Глава 2. Bite (1/2)
Bite by Charlie Cunningham
27.07.2002
Ее будит беззвучный крик воспоминания, что пронеслось в ее голове, и которое она не запомнила. Ее глаза резко распахиваются, а рот открыт в немом крике, что больше не вырывается. Грудь поднимается под тонкой тканью одеяла, в которое она была кем-то закутана. И она отбрасывает его, изгибает спину от боли, которая пронзает тело от резкого движения.
Вдох. Выдох… Блять…
Когда первая волна утренней боли наконец проходит, Гермиона умудряется сесть на кровати, свесив босые ноги на ковер. Она упирается локтями о колени и падает головой на раскрытые ладони рук.
Трет глаза, хотя в них уже нет и намека на сон.
Часы на комоде показывают шесть утра, когда она наконец поднимает взгляд. Сколько она спала? Сколько из этого было сном?
Драко был здесь, понимает она. И это так просто и легко, что даже странно, когда непонятное чувство внизу ее живота слегка трепещет, будто только оживая от долгой спячки.
Гермиона встает с кровати. Снимает черную толстовку, что надела вчера. Она снимает ее медленно, стараясь не тревожить и так больные суставы и кости лопаток.
Закинув ее на кресло, она, хромая на левую ногу, идет в ванную, чтобы освежиться.
Холодная вода успокаивает, и она смотрит на себя в зеркало, что висит над раковиной. Прикусывает губу, смотря в безжизненные карие глаза, обрамленные шрамами, что теперь видны. Придвигается ближе к зеркалу, слушая, как из крана хлещет холодная вода.
Она пытается увидеть в отражение хоть что-то. Хоть капельку того, чтобы напомнило ей о старой себе. Немножко жизни что ли? Но чем дольше она смотрит в собственное отражение, тем страшнее ей становится.
Потому что там пусто.
Ни… че… го…
Это страшно. Смотреть на себя и не видеть.
Но такова цена. Разве нет? Она отдает этой войне всю себя. Всегда так делала. Всегда полностью отдавалась своему делу. И, кажется, в этот раз от нее действительно ничего не останется.
Кажется, в этот раз это все-таки конец. Чтобы не говорили ее родители.
Гермиона напрягается, когда слышит, что дверь в ее комнате открывается. Слегка поворачивает голову, пытаясь понять, кто это и что ему нужно.
Раз.
Быстрые шаги. Их почти не слышно, но у Гермионы хороший слух.
Два.
Удар чего-то о деревянную поверхность.
Три.
Дверь закрывается аккуратно, но они оба знают о наличие друг друга. И Гермиона умывается еще раз, пытаясь забыть все то, что нарисовало ей подсознание в собственном отражении. И лишь затем покидает комнату.
На ее тумбочке стоит небольшой букет белых ромашек и завтрак. И несмотря ни на что, она улыбается. Потому что знает от кого это. Хотя и не хочет этого знать…
29.07.2002
Она опять делает гимнастику. На самом деле она делает ее ежедневно. Это помогает растянуть и привести мышцы что-то в подобии тонуса.
Это больно. Но Гермиона лишь сильнее сжимает губы и напрягает мышцы лица, когда больше не может. Ее максимум это мычать, а потом сваливаться на пол.
Но она все равно продолжает это делать. Она должна.
***</p>
Погружать собственное тело в раствор, что расслабляет мышцы — настоящее блаженство. Это ощущение, когда ты ничего не чувствуешь кроме мягкого натяжения в мышцах, а потом они превращаются в желе, и тебе остается только дышать.
Сладкие пары воздуха оседают на коже, а затем просачиваются внутрь, приклеиваясь к стенкам дыхательных каналов. И Гермиона наконец закрывает глаза, утопая в этом море, что проминается под нее.
Сегодня был тяжелый день.
Для всех. Для нее.
Гермиона старается не думать об этом. Старается отвлечься от мыслей, что посещали ее целый день. От тишины дома, в которой она оказалась. Забыть насколько ярко сегодня светило солнце, нагревая ее комнату.
Она старается забыть обо всем. Хотя бы на пару минут. И у нее почти выходит. Почти…
До того момента, когда в ее сознании что-то переключается, запечатывая ее внутри. А затем…
Боль.
Снова и снова. Раз за разом. Будто это круги Ада, из которого нельзя выбраться. Она тонет. Тонет под тяжестью всего этого.
В ее голове нет картинок. Нет того за что она может зацепиться. Только ощущения. Животный страх и адская боль, что заставляет конечности онеметь. Это невыносимо. Хочется умереть. Хочется выброситься на берег. Хочется, чтобы ее спасли.
Но некому…
Гермиона резко хватает ртом воздух, когда ее тело почти выкидывает из-под кромки воды. Она начинает громко кашлять, пытаясь убрать воду из легких. И отхаркивает ее вместе с кровью. Ее пальцы мертвой хваткой вцепились в белую поверхность. И даже если бы она хотела, она не смогла бы их сейчас убрать.
Боль остается, когда ей наконец удается немного прийти в себя. Сердце бешено бьется в груди, разгоняя кровь по онемевшим частям тела.
Так будет всегда? Вопрос, на который она боится услышать ответ. И таких вопросов много. Они скапливаются где-то в далеком отделе мозга, потому что могут сломать ее.
Гермиона и так сломлена.
31.07.2002
Гермиона спускается по лакированным деревянным ступеням лестницы. Сначала правая нога, потом, слегка отодвинув в сторону, левая. Так, чтобы почти не переносить на нее собственный вес. Она держится левой рукой за перила, перенося вес на руку, что тоже болит, но не так сильно, как ее нога, что отдает пульсирующей болью в колене.
Гермиона ничего не хочет с этим делать. А боль не дает ей уснуть, напоминая о себе каждые тридцать секунд. Поэтому она спускается вниз. Поэтому покидает комнату в три часа ночи.
Она слишком часто стала так делать.
Три часа, четыре, пять, шесть. Ее все чаще можно увидеть на кухне ночью, пока солнце только начинает свой путь на восходе.
Ей понадобилось двадцать минут, чтобы дойти до кухни, завернув под лестницу.
— Не спится? — прерывает ее голос Блейза, что сидит за столом.
Гермиона на миг останавливается в проходе, смотря, как свет от единственной лампочки, что горит над столом, бросает свои тени на мулата. Его шрам слегка блестит, но глаза отдают большим янтарем коньяка. Он кажется намного более живым чем она.
Наверняка это из-за Луны.
Гермиона мотает головой из стороны в сторону, отвечая на его вопрос. Проходит внутрь. Идет к чайнику, что блестит серым в темноте, и ставит его на плиту.
Звук разжигания спички о спичечный коробок наполняет комнату, и Гермиона подносит зажженный конец к плите, одновременно поворачивая вентиль газа на одной из конфорок. Она чувствует себя здесь как дома. Слишком хорошо вписывается в общую обстановку.
— Не против, что составлю тебе компанию? — спрашивает она, доставая кружку и чайные пакетики. Но на самом деле ей без разницы на его ответ. Просто тишина начинает раздражать.
— Буду только рад.
И дальше тишина. Она не смотрит на него, но чувствует его взгляд на себе. Знает, что он смотрит. Возможно пытается увидеть там шрамы, которые она, как всегда, скрыла нужным заклинанием. Она всегда делает это выходя из комнаты. Гермиона не совсем понимает почему.
Но, возможно, ей просто страшно, что о ней подумают. Страшно увидеть наполненные жалостью взгляды. Она помнит, как на нее посмотрела Поппи. Не желает, чтобы другие смотрели также.
Гермиона ждет, пока пар не начинает идти из чайника, чтобы наконец выключить его. Наливает почти полную кружку горячей воды и смотрит, как прозрачная вода постепенно окрашивается в коричневый цвет из-за черного чайного пакетика.
Поставив чайник назад, она берет кружку и медленно идет к столу. Со звоном ставит чашку на стол, под пристальным взглядом янтарных глаз, а затем аккуратно садится. Проводит пару раз по колену рукой, пытаясь унять боль.
Помогает.
— Почему ты здесь? — наконец спрашивает она, когда чай немного остывает, и она может сделать глоток.
— Внизу варятся зелья, — легко отвечает он. — А завтра будет веселье, — они оба усмехаются. Да, вот уж веселье. Хорошее начало месяца. — Так что, до завтрашнего вечера я весь в работе, а пока у меня есть пару часов, в то время, как варятся зелья. Так что вот… поэтому я здесь. Твоя очередь.
Гермиона отрывает взгляд от рассматривания темной жидкости в собственной кружке. Смотрит на Блейза, пытаясь понять, что ему сказать, но на ум ничего кроме правды не приходит.
— Колено, — Гермиона поджимает губы.
Блейз выпрямляется на своем стуле, облокачиваясь руками о стол.
— Нужно зелье?
Она лишь мотает головой.
— Ты же в курсе, что пить зелья и иногда не чувствовать — нормально? — интересуется он. — И ты не должна мучить себя болью, которую можно убрать.
Он прав. Блейз так чертовски прав, но она не может. Поэтому не отвечает, а спустя пару минут он уходит, оставляя Гермиону одну.
И она опять одна. Наедине со своими мыслями, потому что сама так хочет. Потому что никого не подпускает. Потому что так легче. Правда? Возможно.
Она хочет верить, что да.
02.08.2002
Она прокрадывается к нему в комнату ночью. В тот момент, когда незнание уже отдается болью где-то в глубине души. В тот момент, когда она слезает с кровати, уставши смотреть в черный пейзаж неба.
Гермиона старается никому не попадаться на глаза и в тишине дома, что появилась лишь час назад, это возможно.
Его комната на втором этаже. Он один из тех, у кого действительно есть здесь комната. Также, как и у Гарри. У нее. И еще пары человек, что живут на Гриммо чаще всего.
Она доходит до конца коридора, в котором остается две двери. Она знает, что справа комната Гарри, которая принадлежала Сириусу. Слева — Регуласа. Теперь она принадлежит одному нахальному блондину.
Гермиона знает, что на сегодняшней операции он один из пострадавших. Не знает почему он был там. Не хочет знать.
Дверь в его комнату скрипит, и Гермиона прикрывает глаза, боясь, что звук может ему помешать. Но она все-таки открывает дверь шире и проскальзывает внутрь, мягко прикрывая ее за собой.
Драко лежит на кровати. Мягкий свет от лампы на тумбочке освещает его черты лица, и она замечает капли пота, что стекают по его лбу. Его веки шумно двигаются, и она почти видит быстрое движение зрачков под тонкой тканью кожи.
Эта комната чуть меньше чем ее собственная и ее окна выходят на другую сторону. И еще она более мрачная. Наполненная темной энергетикой, с темно-зелеными обоями по стенам и деревянными панелями из черного дерева до середины стены.
Гермиона проходит к кровати. Садится в одно из темных кресел с высокой спинкой и смотрит. Смотрит, как его грудь тяжело поднимается, а в середине расцветает серая паутина заклинания. Оно скоро должно пройти… должно.
Она не замечает, когда Драко просыпается. Не замечает пристального взгляда серых ледяных глаз. Она все также смотрит на его грудь, которая наконец поднимается и опускается правильно. Смотрит на торчащий шрам от Сектумсемпры, оставленный Гарри.
Он такой же, как и ее два…
— Привет, — наконец хриплым голосом оповещает Драко, и Гермиона слегка дергается, а затем переводит взгляд на Малфоя.
— Привет, — тихо отвечает она в тишине комнаты. Будто боясь, что скажи она громче все исчезнет. — Ты в порядке?
Драко усмехается. Уголок его губ дергается в знакомой Гермионе ухмылке. Сколько раз они сидели вот так у кроватей друг друга? За эти два года — слишком часто.
— Лучше не бывает, — с сарказмом отвечает Драко и закашливается.
Они всегда врут. Но всегда знают об этом.
Гермиона прикусывает губу и сильнее натягивает рукава уже приевшейся ей черной толстовки. Легкое потрясывание пальцев почти незаметно.
Его левая рука находит ее слишком быстро. Тонкие аристократические пальцы даже в темноте комнаты слишком выделяются белым на черном фоне. Его руки холодные. Ее тоже. Поэтому она почти не замечает.
Они держатся друг за друга будто это последнее, что их удерживает. Его рука обхватывает ее тонкое запястье, а ее пальцы не смыкаются вокруг его, но они оба могут чувствовать биение пульса друг друга.
И они живы.
Пока…
05.08.2002
С ней идут Мария и Алик, которые к ее счастью согласились выйти с ней за пределы Гриммо. Это впервые за долгое время и это странно. Смотреть, как обычные люди проходят мимо тебя и не боятся. За себя. За жизнь. Других…
Их тройка странное сочетание, но оно успокаивает. Они с Марией одеты в джинсы и дурацкие футболки с названием разных рок групп. Их волосы убраны в высокие хвосты и заплетены в тугие косы, чтобы было проще если что. Так всегда.
Она держит Мартинес под руку, перенося вес с больной ноги. Но это не значит, что ей не больно. Просто она привыкла.
К боли привыкаешь.
Алик тоже рядом. Страхует на всякий случай. Его черные очки закрывают ярко-голубые глаза, а прядь темно-русых волос спадает на лоб в мальчишеской манере.
***</p>
Аптека, в которую они приходят, находится в паре улиц от дома, и она самая большая из ближайших. Гермиона набирает корзину нужных ей препаратов, пока Мария сторожит на улице, выкуривая сигарету.
Алик ходит где-то рядом, наполняя собственную корзину.
Они подходят к кассе, за которой стоит молодая женщина, с полными корзинами. Легкий взмах палочки от Аверо, и глаза женщины затуманиваются. Камеры, что направлены на все помещение, Алик выключил, как только они вошли внутрь.
Быстро, они складывают упаковки с разными таблетками и парочкой жидкостей в пакеты и покидают Аптеку. Выход за медикаментами можно назвать очень даже успешным.
***</p>
Она пытается заклеить спину специальным тейпом синего цвета, когда в дверь раздается пара ударов.
— Минуту, — проговаривает Гермиона сквозь стиснутые зубы.
Девушка бросает отрезанный кусок ленты, который она не смогла приклеить и теперь тот спокойно можно выбрасывать в мусорку, потому что второй раз он не приклеится. И накидывает толстовку.
— Аба-спекту, — легко срывается с ее губ, пряча под тонкой маской все ее шрамы. Это уже интуитивно. — Входите!
Дверь в ее комнату тут же открывается. И ее глаза слегка раскрываются, когда она встречается взглядом с темными глазами Мартина.
— Гермиона, — легкий кивок.
— Мартин.
Он проходит в комнату, плавно закрывая за собой дверь. Гермиона хмурится. Это странно.
— Что-то случилось?
Мартин улыбается. И это еще более странно.
— Нет. В рамках разумного — нет, — он протягивает руку за спину и что-то достает оттуда. — В общем, я подумал. Палочки для тебя пока не нашлось и не думаю, что даже с ней будет польза…
Он знает.
Понимание… это так странно, что Гермиона нервно сглатывает. Внимательно наблюдает за тем, как он делает шаг вперед и протягивает руку в которой держит пистолет.
— … это Beretta 92 — один из лучших в своем роде. Я могу научить тебя им пользоваться, — он как будто немного смущается говоря все это. Его голос немного рассеян, и он не похож на того человека, что все они видят на собраниях или поле боя.
Она трясущимися руками — легкий тремор начался после магазина — бережно берет оружие из мускулистых ладоней. Несколько секунд крутит в собственной руке, а затем…
Глубокий вдох и острая ухмылка на губах. Это чувствуется… мощно? Она прокручивает слегка головой справа налево. Делает еще пара вдохов и не замечает, как спина сама распрямляется, наполняя все внутри мощью.
В ее руках настоящее оружие то, что работает лучше Авады. То, что спокойно проходит любые щиты. Это оружие смерти. И Гермиона рада, что Волдеморт слишком брезгует изобретениями маглов.
Когда она поднимает взгляд на Мартина, тот ухмыляется. Понимает.
— Жду тебя завтра в семь утра в столовой, — бросает он и разворачивается.
Мартин не будет жалеть. Он жесток и расчетлив. Он знает, что ей нужно. Кинг уходит не попрощавшись, оставляя Гермиону с ухмылкой на лице. С силой, которая теперь течет в ее венах.
В конце концов, единственное, что она теперь знает — смерть.
06.08.2002
— Еще!
Гермиона отправляет очередную пулю в манекен, что стоит в двадцати метрах. Пуля проходит в десяти сантиметрах от сердца, попадая в правое легкое. Она целилась в голову.
Чертово солнце начинает печь голову, спустя час тренировки. Ее руки уже заметно трясутся, а мышцы в лопатках ноют, пока левое колено пульсирует. Капелька пота срывается с брови, падая почти на глаза, и она моргает.
Делает очередной выдох и, задержав дыхание, стреляет. В этот раз лучше. Шея.
— Уже лучше, — грубо бросает Мартин. — Можешь отдохнуть пару минут.
С этими словами, она почти сваливается на землю. Тяжело дышит, вытирая руками пот со лба. На ней чертов спортивный топик и темные штаны. Но даже это не спасает от назойливого солнца.
— Скажешь где мы? — спрашивает она через пару минут, смотря на то, как Мартин стоит, повернувшись к озеру.
— Будет лучше если ты не узнаешь.
У нее вырывается смешок. Мартин даже не оборачивается.
— Думаешь сможешь это сделать?
Ее тело напрягается, и она хмурится.
— Я должна.
В ответ ей лишь молчание. Затем легкий кивок.
— Значит не боишься, что это твой конец?
— А ты?
— Я прожил интересную жизнь и почти в двое старше тебя. У меня была жена и ребенок. Мне не страшно умирать.
Когда он наконец поворачивается, она замечает проблески боли на его лице, то, чего раньше не видела. Это где-то в складках на его лбу и опущенном уголке губ. В легкой улыбке, что блистает в свете солнца и почти живых глазах.
Почти…
— У меня тоже ничего не осталось, — тихо произносит Гермиона и смотрит куда-то вдаль, лишь краем глаза замечая качание головы Мартина.
— У тебя ничего еще не было, Гермиона. Но я горжусь тем, что ты сделала. И в любом случае поддержу тебя. Это твоя жизнь, а мы все боремся за свободу. Разве ты не за это боролась? Чтобы каждый имел свободную жизнь.
Она горько усмехается, вспоминая свой проект на пятом курсе. Чертово Г.А.В.Н.Э. Тогда все казалось проще. А теперь все это кажется глупым. Нельзя дарить свободу тем, кто ее не хочет.
— Я сделала свой выбор, когда согласилась на все это.
— Мы все сделали. А теперь… еще раз. Вставай!
***</p>
Первым делом, когда она в двенадцать утра переступает порог своей комнаты, Гермиона идет прямиком в ванную. Наполняет ванну, добавляя в воду зелья, и быстро залезает внутрь.
Выдыхает от блаженства боли, что начинает стягивать вместо того, чтобы ядовито пульсировать. Она расплетает косу и распускает волосы. Несмотря на инцидент, в котором она чуть не утонула, Гермиона погружается в воду, задерживая дыхание.
Это умиротворяет.
07.08.2002
Сегодня на Гриммо слишком громко, и Гермиона не покидает комнату, слыша, как кто-то периодически кричит за соседними дверьми. Она не может поставить заглушающее.
Нечем.
Она сидит на кресле, что поставила к окну, закинув больную ногу на небольшой подоконник. Гермиона часами наблюдает за тем, как по небу плывут облака, что сегодня серые и не пропускают солнца.
Когда начинается дождь она не убирает ногу лишь и чувствует, как легкая ткань носка постепенно промокает, а ветер порой доносит капли до ее лица. Сегодня она ни о чем не думает. Впервые за несколько дней.
Седьмого Августа один из их домов атаковали.
09.08.2002
Она делает упражнения на ноги, когда в дверь кто-то стучит.
— Входите! — выкрикивает она, а затем выдыхает воздух из легких, проговаривая маскирующее. Проводит руками по влажным от пота волосам, пока дверь в ее комнату открывается.
— Тебе нельзя, — произносит безжизненный голос, и Гермиона лишь закатывает на это глаза.
Он стоит, сложив руки на груди и облокотившись о дверной проем. Гермиона одаривает его взглядом полным пренебрежения. Будто он слишком много знает.
Гермиона встает. Ее щеки красные он напряжения, и она тяжело дышит. Садится на кровать, стараясь не показать виду, как на самом деле ей больно идти. Чертово колено скрипит и пульсирует в самом центре при малейшем сгибании.
— Ты чего-то хотел? — почти грубо спрашивает она, потому что, когда они оба не при смерти, их общение граничит на грани язвительности. Их обоим так удобнее. Интересней. Это не дает уйти слишком далеко.
Она не знает, что для одного из них этот путь уже давно нарисован и пройден, а другой медленно следует за ним. Она. Не. Знает.
— Почему ты их скрываешь?
Он не смотрит на нее, а она быстро оглядывается в сторону коридора, просматривая, чтобы там никого не было.
— Может зайдешь и прикроешь дверь?
Малфой заходит и прикрывает. Проходит мимо нее к окну, останавливаясь у открытых рам, чувствую дуновение ветра. Сегодня опять пасмурно, и когда они с Мартином тренировались с утра, дождь нещадно прикрывал ей глаза.
— Так почему?
Гермиона встает с кровати. Подходит к окну, останавливаясь рядом с ним. Едва теплый ветер обдувает ее разгоряченное тело.
— Ты знаешь, — почти тихо отвечает она и чувствует, как он слегка поворачивается в ее сторону. Ощущает его пристальный взгляд ледяных глаз. Но сейчас они больше похожи на цвет тех облаков, что плывут по ветру на горизонте.
Драко усмехается. Убирает пальцами вылезшую из хвоста кудряшку ей за ухо. И его касание отдается теплом, но она списывает все на недавнюю тренировку.
— Не надо, — тихо шепчет он. — Не притворяйся со мной.
И в это фразе слишком много… всего. Но боли в ней больше. Она не хочет. Не хочет перед ним притворяться, поэтому шепчет, едва раскрывая губы, «Рэсе». Но даже с открытыми шрамами она будет перед ним притворяться.
Потому что внутреннее шрамы она не откроет. Опасно. Страшно. Почти невозможно.
Гермиона поворачивается к нему. Встречается с его взглядом, который наедине с ней наполнен каким-то теплом. Маленьким огоньком надежды. Он бережно обхватывает ее лицо руками, и Гермиона прикрывает глаза, когда он целует ее.
Не в губы. Не в щеку. В лоб.
Будто она самое ценное, что есть в его жизни. Будто это единственное что важно. Так целует самых любимых. Ценных твоему сердцу. С нежностью. С заботой. Забирая всю их боль.
Гермиона выдыхает. Чувствует, как от эмоций ее глаза начинают увлажняться. Делает глубокий вдох, чтобы удержать их.
Но как же хочется побыть маленькой девочкой. Той, что бегала по лесу, ища грибы и собирая голубику. Той, что отец дул на разодранные коленки, заливая их перекисью. Хочется снова быть маленькой девочкой.
Но Гермиона никогда в этом не признается.
— Обещай мне, что больше не полезешь на рожон, Гермиона. Обещай мне, что мне больше не нужно будет смотреть на то, как ты умираешь на моих руках, — он шепчет это куда-то ей в макушку, пока она вдыхает запах его тела, прислонившись головой к груди.
Она не может обещать.
— Я не могу.
— Знаю…
14.08.2002
Они уничтожили крестраж. Ну как они. Гарри.
У нее как раз была тренировка с Мартином, когда патронус оленя образовался перед ними, и раздался радостный голос Гарри.
Мартин и она даже рассмеялись с этого, а затем опять продолжили тренировку. Сквозь боль, которая пронзала насквозь. Сквозь не могу.
Потому что…
Осталось еще два.
16.08.2002
Она по привычке обматывает колено синим тейпом. Сначала под коленной чашечкой, чтобы сформировать подобие поддержки. Затем две длинных полоски с обеих сторон, так, чтобы они встречались наверху. И затем еще один прямо по колену.
Гермиона пару раз проводит по всем ним руками, разогревая специальный клей, чтобы они лучше держались.
Сверху она натягивает тканевый фиксатор и с гелевой подложкой для сустава, который обхватывает колено, снимая нагрузку.
Она натягивает штаны, завязывая крепкий узел на талии. Бинтует тейпом пальцы на руках, которые сегодня опять трясутся. Не сильно, но заметно.
Ее лопатки опять зудят, но она не в силах до них дотянутся, поэтому делает простую гимнастику и выпивает пузырек с зельем от боли. Слабый раствор ее почти не убирает, но снимает заядлое напряжение.
Она спускается вниз, где ее уже ждет Мартин. Они быстро здороваются и выходят из дома, а затем аппарируют на их место.
Мартин отдает ей кобуру, что она сразу прикрепляет к своему бедру и вставляет внутрь пистолет. Они начинают небольшую разминку, чтобы разогреть мышцы. Гермиона лишь надеется, что ее колено не развалится.
Хотя все к этому идет.
Теперь они сражаются вдвоем. Мартину пришлось поменять настоящие пули на резиновые, что бьют больно, оставляя лишь синяки, но не убивают. Хотя за все их тренировки, она не слишком часто смогла попасть в бывшего Аврора.
Но…
Он в нее попасть смог столько же. А это уже прогресс.
Их тренировки долгие и мучительный. Но они нужны ей, поэтому она не жалуется. И поэтому никто кроме Кингсли о них не знает.
20.08.2002
Они сидят втроем за столом на кухне. Она, Луна и Невилл.
Эти двое что-то обсуждают о растениях и волшебных существах, и Гермиона замечает взгляды, которые бросает Невилл на Луну. Хочется закатить на это глаза, но это неправильно.
В любом случае Луна любит Блейза.
Поэтому она молча продолжает есть свой омлет, медленно пережевывая кусочки яйца и запивая их крепким чаем. Если бы в него можно было бы добавить коньяк, было бы лучше.
Ее взгляд периодически опускается на перевязанную руку Невилла и небольшой кровоподтек под левым глазом. Он уже едва синий, но все равно заметный.
Гермиона покидает кухню, когда приходит Блейз, не доедая собственный завтрак.
25.08.2002
Гарри уничтожил еще один крестраж. В этот раз, патронус застал ее, когда она была в ванной и разглядывала собственное отражение. Кажется, она привыкла.
01.09.2002
Часы в столовой показывают чуть больше шести вечера, и сегодня на Гриммо тихо. Остались лишь она, Блейз и Мадам Помфри, которая тихо спит на диване в гостиной.
— Твой ход, — вырывает ее из мыслей голос Блейза, с которым они играют в карты.
— Да, точно, — она кладет легкую карту, которую тот точно сможет побить. И лишь затем добавляет тузового вольта.
Улыбается, когда Блейз разочарованно выдыхает, забирая карты себе, а Гермиона подбрасывает ему еще две шестерки. Она легко пожимает плечами, когда он одаривает ее взглядом.
У нее остается лишь две карты.
Семерка и козырной туз.
Она проводит кончиком пальца по кромке карты и все-таки кладет семерку. Блейз бьется и ходит следующим, вырывая из рут Гермионы туза. Это была ее победа в любом случае.
— Еще?
Сколько они уже играют? Партий шесть. А счёт? Три два в ее пользу?
Она цокает. Смотрит, как Блейз собирает карты, а потом перемешивает их, поделив на две колонки и, положив на край стола, легким движением смешивает их, с шелестом.
— Когда это все закончится, мы с Луной уедем в Бразилию, — Гермиона хмурит брови, смотря, как мулат улыбается, а его шрам сморщивается. — Она говорит там обитают какие-то… К-к-к… Кадео? Кадемо? А нет, вспомнил… Кадехо.