Воссоединение (2/2)

— Т/И!

Девочка прилетает на Каладан впервые, в ней столько восторга от того, что не нужно кутаться в тёплую одежду, что вокруг столько воды, той, что не закована в вечную мерзлоту и холод. Вода глубокая и чёрная, исчезает теряясь на горизонте и Т/И кажется, словно на этой планете, на самом ее краю — бесконечный водопад.

Когда они приходят на званный ужин в честь дня рождения наследника герцога Лето, Т/И старается вести себя скромно. Она обходит гостей по-змеиному аккуратно, стараясь не задеть тех, чьи числа над головами рябят значениями, которые ей не произнести и вовек. Люди смеются, некоторые узнают в ней дочь лорда Арейса и чуть склоняют головы, позже начиная шептаться между собой. Т/И ищет глазами леди Джессику, и, найдя названную матерь, что сидит, словно прекрасное закатное солнце, направляется к ней.

Женщина раскрывает объятия и целует ее в щеку, здоровается с ее отцом и указывает на место подле себя. Т/И присаживается и резко затихает. Ребёнок, которого, как ей сказали, зовут Пол, крадет все внимание, и звуки толпы вокруг пропадают. Она слышит только дыхание мальчика и то, как маленькие пальчики пытаются разорвать подарочную упаковку.

Он выглядит как смесь черного песка, что полон пепла, и прекраснейшее северное сияние. Обе эти вещи Т/И любит всем сердцем.

Ребёнок поднимает голову от столь пристального внимания, и находя ее глазами, улыбается. Где-то в районе груди у Т/И простреливает, золотые нити от солнечных лучей, пробивающихся сквозь цветные витражи родового замка, окутывают детскую фигурку и связываются в тугой кокон — она видит чёткую цифру один. Мальчик неведомым ей образом становится центром всего празднества.

Когда Пол протягивает к ней ладошку, Т/И направляется к нему как заворожённая. Он словно факир<span class="footnote" id="fn_29509527_2"></span>, что заклинает кобру. Девочка смотрит на его пухлые пальчики, переводит взгляд на розовые щечки и присаживается рядом.

Ребёнок упрямо тянет к ней ладонь, но Т/И помнит, что любое касание должно быть обусловлено веской причиной. У них тоже есть лимит. Как у слов, как у цифр, как у верности и любви.

Мальчик немного хмурит бровки и Т/И, поддаваясь искушению, переплетает их пальцы. Пол довольно улыбается, показывая ряд молочных зубов, и она, не выдерживая, улыбается в ответ.

Где-то внутри рокочет такое неизведанное чувство обладания, и Т/И удивлённо переводит взгляд на их сцепленные пальцы. Ей кажется, что больше никогда в жизни она не захочет их отпускать.

Она на мгновение отворачивается и переводит взгляд на отца, тот показывает пальцами цифру семь. Количество человек, до которых она касалась, и кто прикасался к ней, с возрастом начинает расти.

Отец, мама, дедушка, Джессика, Дункан, Ауда. Теперь Пол.

Т/И чуть опускает подбородок, ожидая, что именно последует за этой информацией, но отец кладет ладони на колени и отворачивается от неё.

Пока людей, что дороги, можно исчислять десятками — в жизни все идёт правильно.

— Т/И?

— Начинаю, прости, — девушка откашливается. — Много тысячелетий назад была одна планета, на которой жили те, кто позже породил наш Дом. Люди те были красивы, высоки как горы и широки, как разливы весенних ручьев. Они бороздили бескрайнюю водную гладь на кораблях, что были вырублены из дерева и называли себя аскеманнами<span class="footnote" id="fn_29509527_3"></span>. Мир тот был опасен, но красив, — она пытается вспомнить, что говорил отец и добавляет: — Над той землей сияло лишь одно светило, а известная нам Бетельгейзе<span class="footnote" id="fn_29509527_4"></span> им была неведома. У людей были грубые руки и имена. Они верили, что все вокруг породили Боги, и поклонялись огню, воде, земле и воздуху, — Т/И чуть сползает вниз, устраиваясь удобнее. — И была среди их рассказов одна легенда про огромного змея, что родился в настоящем, вырос в прошлом и умер в будущем. Змея звали Ёрмунганд, и в последней своей битве, когда пал он от рук труса<span class="footnote" id="fn_29509527_5"></span> на последнем своем вздохе, отпустив врага лишь на девять шагов от себя — змей его убил, — она замолкает, слыша глубокое дыхание мальчика.

Скольких сардаукар убил Дункан, перед тем, как его сердце остановилось?

— А потом? — голос ребенка почти сипит, а после и вовсе теряется в теплом выдохе. — Что было потом, Т/И?

Она вздыхает, стараясь унять зевок, и продолжает:

— А многим позже появилась Тландита. Арейс-старший рассказывал, что было верным решением выбрать планету, усыпанную снегом, чем ту, что могла быть полна бесконечной водной глади.

— Почему?

— Потому, мой мальчик, что когда во всей вселенной была пустота, где-то в самом ее сердце зародился источник Хвельгемир, чьи воды были окутаны льдом, но все равно продолжали течь. И дал этот источник жизнь всему, что появилось после.

Мальчик причмокивает и шепчет:

— Потому что ледяные волны Хвельгемира встретились с бушующем пламенем и породили жизнь.

— Верно, малыш, от того все и нужно возвращать огню. Где есть начало — там кроется и конец, — рассказчица медлит. — А теперь засыпай.

— Т/И, — он спотыкается. — А если мне снова приснится та девочка и спросит о том, как меня зовут, что мне ответить?

Девушка напрягается и закусывает щеку изнутри:

— Скажи ей, что имя тебя еще не нашло.

***

Она расчёсывает волосы кузену, когда к ней в покои стучатся. Голос за дверью кажется глухим:

— Леди, простите за беспокойство в столь ранний час, но мне нужно с вами поговорить.

Т/И замедляет движения гребня и четко произносит:

— Входите.

Дверь отворяется, и мужчина, немного топчась на пороге, проходит внутрь.

— Простите меня ещё раз, но дело неотложное.

— Слушаю, адмирал, — она продолжает перебирать зубчиками локоны ребёнка.

— Отряд сардаукар уже готов к вылету, но я бы хотел, — мужчина откашливается, — чтобы вы лично утвердили тех, кого мы отправляем на Арракис.

— Арракис? — голос ее кузена раздается трелью.

— Тебе бы там не понравилось, малыш.

В ней поднимается нетерпение, конечно она хочет сорваться с места, оглядеть каждого солдата, что может быть опасен для Пола. Но нельзя показывать виду — она привыкает к показательному послушанию. Т/И уточняет:

— Это необходимость?

Мужчина быстро кивает.

— Тогда конечно, как я смею отказать.

Она спускает ребенка с колен и одергивает мундир. Мальчик резко цепляется в ее бедро, стараясь не потерять.

T/И отводит пальцы от себя, а затем крепко ловит его ладонь, оглаживая большим пальцем.

— Придётся немного побыть без меня.

— Сколько? — ребёнок поднимает голову на ее голос.

— Чуть больше восьмидесяти минут.

Он отходит в сторону, держась за край кровати, и девушка читает по губам, что он начал счёт.

— Идемте, адмирал. Мне нельзя опаздывать.

Т/И кажется, что уголки губ мужчины приподнимаются в подобии улыбки.

Когда они выходят, сардаукары уже слишком очевидно стоят на коленях. Она насчитывает ровно двенадцать человек. Ее нагоняют слова:

— Мы собрали тех, кто более всех предан императору.

— К чему тогда этот сюр? — она указывает свободной рукой на мужчин.

— Церемония требует сопроводить воинов кровью. Раннее Башар сам принимал подобные решения.

Т/И оглядывается вокруг, цепляется взглядом за жертвенные алтари и вздыхает, затем отходит в сторону, приближаясь к главнокомандующему отряда. Тот сидит перед ней на коленях, опустив голову.

Хорош тот воин, что ценит кровь в теле врага.

Девушка подходит вплотную, приподнимает его за подбородок и, налаживая зрительный контакт, протяжно касается губами лба.

У мужчины вырывается удивлённый вздох, и Т/И добавляет, отодвигаясь от солдата:

— Удачного вам полёта, Тугуз.

— Леди? — он откашливается. — Вы знаете мое имя?

Т/И утирает лицо от дождевых капель и улыбается по-матерински тепло:

— Я знаю каждого на этой планете, друг мой.

Она видит, как в его глазах зарождается понимание, и, кивнув ему, возвращается назад, равняясь с адмиралом. Голос ее похож на раскаты грома, и она чеканит чётче, силясь «перебить» ветер и потоки воды с неба:

— Встаньте! — сардаукары поднимаются с колен и переводят взгляд на неё, Т/И улыбается. — Желаю вам побед на Арракисе и, — она кладет ладонь на сердце, — подчиняйтесь тому, кто будет вас помнить, а не тому, кто позабудет и похоронит во времени.

Солдаты молчат, и Т/И собирается развернуться, как слышит отчётливый голос командира:

— Слушаемся, госпожа.

Ее титул прошивает насквозь. Т/И кивает в ответ и ведет быструю линию ото лба до подбородка. Стопорясь от того, как глупо это выглядит.

Мужчина зеркалит ее движение.

Т/И разворачивается, чувствует тяжесть плаща, что успевает пропитаться от ливня, и двигается в сторону резиденции. Фигура Мартина возвышается у входа, и она считывает недовольство в его напряженной позе. Рукава его сюртука закатаны по локоть, и T/И замечает витиеватые черные узоры, что выбиты на его коже. Она знает — если следовать этим линиям, возможно достичь одной из колоний их Дома.

Бывшей колонии.

На теле каждого мужчины-тландитца выбиты истории дел, что он вершил при жизни. Карта на теле Мартина — память о помощи, что он оказал в завоевании планеты. А Дункан…

Тело Айдахо усыпано чужими письменами и фразами, что ей не прочесть.

Воин хмурится, сталкиваясь с ней взглядом:

— Что это было, госпожа?

— Мартин, друг мой, — T/И почти виновато наклоняет голову вбок. — Моя семья так долго правила кровью, после правила по праву рождения и никогда не пыталась управлять любовью.

Он хмурится чуть больше, и Т/И замечает небольшие отголоски ревности в его лице.

— То, что вы делаете, госпожа, разбудит в них любовь, но не ту, что они вправе испытывать.

— Ты про любовь к женщине? — T/И улыбается краешком губ.

Мужчина кивает и отводит от неё взгляд.

— Это ведь то, что нужно. Так им будет легче за меня умирать.

Она подходит ближе, и кладет руку на плечо. Мужчина переводит на неё взгляд, и Т/И щурится, глядя в такие знакомые золотые глаза:

— Мне нужно беречь вас, Мартин. К тому же матерью я буду только вам.

— И?

— И своим детям, — та смеется. — На это я имею право, друг мой?

Мужчина смеётся в ответ и слегка проводит щекой по ее руке.

— Даже не смею думать иначе, — он меняется в лице, становясь предельно серьезным. — Мы будем любить их ровно как и вас.

— Чуточку сильнее, — T/И опускает свою ладонь и переводит взгляд внутрь резиденции. — Как думаешь, какое имя можно дать кузену?

***

Горячий песок нагревает доспехи, и T/И бьет запястьем в районе левого плеча, активируя защитные щетинки. Железо истончается, превращается в небольшой золотисто-серый диск, что умещается в ладони. Она быстро оглядывает себя и переводит взгляд на Дункана, что стоит в боевой позиции, прикрывая от нее Пола.

Юный герцог успел измениться за этот год. Он выглядит обласканным солнцем, линии его лица заострились и стали подобны горным вершинам Тландиты, волосы больше не напоминают волн, но видятся ей кольцами Шай-Улуда.

Т/И чувствует, как теряет его.

— Здравствуй, Айдахо.

Она приближается ближе, останавливается на расстоянии вытянутой руки, и мечник, помедлив еще момент, отходит в сторону.

Пол выглядит чужим. T/И вглядывается в символы, что нанесены поверх его золотистой кожи. Множество мелких иероглифов мертвого говора, девушка вчитывается в них и узнает письмена самой первой из их колоний. Той, откуда впервые сбежали фримены.

Кожу Пола покрыли языком рабов.

Она чувствует злость, что клокочет в ней, срывается с места и подходя к нему вплотную, обхватывает позади шеи, наклоняет к себе. Пол поддаётся, все еще ни сказав ни слова, и Т/И проводит тягучим движением языка вдоль открытой кожи. Тело от столь интимного прикосновения вздрагивает, и девушка переводит взгляд на влажный след, что она оставила, ведет по нему пальцем, и символы стираются. Она рвано выдыхает и утыкается ему в грудь — Пола можно очистить от показной принадлежности культу свободного народа.

Т/И ощущает тяжелую ладонь на своей пояснице, и голос Атрейдеса ей почти незнаком:

— Истратила столько влаги.

— Я вернулась с планеты, где дождь не прекращался. Во мне ее много.

Пальцы на пояснице отстукивают, и Т/И добавляет:

— Если это поможет хоть как-то, я самолично сотру с тебя каждый рисунок.

— Схожим образом?

Т/И смеётся:

— Твои мысли полны дурных вещей.

Пол проводит за ее ухом и кладет руку на бьющуюся на шее вену.

— Я так ждал, — в голосе его весь жар Арракиса. — Как ты смогла вернуться?

— Очень сильно хотела к тебе, мой Император, — Т/И шепчет ему на ухо. — Это стоило мне целого ситча и трёхсот двадцати одного человека.