Сдавайся (2/2)

А ему ведь объяснили, куда, как и зачем. Но не понятно. Не осознается. Не понимается.

— Это не он, — не верится.

Как же это так…

Вот так. И ты в этом виноват, Ким Намджун.

— Пропустите меня! — голос. Резкий. Знакомый. — Господин Ким, госпо… Да пустите, меня ждут, сказал же, боже!

Мин Юнги.

— Господин Ким, — повтором зовет, неловко качается в сторону накрытого тела, отшатывается, прикрыв рот рукой. — А… Чи…кхм.

— Юнги, — Намджун щурится, как сквозь пелену, но носилки не отпускает, вцепившись мертвой хваткой. — Откуда ты?..

— Мне Чонгук позвонил, — торопливо объясняет и не менее торопливо оценивает ситуацию.

А Намджун уже все. Не выдерживает дальше. Видит знакомое лицо в этом кошмаре и чувствует, что тонет. Что легкие снова подводят, не работают, и гравитация нависает, давит, раздавливает. Не справляется.

Не вывозит.

Ничего не вывозит, тело не справляется, сдается, плавится и стекает липкой мутной лужицей на асфальт у подножия чиминова ложа, а Юнги выглядит так, словно хочет что-то сказать и не решается.

— Оставьте его, вот так, — Юнги уговаривает Намджуна тихо, как ребенка, разжимая его побелевшие пальцы, чтобы врачи могли делать свою работу. — Отпустите. Его должны осмотреть.

— Нельзя, — упрямо и из последних сил.

— Можно, — произносит Юнги еще мягче, еще бережнее. — Нужно.

— Это не он, — снова утверждает Намджун, как заезженная пластинка, просто потому, что Юнги он этого еще не говорил. — Не он. Он не мог.

Юнги не знает, что делать и как себя вести. Не знает, как быть, потому что у самого в груди бьется тяжело и мучительно, и даже думать страшно, какого сейчас Намджуну.

— Мне больно, — почти шепотом, когда Мин все же отрывает его от носилок. — Отпусти меня.

— Знаю, знаю, знаю… Ничего, пройдет, ничего, — он говорит убедительно, но дрожащее тело в его руках сгибается и вопит, снова воет, как если бы его боль была физической и самой страшной из всех существующих. Как будто он сам летел с двенадцатого этажа, зная, что в итоге не останется даже лица.

Ни губ, ни глаз, ни зубов, ни щечек этих… Ничего.

Никого.

— Я должен поехать с ним, — не просьба даже. Так умоляют. — Я должен быть с ним. Ему может быть там страшно одному, там много незнакомых людей.

— Конечно, — поджимает губы Юнги. — Ты должен поехать…

Держись.

Дыши, Намджун. Не можешь?

Учись.

***

Когда скорая вместе с навязавшимся Намджуном уезжает, Юнги остается один посреди места происшествия, где полицейские начинают косо на него поглядывать. Отступает и решает поехать следом за скорой, чтобы поддержать Намджуна, и, уже садясь в машину, понимает, что что-то поменялось. Он не заблокировал замок, выходя, и теперь на полупустой парковке в темном салоне автомобиля его дыхание не единственное. Повинуясь инстинктам дергается, вытаскивает оружие, когда плеча касается чужая рука, протянутая с заднего сидения, и едва не успевает выстрелить.

Едва.

А потом вскрикивает и еще раз едва не нажимает на курок.

Потому что перед ним Пак Ебаный Засранец Чимин, живой и невредимый.

— Ты!.. — у Юнги от секундного испуга, переросшего в злобу, голос шипит и вибрирует. — Ты, маленький… Ты хоть!..

— Тш, — прижимает палец к губам Чимин. — Не шуми. Мне нужна твоя помощь. Новые документы и…

— Сукин ты сын! — Юнги убирает пистолет и порывается достать телефон.

— Не звони ему, — просит Чимин тихонько, хватая Мина за руки. — И не пиши. Прошу тебя, Юнги. Я все объясню.

— Уж постарайся, — альфа скрещивает руки на груди. — У тебя минута.

— Это ради Намджуна, — торопливо выпаливает, привставая с сидения, явно нервничая и сжимая потными пальчиками подлокотники переднего. — Ради его блага.

— Ты смотрел?.. — перебивает Юнги злобно. — Ты видел, скажи мне, что он творил?! — оценивает пристыженный взгляд, удовлетворенно хмыкает. — Ну, конечно. Конечно смотрел, боже, о чем я спрашиваю!

— Это ради него, — повторяет омега, поджимая губы. — Я люблю его, Юнги. Как брат любит брата, как омега любит альфу и как человек любит человека. Это безумие, дикость и кошмар… но ты поймешь меня, — глубокий вдох, медленный выдох. — Я должен был освободить его от себя. И от мысли о вине и обязанностях, обо всем, что касается меня и было для него бременем. Я сделал это, чтобы спасти нас обоих.

— Он будет винить себя! Он не смо…

— Сможет, — твердо, с подтверждающим кивком. — Все он сможет. От любви не умирают, тем более от такой. От боли тоже. Он ее прожует, проглотит, и все будет по прежнему, — еще раз кивает, убеждая самого себя. — Все будет хорошо.

— Ты дурак, — задумчиво произносит Юнги. — Но все еще можно исправить.

— Нет, — Чимин грустно улыбается и закуривает, не заботясь тем, можно ли это делать в чужой машине. — Я много думал. Прокручивал в голове сотни вариантов, множество сценариев… Может, я переборщил. Наверное, погорячился, — ухмыляется, щурясь, и только тогда Юнги замечает его расширенные зрачки. — Но вот незадача — ни в одном из таких вариантов мы не были бы спокойны вместе. Друг с друга кожу бы сняли отторжением, потому что запретный плод сладок, а плоть имеет свойство остывать. Наши сердца — ни что иное, как плоть. Кусок мяса и больше ничего. Он, — снова вдох. — Постарался, создал для меня футляр и поместил в него, чтобы я научился жить счастливо. Но это так не работает, — качает головой, поджимает губы. — Он не оборвал нить, а просто ее удлинил. Ни в одном из сценариев не сработало. Кроме того, в котором не выдержал я.

— Ты… что-то принял? — спрашивает осторожно.

— Да, — честно. — Экстази.

— Где ты его…

— Шутишь? — ухмылка Пака становится резкой, он показательно разводит руками. — Намджун оставил мне хуеву тучу денег, и еще как ты думаешь, я на трезвую человека из окна выбрасывал?!

Не врет, но лукавит. Подбирал предельно похожего на себя омегу он трезвым, но вот сбрасывал… тут да, тут без допинга не получилось. Нервишки уже не те.

Чимин дышит тяжело, Юнги ошарашенно молчит.

— Он захлебнется, но выплывет, — Чимин глубоко затягивается сигаретным дымом, держит его в легких несколько секунд и медленно выдыхает. — А я устал, Юнги. Устал смотреть на то, как один только факт моего существования делает его несчастным.

— Безумец.

— Хорошо, — соглашается омега. — Но с тебя документы.

— Что, если сейчас я повезу тебя к Намджуну? — произносит Юнги и плотно сжимает губы.

— Ничего, — пожимает плечами Чимин. — Во всяком случае, я сделал все, чтобы его спасти.

«Ты так не сможешь»

Я сделал все, что смог, чтобы ты обрел свободу.</p>

От меня. </p>

Прости.</p>