Глава 3.2. Пока-пора (1/2)
Пока-пора by Bahroma
Родители врали. Нагло обманули. Ни черта они не знают. Знали…
Ее не ждет счастливая жизнь. Не ждет любовь всей ее жизни. Она не пойдет под руку с кем-то близким сердцу к алтарю со счастливой улыбкой на губах. Никто не будет согревать ее тело в своих объятиях. Никто не будет дарить ей улыбку и заставлять смеяться.
Она никогда не узнает какого это стать матерью. Не почувствует первые толчки внутри живота. Никогда не застанет первые шаги своей дочери или сына. Никогда не узнает какого это, когда маленький ребенок называет тебя «мама».
Гермиона больше никогда не почувствует тепла или холода. Никогда не исполнит подростковую мечту — поцеловаться под дождем. Никогда не узнает, что значит жить без боли. Она никогда не поймет, что значит быть первым для кого-то. Чьим-то первым выбором.
Всегда.
Везде…
Гермиона Грейнджер никогда этого не узнает и не почувствует. Потому что мертвые не чувствует. Ничего.
Для них нет боли. Нет тепла касаний. Лишь первый холод, когда душа, если в нее верить, покидает некогда живое тело. А потом точно — ничего. Конец.
Ни тебе вокзала Кингс-Кросс.
Ни Райского места, где соберутся все дорогие ей люди.
Ни… че… го…
28.03.2003
Гермиона Грейнджер помнит, как она умерла. Лежа в небольшой белой ванне с окровавленным предплечьем из которого сочилась теплая кровь. Намного быстрее, чем могла бы. Но в ванной комнате душно и тепло. Атмосфера сама разжижает кровь.
Она помнит тепло, что окутало ее тело. Помнит ожоги от воды.
Гермиона помнит, как она умирала.
Интересно, какую дату напишут на ее надгробии? Она даже не знала какое было число. А когда ее найдут? Будет ли Драко счастлив, что она выполнила то, что он хотел. Он ведь оказался прав.
Он послужил ее главным толчком.
Гермиона слишком долго ждала. В боли. В одиночестве.
***</p>
Ты хотел, чтобы я выжила, Драко, но сам не заметил, как запустил процесс моей смерти….
Драко…
***</p>
— Давай, Гермиона. Давай, ты же воин. Давай, — чей-то голос эхом разносится у нее в голове. Он мешает. Раздражает. Ей так и хочется крикнуть ему: уходи.
Но он не уходит.
— Давай, мой маленький воин.
Она? Воин? Нет, это не про нее. Она слабая. Она проиграла. Хочется отвернуться от назойливого, словно муха, голоса. Уйти от него подальше.
Точно… подальше.
В темноту…
29.03.2003
— А…а…а… А…а…а… — напевает тихий голос. — Ш-ш-ш-ш, все хорошо. А…а…а… А…а…а… Спи, моя хорошая… Спи… я не оставлю тебя…. Спи… Спи, мой маленький воин.
Да, точно. Спать. Безумно хочется спать. Без сил. Боли. Страха. Кошмаров. Можно ей будут сниться пони и единорожки? Можно… спи.
05.04.2003
Почему она чувствует? Мертвые же не могут. Почему она может? Она не умерла? Почему она не умерла? Почему? Почему? Почему…
Гермиона с трудом открывает глаза, слегка разлепляет засохшие ресницы. Это неприятно. Яркий свет опять жжет сухую роговицу.
Блять…
Почему она не может просто умереть? Она что? Просит так много? Просто спокойно уйти из этого мира, чтобы больше ничего не чувствовать. Неужели так сложно?
Стоит зрению прийти в норму, ну как в норму, все перед ней размыто, и она лишь надеется, что это временное, Гермиона может видеть его. Его ладонь крепко лежит поверх ее руки, отдавая теплом.
— Гермиона? — голос… знакомый голос. Но она слишком слаба, чтобы помнить чей он. — Ш-ш-ш-ш, все будет хорошо. Тебе нужно спать, Гермиона. Пожалуйста, — его рука дотрагивается до ее пересохших губ и слегка надавливает на подбородок, приоткрывая рот.
Гермиона смутно видит, как он что-то берет с тумбочки и подносит к ее рту, прикладывая холодный край к нижней губе.
— Тебе нужно выпить это. Давай Гермиона, — он вливает ей жидкость и та, вместо ожидаемого ею холода, теплая и разогревающая. Она быстро проскальзывает внутрь и ее мышцы расслабляются. — Ты мой маленький воин…
07.04.2003
Холод бьет ее изнутри.
Это странно…
Трястись от холода, хотя она точно знает, что в комнате тепло, а поверх нее лежат множества одеял. Говорить не хочется, когда она открывает глаза, чувствуя, как чьи-то руки приобнимают ее, и голова соприкасается с теплой грудью.
Она почти вжимается в это новое тепло, закидывая поджатые к груди ноги на него, пока он тихо покачивается, прижимает тело ближе к себе.
Гермиона знает, кто это…
Теперь знает.
Ей не нужно видеть.
Она и так знает, что руки Драко Малфоя удерживают ее тело прижимая ближе к себе. Так трясет меньше. И ей удобно. Тепло. Мягко…
Но она не подаст ему виду, что пришла в себя. Она не станет с ним разговаривать. Она не станет! Потому что не знает зачем. Зачем он спас ее, если подтолкнул к смерти. Зачем он делает это опять? Вдруг в следующий раз он не придет ее спасать.
Вдруг в следующий раз, ее круг замкнется. Где будет это конечная точка? Когда конец? Видит черт, она пережила много.
Поэтому она не станет с ним говорить.
08.04.2003
— Ты жива, — выдыхает он, когда Гермиона долго остается в сознании. Смотрит в его серые глаза, слегка опухшие и с красными переплетениями в белом цвете глазного яблока. Под ними утопают черные круги, но Гермионе ни капельки не жаль его. Заслужил…
Он играется с ее пальцами, старается не смотреть в глаза. Повязка на ее левом предплечье синяя. Интересно, а он знает, что она терпеть не может белый цвет. Она тянется к ней правой рукой, прерывая все слова, что тихо вылетали из его рта. Гермиона не обращала внимания на то, что он мог говорить.
Подушечки пальцев дотрагиваются до шершавой поверхности повязки, и она прикусывает губу, сдерживая внутри рваный вздох. Еще один в ее коллекцию.
Еще одно напоминание.
Видимо, он замечает ее действия, потому что Гермиона слышит его рваный вздох, а затем:
— Я…я…я… — он заикается. — Я сделал все, что мог, но рана периодически воспалялась, и я не знал, что еще делать. Я… Я несколько раз скреплял ее беспалочковым Вулнера санентур, но оно… оно слишком сильное, чтобы его наложить без палочки. Прости…
Гермиона знает за что: шрам. У нее останется еще один шрам. Хотя, почему она переживает.
В ее случае: одним больше, одним меньше. Плевать. Да ведь?
Нет…
Когда их взгляды наконец встречаются, кажется, что ее сердце на миг замирает. Его серые, полные тревоги и боли. И ее… Темные, с серой пеленой и потухшие.
Не опять…
Снова.
Люди часто говорят это в шутку. Когда им весело и что-то рядом с ними происходит. Они снова не сдали тест или уже несколько раз подряд совершили одну и ту же ошибку.
Мы не говорим так, когда нам больно.
Это так же, как и с фразой: это ненадолго. Она так прекрасно звучит, когда мы находимся на дне нашего существования. И она же способна заставить нас думать и упасть в уныние, когда в нашей жизни все хорошо. Порой, даже прекрасно.
Это все ненадолго.
Смешно, не так ли. Ирония судьбы в наших жизнях. Колесо Фортуны, что поворачивается по часовой стрелке, не забывая опускать нас на самую нижнюю точку.
Возможно, там Ад… но это только возможно.
Гермиона видит, как Драко поджимает губы. Как одинокая слеза скатывается по его слегка розоватой щеке. Как он мотает головой, а затем открывает свои глаза, что сверкают от образовавшихся там слез.
Ему жаль ее?
— Прости… прости… прости… — шепчет он, мотая головой. — Я не должен был. — не должен был… но сделал. — Прости… — он подается вперед и начинает осыпать ее лицо поцелуями. — Прости… прости меня… прости, — не перестает шептать.
Гермиона отворачивается от него. Смотрит в стену справа от себя. Куда угодно, но не на него. Не может. Чувствует, как он прислоняется к ее виску лбом, а его тихое дыхание опаляет кожу.
— Прости меня, — едва слышно.
Он целует ее в висок, задерживаясь там дольше необходимого. Встает и уходит.
— Если что, я буду в соседней комнате. Только позови, и я буду рядом.
Драко еще немного стоит у выхода, прежде чем выйти, прикрыв за собой дверь. Она чувствует, как комнату обходит небольшой щит, который даст ему знать, если с ней, что-то случится.
Ей хочется наложить на комнату заглушку, но ее силы в беспалочковой магии были направлены на другое и, если честно, она без понятия, как это сделать.
Поэтому, она просто хватает рядом лежащую подушку. Подносит ее к лицу, и кричит в нее. Пух и слои ткани сдерживают крик, как только могут, но она знает, что Драко все равно услышит.
Услышит, как ей больно.
Но ей плевать.
Плевать на Драко Малфоя… Плевать, что он возомнил себя Богом. Плевать! Плевать. Плевать…
15.04.2003
Она правда с ним не разговаривает.
Первые два дня Гермиона даже не выходит из комнаты. А Драко трижды в день приносит ей еду. Дважды унося нетронутые тарелки. Кажется, жизнь в небольшом домике на севере Шотландии почти не изменилась, за исключением одной платиновой головы, что часто мелькает перед ее взором. Она старается не встречаться с ним взглядом.
Старается, но все равно ловит его на периферии. Старается, но не может…
Порой, он собирался задержаться в ее комнате. Она чувствовала его нервы, что заставляли ее собственное тело напрягаться. Наверное, он собирался что-то сказать. Опять. Снова.
В таких случаях, она бросала в него подушку, мягко намекая, чтобы он пошел нахер. Или куда подальше.
На четвертый день он застал ее на кухне. Гермиона делала себе подобие чая, но руки чертовски тряслись. Он хотел было ей помочь, но ясного грозного взгляда с ее стороны оказалось достаточно, чтобы Драко тяжело вздохнул, но сделал шаг назад.
После этого они пили чай в тишине. И лишь когда она почти закончила со своей кружкой, он наконец попросил показать предплечье. Гермиона так и не трогала повязку.
В тот раз она предпочла не смотреть, после того, как Драко быстро сбегал наверх за небольшой аптечкой. Ей глубоко плевать почему у него нет палочки. Гермиона даже не задумывается об этом.
Слишком тяжело.
Гермиона не издает ни звука, когда он отделяет синий бинт, а затем что-то еще, лишь хватается здоровой рукой за бедро, впечатывая тонкие пальцы в серую ткань штанов.
Она предпочитает не знать. И когда он произносит тихое: «готово». Гермиона почти срывается с места и скрывается на втором этаже.
В безопасности.
У себя. В ее небольшом домике.
Комнатке…
***</p>
Иногда она представляет себя со стороны. Рисует собственный образ беззащитной девушки, что сидит у стены, поджав колени к груди. И этот образ кричит. Плачет. Разрывает своей болью пополам.
Образ кричит вместо нее, вырывая боль в трехмерную модель.
Наверное, так сходят с ума. Представляя себя со стороны.
Ей кажется, что если кто-нибудь дотронется до этого образа, он распадется. Как хрупкая ваза, разобьется на тысячи осколков от легкого толчка. И больше никто не сможет склеить его воедино.
Этот образ преследует ее периодически. Когда голова собирается лопнуть от напряжения, и невозможности выплеснуть эмоции. Образ появляется тогда, и она может часами разглядывать эту сломанную версию себя.
Так и не поняв, что это она и есть…
Возможно… так выглядит наша душа.
***</p>
— Это тебе, — Драко протягивает ей небольшую шоколадку Марс и улыбается, когда она смотрит на него.
Медленно она забирает батончик из его руки и, положив его себе на ноги, продолжает читать в свете камина и торшера, что стоит рядом с диваном. Драко удовлетворенный своим действием скрывается на кухне, захватывая пакеты с продуктами, что он только что привез.
Она слышит хлопки дверок и ерзание кухонных шкафчиков. Слышит, как Драко напевает себе что-то под нос. Она переводит взгляд на небольшую шоколадку, что лежит на ногах, и слабая улыбка появляется на ее лице.
Гермиона любит Марс.
Даже когда она была маленькой, то говорила своему отцу, что ее дочь обязательно будут звать Марселла, в честь бога Войны — Марса. Но этого никогда не случиться…
Поппи сказала, что вероятность того, что она сможет забеременеть меньше процента. Вероятность, что она сможет выносить здорового ребенка меньше сотой. Примерно такая же вероятность того, что она выживет при этом.
Беременность несет за собой нагрузки, которые ее организм, скорее всего, не выдержит. И в любом случае это опасно. Для нее. Для ребенка.
Она бы хотела стать матерью…
***</p>