Вырежи и дыши (1/2)
— Какие у нас жертвы? — Намджун плечом прижимает телефон к уху, в руках держит бумаги. Чимин стоит у него за спиной, прислонившись боком к книжному стеллажу, и бездумно пролистывает ленту сети. — Конкретнее. Хосок? А что с Хосоком?.. Стоп. Кто вообще такой Хосок?
— Альфа Тэхёна, — мрачно подсказывает Чимин. - Забыл, что ли?..
— Ясно, — отложив бумаги, Намджун устало потирает переносицу. Затем продолжает говорить в телефон: — Следуйте протоколу, свяжусь с вами в ближайшее время.
Как только альфа сбрасывает вызов, Чимин приближается, кладет ладони на его плечи, чуть поглаживая большими пальцами.
— Ты недооценил своего отца.
— Я исправлюсь, — голос Намджуна звучит треснуто. — Возьму все под контроль. Я отвлекся, такого не повторится.
— Конечно, — у Чимина, напротив, ни капли сомнений. — Конечно, ты это сделаешь. Что там с тем альфой?
— Хо-сок, — Намджун прокатил это имя по глотке, разделив на два слога. — Будет хорошо, если ты не найдешь способа проболтаться Тэхёну, что он слегка ранен…
— Слегка? По чьим меркам?
— Слегка, — с нажимом повторяет Ким. — Значит, в плечо. Но, Чим-Чим, постарайся не сделать так, чтобы принц ТэТэ на все плюнул и примчался из безопасного места обратно в город. Это и в твоих интересах тоже, если не хочешь иметь мертвого брата.
— Принц ТэТэ не станет рисковать своим задом, — качает головой Чимин. — Он прячется, не нападает.
— Правда? — тон у Намджуна саркастичный.
— На что это ты намекаешь? — нахмурившись, омега сильнее сжимает напряженные мышцы спины альфы.
— На то, как он накинулся на тебя… постой, — усмешка, быстра и покровительственная. — Ты ведь не думал, что я не узнаю о болезни Тэхёна?
Чимин только опускает голову, ничего не отвечая.
— Послушай, малыш, — Намджун мягко улыбается и тянет Чимина за руку к себе на колени, прижимая его голову к своему плечу. — Ты ведь не забыл, что я тебе говорил? Наши с тобой души выбрали друг друга. Я всегда там, где ты. Даже если ты меня не принимаешь, даже если не впускаешь к себе, я стараюсь… я не всесилен, Чимин, — поджимает губы, останавливаясь, чтобы подумать. — В какие-то дни у меня не получается присматривать за тем, что происходит в твоей жизни, но я стараюсь. Правда. Не забывай об этом, пожалуйста.
— Как я могу, — Чимин утыкается носом в рубашку альфы, из-за чего его голос звучит приглушенно. — Забыть, если все, что я делаю, это пытаюсь никогда не вспоминать об этом. И, как видишь, у меня не получается.
— Ты мог бы принять меня, — тихо, на грани слышимости.
— Если бы мог, — омега цепляется пальчиками за чужие плечи, прижимаясь. — Принял бы. Я бы тебя принял.
— Мы так и потонем, вместе, сцепившись, как будто наша любовь и правда братская…
— Почему потонем? Разве все так плохо?
— Твои принципы тянут нас на дно, — с улыбкой, но голос у Намджуна дрожит. — Чимин, я не железный.
— Что я должен на это ответить?
Намджун ничего не говорит. Он подносит руку к лицу Чимина и, мягко проведя подушечками пальцев по щеке, накрывает его губы своими. Чимин дергается, поскольку сейчас он не под наркотиками и в трезвом уме, но Намджун не позволяет ему спрыгнуть со своих коленей.
— Тише, — выдыхает в поцелуй, поглаживая омегу, чтобы успокоить. — Не бунтуй. Я тебя не съем.
У Чимина губы скользкие от огромного количества геля, который он намазал, чтобы избавиться от сухости после всего того коктейля, который вливал в себя. Глаза у него широко раскрыты от злобы и удивления, потому что Намджун действительно удерживает его, не прекращая целовать. Эти поцелуи не похожи на признание в любви, которое и без того прозвучало меньше минуты назад. Они похожи на его, Намджуна, чувства. На всю ту боль, которую ему некуда деть и некому выразить. На все его отчаяние, от которого его никто, кроме Чимина, не спасет. В этом поцелуе, неспешном и в то же время одностороннем, потому что омега не отвечает, у Намджуна плавятся губы и пропадает дыхание. Он сбивается, срывается, утопает. Действительно утопает.
Он ждет ответа, но Чимин только разомкнул губы и больше ничего. Намджун касается его так, словно боится разрушить, разбить, уничтожить. Так, словно тело под его руками может промяться, и он случайно заденет душу голыми руками. Так, словно берет то, что ему совсем не принадлежит.
Запах Намджуна становится сильнее, заполняет кабинет, в котором они находятся. Этот запах заставляет Чимина вспоминать все те дни, когда он просыпался после ночного трипа совершенно разбитым, а Намджун собирал осколки и пытался утешать. Когда Чимин говорил о своих страхах, Намджун всегда был с ним и никогда не осуждал. Никогда не говорил, что Пак не прав, или же что его опасения глупы и наивны.
Чимин знает, как часто был неправ. И как часто был глуп. Если бы у него внутри был огонь, он давно бы уже погас.
Когда Намджун отстраняется, чтобы вдохнуть, Чимин смотрит на него все теми же расширившимися от удивления глазами. Он думает в эту минуту о чем угодно, даже о том, как сильно влюблен в этого альфу…
Не думает только о том, почему этот поцелуй был так сильно похож на прощальный.
***
Ближе к полуночи Юнги сделал Тэхёну еще один укол, а затем настоял на том, чтобы Чонгук вернулся в город.
— Ты меня прогоняешь? — голос у омеги не обиженный и не возмущенный.
Он не знает, куда прятать глаза после всего произошедшего между ними, потому что это был дохрена импульсивный поступок, из которого без потерь им не выйти. Все равно нужно признать, кто такой Мин Юнги, и кто такой Чон Чонгук. И признать, что в разгар работы ничего серьезного из интрижек не получается, как ни старайся.