Глава 6. Поле георгинов (1/2)
I'm the hero of the story
Don't need to be saved
It's alright, it's alright...
No one's got it all
No one's got it all...
Regina Spektor — Hero</p><span class="footnote" id="fn_32305556_0"></span>
Сергей приоткрыл один глаз, желая рассмотреть, как остальные члены тренинга справляются с поставленной куратором задачей. Он, честно, пытался расслабиться и сконцентрироваться на своих чувствах, но это только сильнее злило, да и поза лотоса у него выходила так себе. Зато другие сидели с идеально ровной спиной и будто уже не принадлежали этому миру сознанием.
Оказывается, существовало множество различных способов «избавиться» от ханахаки, просто их не афишировали, кому нужно, тот найдёт сам. Люди стараются скрывать болезнь всеми возможными способами: кто-то не хочет ранить близких, для кого-то это клеймо «размазни», а кто-то опасается реакции окружающих, ведь даже в двадцать первом веке есть уверенные в том, что можно заразиться, постояв рядом. В наличии рака проще признаться, чем в этом.
Серёжа перерыл весь Интернет и ужаснулся масштабу проблемы. Как обычные люди не замечают этого? Как он сам не обратил внимания? Простая психология. Болезнь где-то далеко, у кого-то другого, значит ко мне отношения не имеет.
Подобные тренинги были для бедолаг не только надеждой на выздоровление, но и отдушиной. Тут можно поделиться своей историей, и никто не осудит. Сам Серёжа ничего не рассказывал, только ходил призраком и кашлял, но и за это никто не осуждал. Боль каждый переносит по-своему.
Хорошо. Ещё попытка. Серёжа подтянул ногу и закрыл глаза. Что там говорила эта безумно правильная женщина в белом? Предоставить свободу мыслям? Ладно.
Поле георгинов. Розовое, освещëнное яркими лучами солнца, и пахнет приятно, но такое хрупкое. Кажется, тронешь цветок — и он тут же потеряет всю свою красоту, погибнет, завянет. А говорят, что эти цветы обозначают стойкость и силу духа. Похоже, сломать можно что угодно, просто нужно приложить достаточную силу.
Игорь. Весь такой величественный, сильный, возвышается над полем, над самим Серёжей, словно какое-то недосягаемое божество. А он лежит среди цветов, глаз оторвать не может. Казалось бы, любуйся сколько хочешь, но нет, Серёжа протягивает руку, и Игорь уходит. А вместе с ним уходит и жизнь из цветов, они закрываются и чернеют. Почему? Почему он уходит каждый раз? Почему каждый раз так больно, если это всего лишь долбанная шутка воображения?!
Серёжа раскрывает глаза, мгновенно вспыхивает и вскакивает. Терпеть весь этот фальш больше нет сил.
— Сергей, что-то случилось? — Та самая девушка в белом садится удобнее и глядит с надеждой.
— Я не могу! — Он скинул белую накидку, которую здесь выдавали каждому, и бросил на пол. Некоторые из присутствующих открыли глаза и уставились на него. — Вы обещали помочь! Обещали, что я смогу разлюбить и забыть, а вместо этого заставляете концентрироваться на своих мыслях, которые полностью пропитаны им!
— Сергей, пожалуйста, сядьте, сделайте глубокий вдох, — весь её голос был сосредоточием спокойствия. — Таков наш метод, мы ведь с вами уже обсуждали. Вы должны быть честным с самим собой, вам нужно найти внутреннее равновесие, чтобы появились силы отпустить любовь.
— Какую чушь вы несёте! Усадили тут всех в позу лотоса, чай наливаете, улыбаетесь всем! На секту больше похоже, ей-богу!
Вот теперь на него смотрели абсолютно все: кто с сожалением, кто с вызовом.
— Ты Марину Павловну не трожь! Она нам помогает пережить боль, и она очень добрая!
— Пережить боль? Да вы все скоро сдохните от удушья, если ничего не сделать, а от её тренингов толку точно нет! — продолжал вопить Разумовский, размахивая руками. Его последние слова особенно остро подействовали на окружающих. Кто-то глядел на него с вызовом, готовясь защитить честь наставницы, а кто-то перевëл взгляд на саму Марину Павловну, осознавая правдивость слов Разумовского.
— Сергей, пожалуйста, прекратите кричать! — настаивала Марина Павловна.
— Вы хотите, чтобы я был честным с собой? Да, я люблю! Я пиздец как люблю его! И ничего не могу с этим поделать! Я никогда в жизни не любил, я даже думал, что не способен на такое! Смотрел эти сопливые ромкомы, где всегда счастливый финал, и думал, что это чушь! А теперь я чувствую, я всё понимаю! Я будто заново родился! Нет ничего лучше, чем смотреть ему в глаза, жать его руку, слышать его голос! Я не могу больше...
Монолог прервал сильный кашель, Серёжа упал на колени, кровь пачкала пол и руки, из глаз потекли слëзы. Марина Павловна подбежала с платком, ещё несколько человек принялись убирать лепестки. Она девушка подошла сзади и тихо погладила Серёжу по спине.
— Я не могу... Почему так происходит?.. Почему? Я хочу, чтобы он принадлежал только мне, чтобы улыбался только мне, чтобы касался только моих рук, чт... — пытался он выдавить через всхлипы и капающую с губ кровь. Девушка, которая гладила со спины, положила голову на его плечо и обняла полностью. Её примеру последовала и Марина Павловна, но объятия уже были спереди.
— Пойдёмте в кабинет, я налью чаю.
Через несколько минут Разумовский уже сидел на стуле в кабинете наставницы и пил ромашковый чай со злаковыми печеньем. Он сам был удивлён тому, как быстро смог успокоиться. Неужели это всё чай?
— Часто у вас эти вспышки? — с пониманием спросила девушка.
— Последнее время всё чаще...
— Вы что-нибудь делали? Помимо того, что посещали тренинги.
— Не-ет...
Неуверенный ответ не устроил наставницу, и теперь она смотрела на Разумовского строго. Тогда он достал из кармана почти пустую баночку с таблетками и, отводя взгляд, протянул ей через стол.
— М-да. Это очень сильные вещества, вы же знаете?
— Мне гарантировали, что это поможет...
— Они снижают уровень дофамина и серотонина в организме, из-за этого у вас вспышки агрессии, перепады настроения и, наверняка, плохой сон. Ешьте много сладкого? Часто на близких срываетесь?
У Разумовского промелькнуло в голове, как с утра он кинулся на секретаршу только за то, что та предложила чашку кофе, и как перед этим он слопал целую горсть таблеток, не желая терпеть боль.
— Бывает...
— Прекратите их пить. Разве они сняли боль? Только расшатали вашу психику.
— Но что мне делать? — после некоторого молчания неуверенно произнёс Разумовский.
— Постараться найти ответ внутри себя, всë не...
— Это не работает, — он резко перебил, — боль только сильнее.
— Не работает, потому что вы искалечили себе организм химией. Вы, наверное, не до конца понимаете, что представляет из себя ханахаки. Ей ведь болеют не все. — На этих словах зрачки собеседника расширились, и он принялся слушать внимательнее. — Люди — существа сложные... Чувства у всех разные. Не все способны полюбить так чисто искренне, как те, кто пришёл сюда. Эта болезнь поражает только самые светлые и ранимые души, которые любят безвозмездно.
— Это я уже слышал. Но это значит, кто-то вообще не умеет любить? Ничего не чувствует?
— Да, такие тоже есть.
— Везёт им.
— Но из-за своей чëрствости они лишены счастья, которое другие испытывают с любимыми людьми. Также мы чувствуем музыку, поэзию, искусство, создаëм шедевры... Они не способны на такое. Вы ведь часто слышите, что человек не понимает, что такого в этой мазне, когда вы видите в этой же картине величайшее творение?