Вопросы и ответы (1/2)

Рассвет рождает иллюзии.

С рассветом Чимин не чувствует себя собой. Он лежит под боком брата, наблюдая за тем, как он спит, как подрагивают его ресницы и бьется венка на шее. Хочется поднять руку и коснуться, но омега боится потревожить сон Намджуна. На дне самых светлых фантазий Чимина они могли бы быть рядом друг с другом без условностей и правил. Могли бы…

Они могут и сейчас. За запертыми дверями они один на один. Никого нет. Никто не сможет подсмотреть, никто не сможет осудить, вот только Чимин сам свой самый страшный судья. Ему хочется приподняться и прижаться губами к губам Намджуна, хочется разбудить его поцелуем, плавно перетекающим в утренний секс, но он думает об этом, как о нарушении главного своего правила. Ему плохо почти физически от этого желания целовать брата. И еще от того, что тело дрожит и не подчиняется.

Чимин осторожно выпутывается из объятий и крадется в ванную. Вспоминает о том, что не принял душ, даже пока был один, и практически насильно засовывает себя под воду. Впрочем, как обычно не запаривается с настройкой температуры. Струи обжигающе-горячие, но это даже отрезвляет. И расслабляет одновременно.

Он пользуется гелем для душа, который принадлежит альфе, и позволяет себе блаженно зажмуриться от запаха Намджуна от своей кожи.

Он скучает. По тому времени, когда они были подростками, и их чувства не имели никакого сексуального подтекста. Они любили друг друга нежной, почти платонической любовью, когда Намджун показывал омеге свои любимые книги и картины, а Чимин делился своими переживаниями о постоянных ссорах в семье. Тогда это казалось естественным… Казалось почти что спасением от всей той грязи, которая их окружала.

Теперь Чимин чувствует себя разбитым каждый раз после того, как наслаждается воспоминаниями.

Питать иллюзии опасно, это никогда не кончается хорошо. Чимин хорошо знает об этом правиле, впрочем, он успешно игнорирует его с той же легкостью, с коей забивает на ведение здорового образа жизни. Если бы у Намджуна был алкоголь, Чимин бы его выхлестал. Нашел бы наркотики, принял бы, не раздумывая. Намджун был бы в ярости… нет, в отчаянии.

Чимин тоже в отчаянии.

Может, утопиться в ванной? Наверное, он сделал бы это, если бы не боялся за альфу, которому предстояло бы найти его и увидеть мертвым.

Чимин очень хотел, но не мог отрицать свою любовь к Намджуну. И он убил бы себя не раздумывая, если бы знал, что Киму это не причинит никакой боли. Но это причинит. Поэтому Чимин еще жив. Поэтому он выбрал худший способ. Поэтому он ненавидит свое истощенное, уродливое отражение.

— Котенок? — Намджун стоит на пороге ванной комнаты и потирает взъерошенный затылок. —

— Мне получше, — заворачиваясь в большое банное полотенце, Чимин очень старается улыбнуться. Выглядит он, что уж греха таить, как торчок после ломки, а чувствует себя перемолотым заживо. — Правда.

— Покормить тебя? — нерешительно предлагает Намджун. — У меня там, кажется, есть немного риса, и гарниры найдутся.

От мыслей о еде Чимина тошнит. Он прижимает ладонью губы и проглатывает вязкую слюну, но Намджун все равно замечает перемены в его мимике. Осторожно придержав омегу за плечи, смотрит в глаза, надеясь, что он сам все расскажет. Но Чимин ничего не говорит, просто отстраняет альфу и качает головой.

— Извини. Это сейчас пройдет.

Намджун поджимает губы. Как долго этот мальчишка морил себя голодом?..

— Мне больно смотреть на тебя, малыш, — признается, отводя взгляд. — Как ты мог довести себя до такого?..

— Не осуждай, пожалуйста, — голос Чимина звучит упрямо. — Или я решу, что ты еще больший псих, чем я, или чем Тэхён. Кстати, он в порядке? Кажется, я звонил ему…

— Да, — слишком поспешно. — Принц ТэТэ в безопасности. Более того, твой договор с моим отцом больше не имеет никакой силы.

— Правда?

— Сим-карта у меня, так что да. Ты ничего ему не должен.

Чимин подвисает, не зная, радоваться или пугаться.

— Ты ведь, — он гулко сглатывает, делая осторожный шаг к брату. — Ничего не сделал со своим отцом?..

Намджун нехорошо ухмыляется и одним неловким движением притягивает Чимина к себе, надавив на его затылок. Шумно дыша, альфа целует омегу в макушку и шепчет:

— Ничего, что могло бы тебя расстроить, — потом, словно вспомнив незначительную деталь, добавляет: — Только велел убить Хонга.

— Что?! — Чимин дергается, но оказывается только плотнее прижат к альфе. — Наму, что ты сделал?..

— Успокойся, — фыркнув, Намджун фиксирует тело Чимина, в котором нет сил для сопротивления. — Выдохни, котенок. Будешь скорбеть по своему дилеру?

— Поверить не могу, — не теряя надежды на то, чтобы отстраниться, омега шипит, действительно как кот. — Какое имеет значение, кем он был?.. Он был человеком! Человеком, Намджун, боже, в тебе нет ни капли сострадания, ни капли… Господи, помилуй, моя семья потонет в грехах…

— Не драматизируй, — морщится альфа.

— Я надеялся, что мы сможем покончить с этим беспределом когда-нибудь, но теперь ты сам лезешь в это мафиозное болото!

— Верно, — Намджун старается говорить спокойно. — И делаю это, чтобы защититься. И защитить тебя, Чимин-и. Подумай, что будет, если не играть по их же правилам. Нас уничтожат, растопчут, о нас забудут. Просто доверься мне. Сможешь?

— Почему ты его убил? — вместо ответа спрашивает Чимин. Намджун глубоко вздыхает и борется с желанием закатить глаза.

— У меня было мало причин?

— Боже, этот диалог из вопросов заходит в тупик! Просто…

— Просто доверься, — повторяет Намджун. — И я все сделаю. Все, что нужно, чтобы ты забыл все плохое.

Чимин затихает, прикрывает глаза, все еще прижатый к груди альфы. От него пахнет успокаивающе и тепло.

— Мне бы хотелось, чтобы отец меня никогда не забирал, — тихо произносит омега небольшой паузы. Намджун напрягается, потому что Чимин редко, почти никогда не говорит о своем папе и о его смерти. Считается, что к этому приложил руку сам Ким Нунг, поэтому эта тема не поднимается и не обсуждается ни в семье, ни в прессе. — Я бы жил бедно, но никогда бы тебя не знал. Не перепробовал бы кучу наркоты… кхм, наверное. Не причинил бы тебе столько забот. Ты любил бы какого-нибудь другого омегу, того рыжего, например, или черт знает что бы делал. Не ловил бы снисходительные взгляды на светских приемах, где каждый норовит ткнуть тебе в лицо тем, что твой брат сторчавшаяся модель без чувства самоуважения, — прежде, чем Намджун успевает перебить, Чимин кладет свою маленькую ладошку на его губы и прижимает. — Когда я впервые встретил Хонга, он сказал, что может мне помочь. Я очень на это надеялся, и он помогал. Но у этой помощи был срок и цена. Я боялся, что когда-нибудь не смогу ее выплатить. Что однажды она станет для меня слишком высокой, — разбито улыбается. — Когда ты запер меня здесь, на самом пике ломки мне хотелось, чтобы не выдержало сердце или еще что-то в таком роде. В бреду мне казалось, что тебе бы этого хотелось. Чтобы я перестал… ну, существовать.

— Не может быть, — Намджун отводит руку омеги от своего лица. — Такого не может быть. Никогда.

— Не зарекайся. Ты можешь разочароваться во мне.

— Я уже был в тебе разочарован, Чимин, — строго произносит Намджун. — Но от этого не стал любить тебя меньше. Никогда. Каким бы ты ни был, а я видел тебя любым. Абсолютно. Пьяным, трезвым, обдолбанным, плачущим, блюющим, снова плачущим, дерущимся и больным, смеющимся, отчаянным, видел тебя, готового совершить предательство. Чего мне и стоит бояться, так это того, что ты перестанешь отвечать мне взаимностью. В любом другом случае… Пока я вижу в твоих глазах те же чувства, пока я вижу, как ты борешься вместе со мной, я не буду хотеть, чтобы ты исчез или перестал существовать, как не буду хотеть и того, чтобы тебя никогда у меня не было, — Намджун улыбается и целует костяшки пальцев омеги. — Мне кажется, я просто физически не смог бы полюбить кого-то другого так же сильно, как тебя, Чимин.

— Тогда, — Чимин говорит неуверенно, выглядит еще более потерянно. — Мне стоит…

— Тебе стоит позволить мне о тебе позаботиться. Сможешь?

— Думаю, что смогу, — омега честно старается улыбнуться, но уголки губ подрагивают и не желают растягиваться.

Его тошнит, когда Намджун пытается его накормить, и колотить от одного только упоминания больницы. И врачей в целом. Намджуну приходится попросить телефонную консультацию и заказать из аптеки лекарства, а из ресторана легкий куриный бульон. Он поглаживает Чимина по голове и убеждает в том, что со всем еще можно справиться.

Чимин думает о Хонге и о своем отце. О Ким Нунге и том пиздеце, который он устроит, когда выйдет из-под ареста.