Снова вдох (1/2)
— Ты всех сильно напугал, — тревожный голос Хосока нервирует. Тэхён не верит в его беспокойство, и пусть он нестабилен, пусть его швыряет туда-сюда на эмоциональных качелях, он просто… Просто не верит.
Ему можно. Можно не верить, можно во всем сомневаться, можно быть нелогичным, нервным, напуганным и подозрительным. Можно быть психом. Официальный диагноз, все серьезно, по-взрослому. Расколотый на три части, застывший, как мошка в смоле, он поджимает губы, чуть опустив их уголки.
— Скажи, я опять сам себе устроил цирк, да? — не столько спрашивает, сколько просто произносит, чтобы эти слова, наконец, прозвучали и перестали душить. — Снова придумал себе что-то и хотел придать этому чему-то серьезности… Как будто сработало бы. Мне стоило быть скромнее и благодарнее.
Воздух в комнате холодный и разряженный. Слова скачут по комнате, прячутся по углам, но поймать их не получается. Ничего нельзя с ними сделать, они просто звучат. Просто звучат, текут по губам Тэхёна, по его подбородку и шее, пачкают больничную рубашку, как пена у рта больного или сумасшедшего.
Или обоих сразу.
— Тэ… — Хосок сидит на стульчике у кровати омеги и смотрит в пол.
— Ты мне очень понравился, Хоби, — продолжает Тэхён. Получает в ответ скептический смешок. — Нет, правда. Ты не прошел мимо, когда мне было плохо, и я сбежал тогда, потому что в моем теле нас несколько, и я не знаю, как это воспринимать и что с этим делать… Ты был ко мне добр, хотя даже не знал, кто я и откуда, я мог оказаться плохим человеком, да и вообще кем угодно. Не знаю, беспечность это была, или что-то еще… Мне нравится думать, что это твоя доброта.
— Я… — Хосок выглядит потерянным. Лицо у него бледное и грустное, в прищуренных глазах омеги похожее на слепленную из глины маску. Он выглядит так, словно сейчас сорвется. Словно хочет протянуть руку, словно почему-то себя сдерживает… Тэхён мысленно злится на себя, потому что снова позволяет себе самообман. Ничего Хосок не хочет и никак не сдерживается. Наверное, ему просто хочется как можно скорее уйти.
— Нет, — омега качает головой. — Дай мне договорить. Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Понимаешь, я склонен привязываться к людям, — прикрывает глаза, из-за чего его ресницы трогательно подрагивают, делая его похожим на плачущего. — Склонен душить их своей привязанностью, избыточностью своих чувств и желаний. Ты и правда ничего мне не должен, — быстрый вдох и медленный выдох, как слова, которые прижгли язык и оторвутся от него только вместе с кусочками плоти. — Будет лучше, если сейчас ты уйдешь.
— Я рад тому, что был с тобой знаком, — тихо произносит Хосок и тяжело, так, словно ему нужно прилагать для этого усилия, поднимается со стульчика. — Мне жаль.
Тэхён молчит, отворачивая голову и утыкаясь носом в подушку. Когда альфа выходит, он прикусывает клыком краешек подушки и задыхается в рыданиях.
***
Осторожно прикрыв за собой дверь, Хосок оборачивается и видит прислонившегося к стене Цунэ.
— Сделал, как я просил? — спрашивает омега, подаваясь вперед и впиваясь в лицо Чона напряженным взглядом.
— Нет, — сухо сглотнув, Хосок отворачивается. — Он не дал мне и слова сказать. Прошу прощения, господин.
— Не важно, — морщится Цунэ. — Главное прояснили?
— Да, господин.
— Хороший мальчик, — удовлетворенная ухмылка. — С тобой приятно иметь дело, Чон Хосок, — похлопав альфу по плечу, Цунэ достает из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт. — Твоя доля. Будь зайкой, скройся как можно скорее.
— Деньги оставьте для сына, — отмахивается Хосок, но взгляда от конверта не отводит. — Я ничего не сделал.
— Разве? — Цунэ проницательно прищуривается. — У тебя чувство, будто ты ничего не сделал?
У Хосока чувство, будто там, в палате, он оставил кровавые лохмотья вместо живого человека. Словно так много всего должен был сказать и сделать, но на деле просто ушел.
Просто ушел.
Отвернулся, когда нельзя было. Попрощался, когда не хотелось.
Боже, какой абсурд!.. Конечно, Цунэ прав, он желает для Тэхёна всего самого лучшего, и даже наемник Юнги подошел бы на роль его альфы лучше какого-то нищего трубадура. Принц ТэТэ — не мальчик из подворотни, где Хосок его впервые встретил.
Принц ТэТэ будут хотеть, даже зная все о его болезни, мужчины первого круга в этом чертовом городе. Хосок с ними рядом не стоял, он не может ни защитить, ни поддержать, ни стать для Тэхёна достойным. Это ведь только поначалу все у них могло бы быть хорошо. А потом… Нет, даже не потом. Хосока уже с самого начала, когда они приехали на территорию Кимов, точило чувство острой неполноценности на фоне мужчин, которые здесь живут и правят. А Хосоку не стать королем, его роль — трубадур за спиной прекрасного принца, шут и клоун с алой улыбкой на грустном лице. Что бы он ни делал, ему не взобраться выше. Как бы он ни цеплялся за Тэхёна, рано или поздно омега все поймет и оттолкнет сам. Или же почувствует себя еще более несчастным, чем сейчас, когда осознает, как много времени потратил на бесполезного дурака из трущоб.
Как много времени ошибался в том, кого выбрал своей парой.
— Я действительно ничего не сделал, — коротко поклонившись, Хосок собирается уйти.
— Возьми, — Цунэ перехватывает альфу за руку, и прижимает конверт с деньгами к его груди. Тот шипит, потому что плечо простреливает болью. — Не хмурься, мальчик. Я хотел бы, чтобы ты был кем-то другим, но ты тот, кто есть. Я не могу допустить тебя возле нашего ТэТэ.
— Конечно, — еще один поклон.
— Не будь упрямым. Они тебе пригодятся.
— Мне всего хватает, господин, но спасибо за предложение.
Несколько секунд Цунэ пристально смотрит на альфу перед собой, затем прячет конверт в пиджак:
— Как скажешь, — жестом показывает на дверь в конце коридора. — Будь осторожен и береги свою семью, Чон Хосок, как я берегу свою.
— У вас плохо получается, — остро ухмыляется Хосок и, спрятав здоровую руку в кармане брюк, широким шагом направляется к выходу.
На пороге больницы встречает Чонгука с сигаретой, зажатой между губ. Он не вынимает ее изо рта, заложив руки за пояс, втягивает дым и почти сразу выдыхает, сжимая фильтр зубами.
— И ты здесь, — кивнув в приветственном жесте, Хосок становится рядом с омегой. — Угостишь?
— На, — Чонгук лениво достает из кармана почти пустую пачку. — Можешь себе забрать.
— Все вы здесь, я погляжу, щедрые, — фыркает Хосок, неловко закуривая одной рукой.
— О чем ты?
— Да так, — втянув в легкие дым, Хосок смотрит в небо. Темное и влажное, обещающее вскоре долгий дождь. — Не важно.
— Как там эта избалованная задница?
— М?
— Тэхён, — раздраженно поясняет Чонгук. — Жив?
— Да.
— И слава богу, — вздохнув, омега тушит окурок. — Везучий он, как чёрт ебаный. Знал, что не помрет, — достает телефон и быстро набирает сообщение. Хосок поджимает губы и краешком глаза подглядывает в чужой экран.
— Чонгук, — сглотнув, удивленно смотрит на омегу. — Ты… поддерживаешь с Юнги связь?
— С Юнги? — задумчиво, словно действительно может задумываться над ответом на такой очевидный вопрос. — А кто такой Юнги?
— Ты серьезно сейчас? — резко спрашивает Хосок. Он в шаге от того, чтобы схватить Чонгука за плечо и хорошенько встряхнуть. — Что все это значит?
— А как ты думаешь? — омега невозмутимо прячет телефон в карман.
— Одного омегу у него забрал Намджун, а второй бежит, стоит щелкнуть пальцами, и я…
— Чон Хосок, — голос Чонгука звучит с нотками рычания. — Все не так, и я советую тебе не соваться в чужие дела.
— С каких пор…
— С тех самых, как тебе, дружище, красивыми буквами семейка Ким написала на лбу «отъебись»! — голос у омеги дрожит от раздражения. — Шагай отсюда, пока вторую граблю к хуям псовым не продырявил! — и взглядом указывает на ремень портупеи, скрывающейся под распахнутой курткой.
— Что тут происходит? — несколько секунд проходит с момента, как Чонгук произносит последнюю фразу и в поле зрения появляется внезапный, как и всегда, Ким Намджун. — Чонгук, у тебя дел других нет?
— До ебаной жопы дел! — фыркает омега.
— Так иди и разгребай, — отвесив легкий подзатыльник наемнику, ухмыляется Намджун. — А ты? Нравится с моими ребятами грызться?