.

— Я хочу сказать, что стремление Сичэня защищать Яо не значит, что он его любит, это, скорее, родственные чувства, он его воспринимает как брата.

— Вы смеетесь? — Чэн совершенно невежливо прервал старшего, не в силах больше выдержать этого разговора. С трудом развернув коляску, он попытался с помощью одной руки уехать из этого места.

— Я совершенно серьезен, вспомните, мой племянник хоть раз говорил о господине Мэн как-то теплее, чем просто о знакомом, о котором он сильно беспокоится?

Чэн замер и неуклюже развернул кресло обратно, посмотрев на немолодого мужчину перед собой.

— Что вы от меня хотите? Чтобы я простил этого гаденыша?

— Нет, я сейчас прошу не за господина Мэн, собственно, до него мне нет никакого дела. Я прошу за своего племянника, он на глазах замыкается и я боюсь, что он опять впадет в то состояние, в котором вы его впервые встретили.

— И что вы от меня хотите? — горько произнес Чэн. — Чтобы я опять его вылечил? Так я уже говорил, что не хочу быть просто ходячей аптечкой!

— Я хочу, чтобы вы не отказывались от чувств из-за того, что недопонимаете ситуацию. Вы любите Сичэня, он, очевидно, вас тоже любит. Но и к Яо он испытывает чувства, — Цижэнь поднял руку, останавливая вырывающиеся их Чэна возражения. — Это не значит,что это чувство любви! Но и совсем незнакомцем он для него никогда не будет! Если вы поймете это и примите, думаю, вам станет намного проще, всем станет проще, — печально произнес старший Лань.

Чэн уставился в одну точку, обдумывая, что ответить:

— Мне… Мне нужно подумать.