Глава 2. и глубоко под катящимися волнами в лабиринтах коралловых пещер (1/2)

Проходит несколько дней; Порко не уверен, сколько именно, но однажды утром замечает, что детей осталось всего около тридцати.

Командир теперь меньше лает. Иногда он добрее, чем обычно, и не кричит, когда ругает за медлительность, слезы или желание вернуться домой, а Бертольд клянется, что видел, как командир дает оставшийся кусок свежего хлеба плачущему мальчику, которого отругал в то утро. Марсель ему не верит, Энни хмыкает, и никто не понимает, кажется ей это забавным или глупым, а Порко все равно.

Он по-другому чувствует себя, когда просыпается. Он выскальзывает из постели, собирается, немного завтракает, весь день бегает, идет домой, моется, ужинает и идет спать, и этот распорядок никогда не меняется. Форма становится свободнее, а повязка все время сползает ниже локтя. Мама дает ему более тугую, и когда он примеряет и видит, что она сидит лучше, у него почему-то — он и сам не понимает причины — краснеет голова, уши и щеки.

Теперь он понимает, почему Марсель не хочет с ним разговаривать в академии, и почему больше не смеется над глупыми шутками Порко: он старше, он знает лучше, он все время смотрит на взрослых и пытается говорить, как они. Это именно то, что в последнее время делает и Порко — может быть, это означает, что они взрослеют, даже если кажется, что это происходит слишком рано.

Иногда он сидит с Райнером во время обеда. Они не говорят много, просто едят в тишине, но они хорошие знакомые и, когда Порко слишком зол на Марселя за то, что тот проводит время не с ним, он всегда находит свободное место напротив Райнера. Он однажды видит повязку Райнера висящей чуть выше локтя и указывает на это с притворным безразличием.

— О, я знаю. Мама говорит, это потому, что я худею, — отвечает он, вытирая рот обратной стороной своей короткой маленькой ладошки.

Порко сводит брови:

— Но если ты худеешь, то уменьшается живот, а не руки, так ведь?

— Нет-нет, руки тоже могут быть толстыми. Не только живот.

Откашлявшись, Порко отводит глаза и спрашивает:

— Откуда ты знаешь, если это произошло только с тобой?

Райнер рискует посмотреть на повязку Порко:

— Ты поменял свою, потому что у тебя похудели руки… Так?

Понятно, Райнер не это имел в виду, но Порко все равно раздражается, потому что ему снова дали на обед черствый хлеб и потому что у него отросли волосы и это сводит его с ума, потому что у него нет времени попросить маму подстричь их, и они уже касаются его шеи, когда он вспотел после бега — и поэтому он постоянно кашляет ночью, кашлем будит Марселя, и он больше так не может.

— Какая тебе разница, смотри за собой, — рычит он, вставая и отходя от Райнера, который бормочет что-то, чего Порко не хочет слышать.

Он и на Марселя злится: они теперь постоянно ссорятся, спорят из–за того, кто раньше пойдет в ванную или кто съел чужую грушу, не спросив. Мама и папа всегда встают на сторону Марселя: он старше, он знает лучше, и Порко злится и на них тоже. Он на всех зол; может быть, командир тоже на всех зол, поэтому и лает как собака? Вполне возможно

На следующий день Порко приносит для Райнера яблоко на обед

Мама подстригла ему волосы прошлой ночью, и теперь он раздражен чуть меньше. Он не любит извиняться слишком часто, так что просто приносит Райнеру яблоко, но тот на него лишь смотрит, поджав губы и, так ничего и не сказав, толкает его обратно Порко.

— Не хочешь? — спрашивает Порко, чувствуя себя странно — будто руки стали слишком длинными и ими трудно двигать. Райнер все еще пялится на него, и выглядит он смехотворно: круглый, светловолосый, с пухлыми розовыми щеками.

— Ты на меня злишься. Это я должен дать тебе яблоко, — объясняет, заставляя себя говорить тише, чем обычно, и Порко скрывает свое веселье. Райнер так всю жизнь будет говорить, он знает, и всегда будет низким и круглым, с писклявым голосом, а Порко будет смеяться над ним — вернее, с ним.

— Возьми. Тогда сможешь дать его обратно мне, — практично объясняет он, запихивая яблоко обратно Райнеру между рук.

— Хорошо. Прости меня, Порко, и возьми это яблоко, — произносит он, берет яблоко и кладет обратно на стол, а Порко смеется. — Готово. Счастлив?

И Порко неожиданно для себя понимает: счастлив. Он ничего не разрушил.

Они очень много будут смеяться вместе, когда вырастут. Он знает.

— Ты завел друга!

Марсель раздражает, и Порко ненавидит эту свою мысль. Он фыркает, сбрасывает покрывало, чтобы лечь в постель, и отказывается смотреть на брата, особенно когда тот начинает над ним смеяться.

— Спустя три месяца ты завел друга!

— Извини, что я не так популярен, как ты, — бормочет он, и смех Марселя быстро стихает. Порко чувствует как Марсель смотрит на него, натягивая одеяло так, чтобы оно закрывало его до самого носа.

— Порко, ты в порядке? — спрашивает он, понизив голос, и Порко отворачивается, чтобы спрятать хмурый взгляд — в том числе потому, что его глаза начинают наполняться слезами. — Я не хотел, чтобы ты плакал… Я просто рад, что ты начал говорить с кем-то ещё…

— Я не плачу, — перебил Порко, стиснув зубы, — и мне все равно, что у тебя больше друзей, чем у меня, — добавляет он, чуть присвистывая — у него недавно выпал зуб. Марсель не смеется над ним за это, не сейчас, и Порко рад этому, потому что он не хочет плакать перед сном, чтобы не проснуться утром с красными, опухшими глазами и лицом.

— Ты не плачешь, — повторяет Марсель, — но ты смотришь в стену, а не на меня. Ты так делаешь, когда злишься.

— Да, — отвечает Порко, зажмуриваясь, но слезы все равно капают на подушку. Он вытирает нос обратной стороной ладони, а ладонь - об одеяло. — Я спать хочу.

Голос Марселя, когда он желает спокойной ночи, тише, а Порко хмурится на него, и губы у него дрожат.

Винтовка в руках Порко тяжелая, поэтому он кладет ее на стол. Он никак не сможет держать ее, как командир Магат.

Он объясняет, как правильно держать ее, как перезаряжать, как замедлять сердцебиение при прицеливании — все те вещи, которые Порко не интересны. Они все равно никогда не будут использовать винтовки, не когда они станут титанами, так зачем? Он закатывает глаза на сегодняшние бесчисленные объяснения командира: лучше бы по двору побегал.

Командир говорит о винтовках почти все утро, а на остаток утра не запланированы пробежки, так что в обеденное время все спокойнее, меньше спешки с приемом пищи и больше времени на отдых. Задница Порко постоянно болит, когда он сидит, и словно стала тяжелее. Может быть, он слишком много ест?

— Можешь сесть сегодня с нами, если хочешь, — говорит Марсель, поворачиваясь к Порко, когда они стоят в очереди. — Ты и твой друг, я имею в виду.

Порко морщится, словно съел что-то горькое.

— Я не знаю, захочет ли он. Надо спросить.

Втайне Порко надеется, что Райнер не захочет сидеть с ними; он не может этого объяснить даже себе, но он боится того, что может произойти. Энни будет глазеть на него, потому что Райнер смешной, Бертольд будет молчать, заставляя чувствовать себя ненужным, а Марсель, конечно, начнет как-нибудь смущать Порко. Нет, нельзя позволить этому случиться.

Конечно, Райнер говорит «да». Он резко встает, почти опрокидывая миску — он был так поглощен объяснениями командира, что даже задал вопрос, и его наградили: он был одним из первых детей, покинувших класс, так что ему досталась лучшая еда, полная миска дымящегося овощного супа, и Порко ловит себя на том, что не раз смотрит на нее, пока желудок ноет после того скудного завтрака, который он ел этим утром.

Они идут к столу Марселя, где Бертольд занял для них два свободных места. Райнер приветствует всех, садясь рядом с ним, и его лицо сразу же краснеет, когда его приветствуют в ответ. Порко сидит рядом с Марселем, так что он дальше всех от Райнера, и ему не по себе: он уже отвык сидеть с ними и подозревает, что Марсель сделал это нарочно, что он хочет отделить Порко от Райнера, чтобы как-то проверить его.

Марсель задает вопросы: где Райнер живет, почему поступил на военную службу, почему хочет стать воином, в чем он хорош… Райнер отвечает приглушенным голосом, рассказывая о маме и том, как он хотел быть выбран в программу чтобы сделать ее счастливой, чтобы они жили лучше; он ни в чем особенно не хорош, но хочет учиться. Его суп остывает за то время, что он отвечает на вопросы Марселя; Порко знает это, потому что от миски больше не идет пар, и Райнеру не удается скрыть гримасу, когда он все же ест.

Может быть, Марсель сделал это нарочно, потому что завидует новому другу Порко. Он бы не удивился: в конце концов, Марсель всегда должен быть лучшим во всем.

Дома они вступают в очередной спор: как всегда, мама и папа оба встают на сторону Марселя, потому что он старше, и неудивительно, что в ванную первым идет он.

— Я снова заболею, если буду ждать тебя, мокрый от пота! — жалуется Порко: он слишком хорошо помнит, как на прошлой неделе приступы кашля не давали ему спокойно спать. Со сменой времен года и температурой, понижающейся изо дня в день он рано или поздно заболеет: мама вздыхает, но все же провожает Марселя в ванную, а Порко, скрестив руки, садится на пол со всем намерением выразить недовольство.

Папа тоже вздыхает, подражая маме — в последнее время это было все, на что он оказывался способен, просто повторять то, что она говорит и делает, как будто только так он способен удержаться от того, чтобы кричать на них или бить их. Порко никогда так много не разговаривал с папой, как после вступления в программу, но он постоянно спрашивает, как все прошло, устал ли Порко, насколько высоко его оценивают… Вещи, о которых он обычно спрашивал только Марселя. И, когда он не спрашивает об этом, он вымещает разочарование на Порко.

Порко смотрит в потолок, глаза у него влажные. Он устал расстраиваться из-за вещей, которых даже не понимает полностью.

— Он быстро, Порко. Ты не заболеешь от того, что подождешь несколько минут. Давай, садись на стул, — говорит папа, как и ожидалось, и голос у него отрывистый и раздраженный. Порко цокает, отказываясь смотреть на него, а то слезы покатятся, а он не в настроении кому-то что-то объяснять.

Он ждет на полу, пока папа не хватает его за руку и не тянет с такой силой, что он спотыкаясь, падает назад, а потом сидит на стуле, стиснув зубы, пока Марсель и мама не выходят из ванной, и, не удостоив их даже взгляда, заходит внутрь и захлопывает дверь.

— Какая у тебя мама?

Райнер поднимает взгляд от тарелки, широко распахнув глаза:

— Что?

Порко фыркает, а Бертольд терпеливо повторяет вопрос:

— Я спросил, какая у тебя мама. Ты делаешь это для нее, потому что она тебя очень любит. Она кажется хорошей матерью

Они сидят на обеде вместе, как и каждый день: это стало привычкой, тихо и без обсуждений. Марсель и Энни во всем первые, потом Порко и Бертольд; Райнер завершает группу, сидя дальше всех, рядом с Бертольдом. Порко немного грустит из-за этого, потому что не может теперь говорить с Райнером так много, как обычно, а Райнер — лучший из его новых друзей, так что Порко надеется, что Райнер грустит из-за этого тоже.

— Да, — бормочет Райнер, — и я тоже ее люблю. Она дала мне все, и я должен сделать то же для нее.

Удивительно, но Энни заговоривает, и ее тихий голос отражает голос Райнера:

— Если она тебе скажет прыгнуть в море, ты прыгнешь?

Неожиданно для себя, Порко снова фыркает, хотя все за столом молчат: тонкие брови Райнера сдвинуты, словно он не понимает вопроса.

— Она не скажет такого.

Энни не упускает ни секунды:

— Но она же сказала тебе вступить в программу

Бертольд и Марсель обмениваются взглядами а Порко смотрит на Райнера, лицо которого начинает невероятно краснеть.

— Она… Она не просила. Я сам захотел.

— Почему?