Мгла (1/2)

Но все вокруг способно исцелять. </p>

Т/И оглядывается, замечает небольшую захламлённость тренировочной зоны и снова смотрит на Айдахо. Тот встречает ее полуулыбкой и фразой, знакомой почти с самого детства:

— Есть какие-то пожелания, госпожа?

Она быстро пожимает плечами и чеканит:

— Нет, никаких. Я, — откашливается, — не помню, когда тренировались в последний раз, чтобы просто отдохнуть.

Мужчина понятливо кивает, задумывается но мгновение, а после снова смотрит на неё, улыбаясь ярче, чем было до.

— Мне нужно, чтобы ты себя отпустила.

— Что?

Айдахо щурится, и она замечает, как в глазах у него пляшут огоньки.

— Отпусти, — откидывает выбившуюся челку назад. — Я все думал, в чем же дело и почему тебе так сложно стать самой собой на Арракисе и вдруг понял, — цокает языком. — Ты чувствуешь себя в опасности.

— Допустим и все же нет, — Т/И делает пару шагов назад и хмурится. — Даже не проси.

— Уже прошу, — улыбка мечника укутывает ее тёплым одеялом. — Просто вспомни, как замечательно ты пугала стражу, когда была ребёнком.

Девушка продолжает отрицательно качать головой.

— Это другое.

— Знаю, — Айдахо мягко двигается в ее сторону, но останавливаясь бросает. — Дюна душит тебя, так позволь себе вернуться домой.

Домой?

— Домой?

— Покажи мне место, где ты чувствуешь себя собой.

Собой.

Т/И вздыхает и снова оглядывается по сторонам, хочет возразить, но мечник, словно читая мысли, добавляет:

— Верни нас на Тландиту в тот момент, когда меня уже не было.

Она чувствует, как спирает воздух, как не удаётся сделать полноценного вздоха и…

— Чтобы не уйти в детали?

— Чтобы не уйти.

Т/И думает ещё мгновение и все-таки соглашается, мягко опускает плечи, делает шаг на месте, почти уходя в свои мысли, когда Дункан шепчет, спрашивая:

— В твоих иллюзиях можно погибнуть?

— Тебе уже нет, — Т/И заносит руку для щелчка, но задерживается и добавляет ещё: — Ты уже умирал, — медлит. — Там будет отец.

— Лорд Арейс?

— Он есть всегда.

Щёлк.

Реальность сжимается, опадает, словно пожухшие листья, и окончательно рассыпается, на мгновение оставляя двух людей посреди бледно-кремового полотна.

Стены вокруг идут рябью, оголяют скелеты из металлического каркаса и по-новой, словно мясом, обрастают серой горной породой.

Пол под ногами покрывается трещинами, вырывая в сколах светлые плиты. Т/И переводит взгляд на мечника, и замечает, как тот, словно ребёнок, старается уследить за происходящим вокруг «волшебством».

Песок окончательно исчезает, и девушка подмечает знакомую холодную чистоту. Ведёт носком ботинка, слыша скрип столетнего мрамора, и удовлетворенно кивает.

В восточном крыле загорается пара лампад, наполняя комнату приятным треском и оранжевым свечением, в стене напротив появляется большое окно. Айдахо не выдерживает, делает пару шагов в сторону зарождающейся рамы и медленно плетущихся между собой железных жгутов, что чуть позже опояшут стекло.

Мечник касается материи, но резко одёргивает ладонь, успевая пораниться. Переводит на неё озадаченный взгляд, и Т/И слегка улыбается.

— Здесь почти реальность.

Окно окончательно приходит в норму, сливается с морозным миром снаружи и отражает вершину небесного пика. Где-то на фоне девушке слышатся шаги, что отдают тяжёлой поступью отца, и она бросает быстрый взгляд на запертую дверь.

Не войдёт.

Дункан следит за ней взглядом и громко выдыхает, теряя конец фразы с воздухом:

— Дома.

Дома?

Т/И мягко шепчет, ведёт взором вдоль фигуры мужчины, смотрит, как одежда на нем дряхлеет, оставляя вместо лохмотий идеальный чёрный мундир, прямые брюки, что переходят в тяжелую шнуровку ботинок, и теперь улыбается по настоящему.

Чувствует, как на смену униформе сардаукар приходит привычный зелёный комбинезон и мягкая, болотного цвета, кофта.

Ноги утопают в комфорте тренировочной обуви и Т/И, откидывая назад две туго сплетенные косы, говорит:

— Вот теперь дома, наставник.

Мужчина осматривает себя и задерживает дыхание, плавно проводит пальцами вдоль швов, трогает пуговицы, что в приглушённом свете отдают перламутром, и переводит на Т/И заворожённый взгляд.

— Восхитительно.

Девушка смущается от столь неожиданной реакции и бросает быстрый взгляд на дверь, почти ощущая дыхание Арейса. Трясет головой, стараясь скинуть наваждение, и переносит вес на левую ногу, выставляя ее вперёд.

Дункан усмехается, расстёгивает мундир, с трепетом снимает его с плеч и, оставаясь в рубахе, кладёт на подоконник.

Т/И взмахивает рукой, и часть костюма осыпается дымом.

— Если что-то в иллюзии становится лишним, то лучше это убрать, — обьясняет девушка. — Будет больше концентрации на крупных объектах.

Мечник понятливо кивает.

— Доставай клинок. Я хочу посмотреть, как точно ты чувствуешь тяжесть оружия в руке.

Т/И слушается, тянется к ножнам, обнажает острие и напрягает запястье, сжимая рукоять почти у основания.

— Выпад.

Она послушно заносит лезвие, ведёт им в воздухе, слыша легкий свист от сопротивления, и опускает вниз, резко останавливаясь у условной линии.

— Не так.

Дункан слегка разминает правое плечо и двигается в ее сторону, подходит вплотную, и улыбка продолжает играть на его лице. Он медленно касается ее запястья, заставляя расслабить и почувствовать мягкость движения, но Т/И сопротивляется, с непривычки пережимая клинок ещё тверже. Айдахо, рвано дыша, разворачивает ее к себе спиной и сталкивает со своей грудью.

— Почему, чтобы научить тебя верным вещам, всегда нужно доминировать?

— Что? — та возмущённо пыхтит.

— Шучу.

Дункан снова ведёт пальцами вдоль руки, очерчивает линию от локтя и, найдя пульс, замирает. Т/И позволяет себе немного расслабиться, и мечник довольно кивает. Ведёт пальцами ниже, огибает косточку большого пальца и накрывает ее руку своей.

— Мягко, — ведёт клинком вверх, изображает дугу и резко выводит оружие остриём вперёд. Воздух отдаёт громким хлопком на выпад и Т/И улавливает разницу. — Ещё раз.

Она прислушивается к забытым движениям, старается повторить идеально схожим образом, но стопорится на сильном замахе. Дункан прижимается ближе, ставит ногу между ее разведённых и давит на бок левой ступни, заставляя расширить стойку.

— Ты не заземлена, — он чуть давит на поясницу, заставляя еле заметно прогнуться. — Чувствуй продолжение от опоры, на которой стоишь.

Т/И поворачивает голову вбок и недовольно глядит на Айдахо.

— Ты думаешь неправильно, — Дункан выдыхает ей в ухо. — Вес клинка в твоей руке должен ощущаться продолжением самого тела. Осознай изгиб рукояти, длину и твёрдость, как осознаёшь саму свою суть, — Дункан ведёт сухими пальцами вдоль ее кожи и Т/И выдыхает. — Это не объект. Сейчас здесь нет наследницы Арейсов с семейным оружием, но есть человек, который учится воевать.

Учится воевать.

Она погружается в ощущение жара его тела, теряется в запахе, что окутывает ее, словно благовоние, и прикрывает глаза.

Раз — рука ведёт вверх, словно оглаживает линию скул.

Два — поднимается выше и выбивает чёткую линию, малость не доходя до щита.

Три — замедляется, проходя защиту и резко бьет в середину, нанося смертельный удар.

— Снова считаешь. Плохо.

Она слышит, как мужчина отходит от неё. Только хочет открыть глаза, как Айдахо ее останавливает.

— Не размыкай век, — тянет. — Твоя любимая тренировка.

— В которой я всегда проигрывала.

Мужчина мягко смеётся, и Т/И с точностью определяет — северо-запад.

— Найди меня.

Фраза будит в ней желание охотиться. Т/И заметно скалится, шепчет, гася голосом лампады и погружает пространство вокруг в кромешную тьму.

Слова дедушки всплывают в памяти чётким напоминание: поймать добычу легче на открытом пространстве.

Т/И мягко ведёт свободной рукой в воздухе, ощущает, как понижается температура и как явно хрустит снег под ногами.

Делает глубокий вдох и фокусируется на движениях Дункана. Она слышит его тихое дыхание, подмечает едва заметный шорох одежды и снова определяет — восток.

Снежок в спину прилетает четко с севера.

— Соберись, Т/И.

Девушка смеётся, но собирается и отсчитывает два шага по часовой стрелке, после недоуменно хмурит брови — мечник не ставит вторую ногу на снег.

— Ты мухлюешь!

— Перестань считать, Т/И, ты сама загоняешь себя в ловушку.

Цифры прыгают перед глазами, она уклоняется — вовремя и слыша, как мимо снова пролетает снежок.

— Лучше.

Т/И встаёт ровно, вся превращается в слух, замедляет счёт, что продолжается даже во сне, и заполоняет разум пустотой.

Добыча движется по краю опушки, мягко обходя расставленные капканы, роясь мордочкой в сугробах, силясь найти хоть какой-то корм.

Волк слеп, но слух его острее, чем только выкованный клинок. Он ждёт, когда добыча оступится.

Айдахо движется с запада, мягко ступая в сторону юга, и почти не отрывает стоп от земли. Т/И не может его считать лишь потому, что его опора и само тело сплетаются в единое целое. Но все же они созданы из разных субстанций, а это значит…

Она разворачивается на пятках, все ещё крепко жмуря глаза и бросает клинок на тридцать градусов по долготе. Слышит, как лезвие мягко ударяется о плоть, и открывает глаза.

Дункан держит пойманное лезвие в плотно сжатой ладони и довольно улыбается.

— Почти поймала.

— Почти?

— Хищник бы от такой раны только сильнее озверел.

Девушка замечает, как на белый снег падает пара ярко-алых капель крови, и переводит на него обеспокоенный взгляд.

— Все хорошо, Т/И, — он поворачивает клинок рукоятью в ее сторону и возвращает назад, приближаясь. — В твоей прекрасной головушке слишком многое цифр, но ты — не машина.

— Пока все подвластно числам, я могу себя контролировать.

Мечник становится ближе, кладёт раненую ладонь ей на щеку и наклоняет голову набок.

— Кто сказал, что тебе нужно себя контролировать? — удивляется. — Ты смотришь точно как леди Гвина. У вас одинаковые глаза и взмах ресниц, — мечник сглатывает. — Но я вижу ярость, что поглощает тебя.

Потому что эта ярость — единственное, что досталось мне от отца.

Дункан мягко оглаживает кожу, ждёт ответа и улыбается так знакомо, что у неё сосет под ложечкой. Слова вырываются прежде, чем она успевает себя сдержать.

— Любовь не возвращается вместе с памятью.

Айдахо согласно кивает.

— Не возвращается, Т/И, это верно.

Она зачем-то подтверждает его слова ответным движением подбородка и немного ведёт плечом.

— Но только представь, какой я счастливец, — мужчина улыбается шире. — Мне выпала возможность полюбить тебя снова.

— А мне? — Т/И шепчет вопрос еле слышно.

— Вспомнить, за что именно ты любила меня?

Т/И ощущает жар от кровавого следа, что успевает отпечататься ярким пятном, и думает, что его тоже будет невозможно смыть.

— Цифры никогда не обнуляются, Дункан.

— Я начал вести свой собственный счёт, госпожа, — он вглядывается в ее лицо и добавляет: — Мы только начинаем наше знакомство, но я уже сражён вашим усердием в тренировках.

Она смеётся и чувствует, как со смехом из глаз катятся слёзы. Айдахо говорит такие знакомые вещи, что ей впервые за долгое время дышится очень легко.

— У меня был хороший учитель.

— А у него была хорошая ученица, — он убирает ладонь от ее лица, легко утирая влажную дорожку и снова кивает.

Т/И приподнимает уголок губ, вглядывается в мужчину напротив, что так ярко выделяется на фоне заснеженных видов. Словно не с этой планеты, словно никогда не был частью ее дома, словно никогда в жизни не признавал холода.

Такой же прекрасный, как мама.

Дункан начинает закатывать рукав рубахи, и девушка переводит удивленный взгляд, замечая выбитую чернилами дату своего рождения.

— Что это?

— Я тоже очень долго пытался вспомнить, — он нежно проводит по числам, — а потом понял, что вместо координат Тландиты нанес цифры, что подарили вселенной тебя, как «место», куда хотел бы вернуться после смерти.

— А при жизни?

— Ты и была жизнью, Т/И. Моим личным местом паломничества.

Она чувствует, как спирает дыхание, как сердце заходится частыми ударами, но мечник продолжает, все ещё мягко касаясь рисунка:

— Единственная светлая вещь на моем теле.

Они сталкиваются взглядами, мужчина снова улыбается и заканчивает:

— Я в жизни так не любил, — он возвращает ткань назад, быстро защелкивая заклепки. — Тебе придётся применить голос, чтобы я не пошёл следом. Потому что, клянусь, я отправлюсь.

Т/И впитывает его слова, и это почти приятно.

— Пора просыпаться.

Реальность крюком возвращает назад, и девушка заходится лёгким кашлем, отодвигаясь от мужчины на два полноценных шага.

— Я больше не хочу никаких приказов, Айдахо, а потому просто прошу: дай мне возможность довести начатое до конца.

Он смотрит на нее растерянно, но Т/И успевает услышать громкие шаги, что направляются в сторону тренировочной комнаты. Она отступает еще дальше ровно в тот момент, когда дверь, почти слетая с петель, открывается. На пороге стоит Пол, и он недоволен. Т/И присматривается внимательнее и замечает, как раздуваются его ноздри от негодования.

— Т/И?

— Юный герцог, — она передразнивает его тем же тоном и хочет уйти из комнаты, когда Дункан, преграждая дорогу, прикрывает ее собой.

Пол двигается в ее сторону, смотря на мечника с недовольством.

— Насколько мне помнится, леди не имеет права оставаться с мужчиной один на один, если только она не его невеста.

Дункан хмурит брови, и Т/И замечает, как часто вздымается его грудь. Ей хватает всего за этот вечер: измены, предательства, признания в любви и ревности. Довольно.

Достаточно.

Она обходит Айдахо, заглядывает ему в глаза, бросает быстрый взгляд на место, где написано начало ее жизни, и двигается к Полу.

Атрейдес зеркалит ее движения, и Т/И на мгновение зависает на золотом кусочке кожи, что виднеется из-под расстёгнутой рубахи.

— Я возвращаюсь назад.

— Нет! — голос его звучит как приказ. — Ты никуда не пойдёшь. Не имеешь права.

Дункан на автомате кладёт руку на меч, словно желая защитить, но Т/И знает, что Пол не опасен, нет.

Пока что нет.

Она двигается к нему ближе, подходит вплотную, сталкивает их лбами, и Пол вцепляется в неё, словно тонущий за соломинку.

— Т/И… — голос его, до этого полный сил, начинает дрожать. — Ты не можешь уйти, не снова, — фраза наполняется безумными нотками. — Что я могу сделать для тебя?

Она отводит от него лицо, касается щеки и, найдя его взгляд, заставляет себя улыбнуться.

— Оставайся моим Полом, хорошо?

И отпусти меня.

— И?

— И не забывай, кто ты есть, юный Атрейдес с Каладана, — Т/И ведёт пальцем вдоль кожи и резко обрывает движение, опуская взгляд.

Она слышит тяжелый вздох Дункана сзади и добавляет:

— Ты — будущее всей империи, — перекатывает фразу, что хочет сказать, на языке и все-таки бросает: — Мой дорогой названный муж.

— Я люблю тебя.

Сердце после его слов ощущается большим и очень горячим. И от этого болит ещё сильнее.

Теперь, когда влюбленность в Пола почти исчезла, она видит своего избранника без иллюзий, навеянных не-ее-любовью.

Он стоит перед ней абсолютно нагой. На его теле смешиваются глубокие волны Каладана и слёзы будущих павших воинов. В его волосах золотистый песок и пепел от нескончаемых тлеющих костров.

Т/И не будет успевать хоронить убитых.

Его ладони грубые, а на ногах, что она омывала, свежие натоптыши от дистикомба, что так ему чужд. Он пахнет властью, и запах этот дерёт ноздри. Руки его, как совершенные ладони Бога, что несут новые обычаи в грядущий мир. А голос — алчность, жадность и сила. Он улыбается ей невинным ребёнком и наносит тонкую линию крови вдоль лица.

Но какими бы ни были их отношения Т/И смиряется, смотрит в ответ и, вздыхая, шепчет ему на ухо:

— Мы созданы друг для друга, но одной судьбы недостаточно, мой Пол.

Юноша хватает ее за руку, движения его грубы, но он пытается совладать с эмоциями и Т/И его прощает.

Пол закусывает обветренную кожу и шепчет, опаляя горячим дыханием:

— Мы два начала, Т/И.

Уголки губ девушки непроизвольно поднимаются вверх.

— Два мясника, — чеканит. — Терпи, мой мальчик, и тебе воздастся.

Она сжимает его пальцы в ответном движении, плотно переплетает, мягко оглаживая фаланги. Бросает быстрый взгляд за спину и переводит взор вперёд, сталкиваясь со Стилгаром, что стоит в дверях. Фримен кивает, и Т/И спрашивает:

— Вы нашли добровольца?

До возвращения к кораблю остается двадцать один час.

***

Девушка следует за добровольцем — иначе не назвать — и ступает строго по его линии пути.

Песок под ногами осыпается коричневым сахаром, и Т/И на мгновение думает о любимом чае своего отца.

Одна ложка на пять грамм сладости, обжигающе горячая вода и сбор трав, что мама лично готовила во время оттепели.

— Стилгар сказал, что ситч был уничтожен падением твоего корабля.

— Стилгар сказал так?

Фримен впереди замолкает, и Т/И не ждёт продолжения, когда тот бросает:

— Иначе, — медлит. — Но мне нравится мысль, что ты все ещё свята, — мужчина, она поправляет себя, юноша оглядывается на неё, а потом, отворачиваясь, говорит: — Моя младшая сестра поклонялась Йичойи.

Т/И задерживается на месте, чувствует, как нить, что связывает их на щиколотке, натягивается и впивается в спину взглядом.

— Как ее зовут?

— Звали.

Нить неприятно давит на кость, и девушка, поддаваясь скорому шагу фримена, снова двигается вперёд. Повисает долгое молчание, и Т/И знает, что, когда люди используют глаголы в прошлом, они хотят показать, что что-то безвозвратно ушло.