Война. Часть 2 (1/2)

Я пожертвую миром, чтобы спасти тебя.</p>

</p>

Твой отец.</p>

Т/И перехватывает меч Мартина крепче, разворачивается, двигаясь в сторону прохода, в котором исчез Фейд, и вздыхает, ощущая тяжелое дыхание Гурни, что следует за ней по пятам, пытаясь нагнать.

— Стой!

Она слышит, как у Халлека сквозит отдышка, и прибавляет шагу.

— Стой!

— Не мои проблемы, если ты не можешь двигаться быстрее.

Голос хихикает мерзкими перепадами интонаций — на Тландиту он тоже опоздал, — высокие ноты въедаются в разум и оседают неприятным эхом.

Гурни наконец равняется с девушкой, двигается строго плечом к плечу, выплевывает:

— Я не намерен оставлять тебя один на один с Харконеннами.

Я тебе не доверяю.

— А мог бы, как оставил Пола на эти долгие два года.

— Я не знал, что он жив!

Т/И чуть приподнимает уголок губ.

— Пытался ли узнать?

А как он мог?

Гурни хватает ее чуть выше локтя, заставляя остановиться, но она дёргается, заносит оружие выше, нанося удар аккурат об успевшее включиться силовое поле щита.

Острие делит рябью синеватый отблеск защиты, четко рисуя красную точку в месте атаки.

— Никогда, — Т/И давит сильнее, но тряся головой отходит, — никогда не прикасайся ко мне так, как посмел сейчас, — отдаляется на шаг, дожидаясь, когда Гурни снова будет открыт. — В ваших щитах порядка семи технических ошибок, — медлит, прикусывая губу, — поэтому, если ты еще хоть раз позволишь вести себя схожим образом, я тебя…

Что?

Т/И не успевает закончить фразу, отвлекаясь на звук, что раздаётся за три поворота от них.

Прислушивается для вида, осознавая, что они не одни.

Возможно.

Вздыхает, оборачиваясь к Халлеку, и чуть наклоняет голову набок.

— Что ты хочешь узнать?

— О каких технических ошибках ты говоришь?

Мужчина бросает быстрый взгляд на проход темнеющий впереди, снова смотрит на Т/И и, морща лоб, шепчет:

— Так какие ошибки, госпожа?

— Ты потратишь на это свой первый вопрос?

Он приоткрывает рот, чтобы возмутиться, закрывает, но берет себя в руки и чеканит:

— Какие цели ты преследуешь?

— Помочь Полу стать Императором, — она смеется. — Задавай вопросы верно, друг мой.

Мужчина пинает носком ботинка мелкий камушек, психует.

— Как давно твоя семья планировала взрастить в юном герцоге Императора?

Т/И улыбается, кивает своим собственным мыслям.

— Лучше, — девушка дергает ладонью. — Мессию в Поле всегда взращивала леди Джессика, но, — она хмыкает, — отец дал Атрейдесам чуть больше времени, чтобы мальчик окреп. На самом деле, — смотрит под ноги, зависая на мелких песчинках, что прилипли к голым ногам, — времени могло быть больше, если бы лорда не убили.

— Я не понимаю.

— Герцог должен был умереть, потому что иначе, — Т/И щурит глаза, — Пол не был бы так заинтересован.

— Что ты несёшь?

Т/И откидывает волосы назад.

— Рождение Пола, — думает, — как и мое рождение — сплошной фарс. Леди Джессике было велено рожать дочерей, а в моей семье всегда появлялись только сыновья. Мы — тщеславие и гордыня наших матерей, Гурни.

— Я все равно не понимаю.

— К чему приводят дела, что творятся за спиной близких? Точнее сказать, — она снова прислушивается, — что случается, когда мы сами позволяем близким вершить подобные дела?

— Ты клонишь к тому, что Джессика была причиной падения герцога и становления Пола как Императора?

— Опосредованно, — Т/И задумывается. — Когда у женщин нет прямого права власти, а она всегда была лишь наложницей, власть получают через детей.

Халлек недовольно хмурит брови, качает головой, выдыхает сквозь плотно сжатые зубы, почти выплевывает:

— Ты путаешь их семью со своей.

— Я не путаю наших матерей, Халлек, я не путаю сестёр ордена.

Теперь не путаю.

Звук повторяется снова, Т/И дёргается заметнее и кивает Гурни. Мужчина отходит в сторону, чуть разминает запястье и берётся крепче за рукоять меча.

— Ещё два вопроса, Гурни, — девушка копирует его движения, давит большим пальцем на выемку в основании металла, и резко убирает палец. С другой стороны появляется идентичное лезвие, превращая оружие в копье. — Ну так что, задашь сейчас?

Халлек приподнимает брови, но Т/И улыбается. Ждёт.

— Откуда лорд Арейс знал о возможном падении Атрейдесов? Откуда знала ты, что резиденция падет?

— Над Араккисом есть спутник, — по челюсти проходит неприятная дрожь. — Отец любил повторять, что дары, преподнесенные тобой, не должны быть опасны для тебя самого, — цокает. — Дюна всегда была нашей, Халлек — и при Харконеннах, и после отказа от взятия ее в фив, и после прилёта семьи Пола, — Т/И поворачивается, чуть щурясь, смотрит на мужчину и добавляет: — Конечно же мы приглядывали.

— Над планетой невозможно размещение спутников из-за бурь, а если я всерьёз поверю, что лазейки были, то, — он закусывает губу, думает и наконец собирается с духом, — такой уровень использования технологий запрещён законами Империи.

— О, — девушка отворачивается, — изнасилование девочек, — она чувствует, как Халлек дёргается от ее слов, — обезглавливание прибывшего гостя, — морщится, вспоминая об отце, — и убийство герцога в собственной резиденции тоже не входит в свод правил. Но всем плевать.

— Так спутник был?

— Он есть, Гурни.

Звук раздаётся снова, и Т/И, чуть медля, проходит вперёд в тень, Халлек понимающе смотрит на ее действия, и, чуть подумав, идёт следом. Девушка добавляет шепотом:

— И я все ещё приглядываю.

Гурни невольно напрягается, осматривает ее с ног до головы, дергает головой.

— Тогда последний вопрос, — мужчина переходит на шёпот. — Ты все ещё дочь своего отца или уже нет?

Отец сидит на кресле, откинувшись на спинку. Свет меркнет, теряясь у границы стола, но Т/И отчётливо видит тёмные как ночь глаза с еле заметным золотым отливом.

— Уже поздно. Мама отправила узнать, почему ты все ещё тут.

Ваурум молчит, отбивает пару раз пальцами по дереву, выдыхает и тихо напевает:

— И вдруг маленький мальчик понял, что сила была не в силе, а в знании.

Т/И хмурит брови, щурится, пытаясь разглядеть эмоции мужчины, но ничего не выходит. Она двигается вглубь комнаты, когда отец прерывает ее движения фразой:

— Сегодня я отказался официально признать Арракис.

— Ты сделал что?

Арейс отталкивается от спинки, переносит вес вперёд и упирается локтями в стол.

— Я отказал Императору.

Девушка чувствует, как в ней клокочет неверие, что столь шаткая дружба между их Домами и вовсе идёт трещинами. Но отец учит не задавать глупых вопросов, отец учит говорить только по делу. Т/И вдавливает ногти в ладонь и, стараясь не сорваться, чеканит практически по слогам:

— Нам ждать войны?

— Нет и нет. Ты не понимаешь, — отец кладёт пальцы на виски, чуть растирает кожу, снова поднимая на неё взгляд. — Мы не думаем о войне, дочка, мы лишь думаем о мире.

Мы не думаем о войне.

Мы лишь думаем о мире.

— О каком мире может идти речь, если в этой, — Т/И задумывается, — возможной бойне погибнут люди?

— Ну, — Арейс ухмыляется, — ты всегда можешь освободить не-тландийцев от данной нам вассальной клятвы. Как тебе такая идея?

— Что ты имеешь ввиду?

— Хочешь дать выбор — дай его по-настоящему. Например, своему Дункану, м?

Девушка дергает головой, скидывает с себя наваждение, смотрит на Гурни с удивлением. Он приподнимает уголок губ, бросает:

— Ты не помнишь, да?

— Не помню?

— Угу, — он соглашается. — Не помнишь меня и того, что на саомм деле происходило на Тландите, — замирает. — Кто подправил твою память, Т/И? Твой гость в голове?

Шаги отдаляются, и она продвигается дальше, на ходу жмёт плечами и снова ощущает дрожь в районе челюсти. Мужчина нагоняет.

— Значит, этого ты тоже не помнишь. Я никогда не любил твоего отца, сказать больше — я его ненавидел. После долгих лет служения графу Орму начало службы Вауруму казалось мне мучением, — медлит. — Твой дедушка был диким, опасным, горячим, но никогда он не был непредсказуемым и хитрым, — чуть подкидывает в руке меч. — В отличие от твоего отца.

— Моего отца?

Гурни чуть ухмыляется, опережает на несколько шагов, уходя дальше к повороту нового коридора.

— У тебя тоже всего три вопроса, госпожа.

Т/И наклоняет голову набок, непроизвольно улыбается, зная, что улыбка на самом деле принадлежит не ей.

— Расскажешь о папе? — вопрос теряется и глохнет в узком пространстве. — Каким его помнишь ты?

— Настоящей змеей. Лорду Арейсу было пятнадцать, когда граф поручил ему решить конфликт на одной из ваших колоний, — Гурни станавливается, оборачиваясь через плечо. — Твой отец уладил его за неполные пять месяцев, оставив после себя полное подчинение бунтовщиков. Позже, когда лорду исполнилось восемнадцать, на его счету было почти свящённое поклонение нескольких миллионов людей, — недобро усмехается. — Графу на это не хватило целой жизни.

Шаги отдаляются быстрее, и Т/И ускоряется, стараясь не наступить на пятки Гурни. Шепчет:

— Все еще не вижу ничего плохого.

— То нападение Харконненов на герцога Лето, помнишь о таком? — он хмыкает. — Конечно помнишь. Его организовал твой отец.

Т/И резко останавливается, словно ударяется о прозрачную стену, воздух выбивают из лёгких, и она неверяще смотрит в спину Халлека.

— Я считал его повинным в смерти своей сестры, да, это было так, но моя ненависть к нему началась раньше.

— Ты врешь.