В темноте (2/2)

Но и не отвечает.

— Малыш…

Не отвечает.

— Посмотри на меня, — Намджун осторожно касается холодного лба омеги, проводит подушечками пальцев от висков к губам. — Ну же…

Чимин ворочается, переворачивается на спину и шурит в темноту глаза, словно не верит, что перед ним действительно кто-то стоит.

— Ты вернулся? — растерянно и торопливо хватаясь за чужую ладонь. — Правда, вернулся?

И столько надежды в этом хриплом, сорванном голосе… Намджун осторожно ложится рядом и прижимает к себе худое, холодное тело Чимина, который отвечает на это касание так, словно боится упасть в пропасть и держится. У него тёплое, частое дыхание и замерзшие пальцы. А ещё тёмные следы на запястьях и дрожащая от боли кисть.

— Прости меня, пожалуйста, маленький, — бормочет Намджун куда-то в чиминову макушку. — Пожалуйстапожалуйстапожалуйстапожалуйста…

— За что?

— За то, — альфа колеблется, и Чимин прижимает к его губам палец, не давая договорить.

— Я это заслужил.

— Ты не должен так думать, — крепче прижимает к себе омегу Намджун. — Не должен.

— Какая разница, что я думаю, — грустно улыбается Чимин и утыкается губами в ключицу Намджуна, так, что тот буквально чувствует каждое слово. — Наверное, в прошлой жизни мы сильно согрешили, раз в этой против нас все, что угодно, даже собственная кровь.

— Я бы мог закрыть глаза общества, — голос у Намджуна разбитый. — Но твои не могу. И знаю, как сильно тебя это терзает. Твои чувства не ложные, не грязные, и ты не заслуживаешь наказания. Ты заслуживаешь любви. Прошу тебя, мой любимый, не наказывай себя больше так сильно…

Какое-то время Чимин молчит. Думает. О том, в какой момент сделал себя жертвой, сам для себя решил, что в этой жизни может получать лишь боль и больше ничего.

И Чимин её себе причинял. Втирал в кожу белый порошок, втирал в себя яд и упивался болью, помутнением, снова болью… Позволял Хонгу обращаться со своим телом так, как ему хочется. Позволял самому себе выжигать себя изнутри. До пепла вместо костей, до жидкой, мерзко-плавкой жижи вместо органов, когда не чувствуется ничего, даже пульса, даже сердца нет, потому что оно тоже расплавленно и сожжено. Потому что себя не жалко. Потому что Чимин видит в зеркале не себя, только свою пустую, выжженную копию. Все содержимое вытекло.

Осталась только оболочка.

— Прошу тебя, — голос Намджуна успокаивает, но Чимин ему не верит. — Я бы хотел спрятать тебя ото всех и любить, Чимин. Но я не могу позволить себе отнимать у тебя свободу… Общество… ценит твою красоту, котенок. Просто знай, что если почувствуешь давление, не нужно идти к Хонгу и принимать его помощь… Приходи ко мне. Злись на меня. Бей меня, режь меня, корми меня порошком или чем хочешь! Просто не делай этого с собой. Если твое тело не выдержит, я не выдержу тоже.

Чимин прижимается плотнее.

— Я не хочу говорить об этом. Хочу спать. Давай поспим, пожалуйста, вот так.

Намджун прикрывает глаза. Спать ему не хочется. Хочется вытянуть всю боль из этого мальчика по капле. Хочется быть для него чем-то большим, чем причиной всех проблем. Намджун знает, почему Чимин себя ненавидит.

Намджун ненавидит себя за это ещё больше, но ему нельзя проявлять слабость. Нельзя расслабляться и выпускать вожжи.

Он должен довести до конца то, что задумал. И он к этому близок, потому что Тэхён оказался верным, даже более того… Тэхён оказался влюблённым. И поэтому он сейчас, наверняка, едет в машине с охраной к месту, где держат Хосока. А у Намджуна в кармане брюк сим-карта.

Даже не пришлось применять силу.

— Обмини меня крепче, Наму, — шепчет Чимин. Ему хочется раствориться.

Вместо этого он прикладывает губы к коже Намджуна, зная, что к утру будет убивать себя изнутри ещё и за эту ночь.

***

Тэхён боялся, что Намджун его обманет.

Тэхён стоит на пороге небольшой комнаты с низкими потолками и смотрит на то, как Хосок играет с несколькими альфами из охраны Намджуна в кости.

Тэхён искренне думал, что Хосоку может грозить опасность.

Хосок, по видимому, выигрывает текущую партию.