Воссоединение (1/2)

Барон задерживается на долгих три дня. Слишком много для того, кого ей совсем не хочется видеть.

Т/И все еще не уверена в полном подчинении сардаукар, потому решает забрать кузена к себе в спальню, чтобы всегда знать, где он находится. Мартин лишь недовольно качает головой, узнавая об этом решении.

— Арракис — одно, но нельзя запускать в свои покои другого мужчину на Секунде, госпожа.

— Он — ребенок.

— Он — мужчина.

Воин тяжело вздыхает и разворачиваясь выходит из кабинета. Т/И устало потирает переносицу и упрямо морщит нос. После уничтожения Тландиты многие привычные для Мартина вещи постепенно покидают память девушки, и она, не желая того, отступает от традиций своей семьи.

Дедушка бы одобрил.

Она перекатывает слово на языке и тихонько улыбается. Т/И любила того грозного мужчину, любила его теплые объятия и громкий смех, любила уходить с ним в лес и подолгу подглядывать за животными, любила слышать, как он отчитывал отца, когда Т/И пытались сделать послушной, любила в нем практически все.

Она не помнит, в какой именно момент стала бояться быть похожей на него.

Т/И смотрит, как дедушка выпускает из капкана зайца и, перевязав ему лапу, отпускает. Мужчина переводит на нее хитрый взгляд и, улыбаясь, шепчет:

— Иногда нужно измениться, даже если это претит самой твоей сути, — он указывает пальцем в самое сердце продолжая. — Какие-то поступки себя изживают, и нужно искать новый подход.

Т/И трет красный от мороза нос.

— Позволить жертве спастись самой?

Дедушка кивает и слегка усмехается.

— Только запомни, моя Далия<span class="footnote" id="fn_29509527_0"></span>, дадим мы этому зайцу убежать или нет — исход будет один.

— Он умрет? — она смотрит, как мужчина соглашается, и вглядывается в следы на снегу. — Но тогда зачем ты ему помог, если все закончится тем же самым?

Мужчина подходит к ней и, подхватывая на руки, отрывает от земли, отряхивает налипший на рукавички снег и загадочно шепчет:

— Чтобы другие звери обманулись в том, что я — добр.

Т/И смеется и понятливо качает головой, спрашивая еле слышно:

— Чтобы в капкане стало больше добычи?

— Да. — дедушка добавляет: — Так делают все терпеливые охотники, моя Далия, все Арейсы.

Т/И ведет рукой по столу, обводя пальцами мягкую зеленую обивку. Листы бумаги лежат неровной стопкой рядом с чернильницей, и Т/И почти решается взяться за перо, когда задерживает руку в воздухе и вздыхает.

Она путается в нитях своего отца. Поддевает одну, но лишь затягивает новые узлы. Хаотично разбросанные и доступные для Ваурума, ей они не поддаются. Пути, что он проложил для неё, ведут в тупик. Они стелятся кровью и подчинением, но ей настолько дико, что она выбирает заросшую тропу, дабы выстроить собственный ориентир.

Она корпит над идеями Арейса ночами напролёт, вспоминает то, чему он учил ее, старается уловить подтекст во фразах и брошенных наспех словах. Но подсказок нет.

Их нет, понимает она, лишь от того, что отец всегда говорил прямым текстом.

Будущее настораживает. Это новое чувство, которое ей совершенно незнакомо. Оно сродни страху, такое же чуждое и далекое от привычных ей понятий. Люди вокруг тонут в пучине власти, они кормятся своей любовью к завоёванным вещам, но Т/И видит — им недостаточно.

Она пытается взглянуть на планы отца выше, абстрагируется от реальности и все думает, где он или уже она сама допустили ошибку.

Узлы нарастают крепкими комками, и ей видится лишь два выхода — разорвать их или смириться.

Фигуры мысленно сдвигаются на пару клеток назад, и черные пешки, сбитые раннее, возвращаются на поле — девушка просчитывает другие ходы и выступает вперед конем со слоном, пытаясь очистить дорогу ферзю — противник двигает короля и Т/И, пожертвовав парой фигур, его съедает.

Снова бросает быстрый взгляд на чистые листы, и ей все никак не удается оформить письмо Шаддаму IV с докладом, что Владимир ведет двойную игру.

Девушка усмехается и устало трет виски. Харконенн знает, что она может его предать, император знает, что она может предать и его, бывшие сторонники и колонии служат, лишь преследуя личные цели, и Т/И понимает, что каждый в этой странной игре придет либо к гибели, либо к победе.

Умирать не хочется совсем.

Но на Арракисе ее ждет Пол, ждет ее Бог, и ждет вся новая жизнь, а значит — страха нет.

Т/И убегает, пытаясь запутать следы. Ей кажется, что за ней, волоча тяжелый подол, двигается смерть. Лес, настолько знакомый с самого детства, превращается в ловушку, и она ощущает себя тем самым зайцем, которого дедушка когда-то выпустил из капкана. Куда не прячься — исход один. Она слышит позади себя голос матери, слышит тяжелое дыхание стражи, что пытается ее нагнать, и от этого бежит еще быстрее.

Дедушку убили, ее дедушка больше не вернется домой, больше не прижмет ее к своей груди, не укроет от зябкого мороза своим плащом, не расскажет истории рисунков, что выбиты на его коже. Она утирает ледяные дорожки слез рукавами платья и переходит на тяжелые всхлипы. Ее ловят чьи-то холодные руки и она кричит, думая, что смерть все-таки застала ее.

— Тише, успокойся.

Она узнает голос отца и пытается вырваться, пытается убежать дальше. Она не хочет его видеть, не хочет видеть никого, кроме дедушки.

— Успокойся! — мужчина переходит на крик, и T/И затихает, переводит заплаканный взгляд на мужчину, что держит ее крепко, и, кривясь от злости, бьет его маленьким кулачком в грудь.

— Он летел за тобой! Где ты был?

Отец молчит и смотрит на дочь, та шумно сглатывает и замечает, какими влажными становятся его глаза.

Ему больно. Т/И не хочет, чтобы он тоже плакал.

Вопрос вырывается против воли:

— Дедушка ведь больше не вернется?

— Больше нет.

T/И всхлипывает, а потом резко обмякает, словно осознавая, как от части их Дома отрезали душу.

— Имя дедушки исчезло с ним?

— Да, моя Далия, больше его нельзя произносить.

Девочка дергается снова и, отец наконец-то опускает ее на землю. Голос матери звоном разносится по лесной тиши, и Т/И, еще раз взглянув на мужчину, бросает обидное:

— Не называй меня так.

В пять лет она впервые осознает, что Арейсы могут спланировать все, кроме моментов, когда ими движет любовь.

Тело дедушки так и не возвращают на Тландиту.

Т/И дергает плечами и кривит уголок губ в подобии улыбки — как будто все эти воспоминания играют хоть какую-то роль сейчас. Планеты нет, как и всех тех, кто когда-то там был захоронен. Отец дал добро на создание ею нового мира — было бы полным кощунством проигнорировать такой шанс.

Когда она двигается по коридору в сторону своих покоев, ей вдруг четко становится ясно, отчего Секунда напоминает дом. В резиденции стоит полнейшая тишина, и на первый взгляд возникает чувство, словно эти стены не скрывают людей. Но стоит лишь прислушаться, как Т/И улавливает движение сбоку и тихое дыхание солдат, что прячутся в тёмных углах, готовые по первой необходимости напасть.

Или защитить?

Она снова отвлекается на цифры, и, глядя на острые носы сапог, насчитывает двести двадцать восемь шагов до своих покоев. Бордовый ковёр, которым устлан каменный пол, немного сбивается у порога, и Т/И приходится сделать два лишних приступа, вместо привычного одного.

Мерное дыхание ребёнка звучит громким звоном на фоне мертвой тишины. Т/И отпирает дверь.

Отец стоит к ней спиной и молчит. Т/И чувствует, как холодный ветер неприятно лезет под мундир и окутывает льдом горло.

— Куда отбыл Дункан?

— На Каладан.

Девушка усмехается и видит, как отец разворачивается в ее сторону.

— Его нужно проверить, Т/И. Тебе придётся с этим смириться.

Она сталкивается с ним взглядом и знает, что со стороны выглядит его точной копией: начиная от выправки, заканчивая тем, как она сжимает челюсть. С хозяином Дома нельзя спорить и она соглашается.

Нет? Да.

Он делает шаг к ней навстречу, но девушка отодвигается назад. Отец поднимает руку, Т/И понимает, что тот хочет ее коснуться, но замирает на половине и опускает ладонь к бедру. Голос его звучит слишком одиноко:

— От тех, кого слишком любишь, держись подальше.

Т/И удивлённо вскидывает бровь, сразу вспоминая герцога Лето, и Ваурум, словно читая ее мысли, мягко щурит глаза, ожидая, что она ответит. Т/И хмыкает и заканчивает за него:

— Потому что они-то тебя и убьют.

Девушка вырывается из воспоминаний и выдыхает, ей вдруг становится стыдно за то, что она никогда не любила отца правильно. Никогда не любила так, как он заслуживал в действительности.

И от того, скорее, и осталась жива.

Она слышит, как дыхание ребёнка становится прерывистым, и тот, ерзая на кровати, шепчет сонным голосом ее имя. Девушка приближается к нему и присаживается рядом, находя его ладонь:

— Разбудила?

— Я хотел дождаться, но не смог.

Девушка улыбается и, скидывая сапоги, залезает с ногами на кровать. Ребёнок замолкает, а после настороженно говорит:

— Мне снился сон.

Т/И опускает взгляд на его лицо и задерживает внимание на невидящих глазах. Что может видеть слепец?

— Ты видишь сны?

Ребёнок придвигается ближе и смотрит раскосо, не имея возможности сконцентрировать взгляд.

— Цвета, — он задумывается, — старые воспоминания до Tres 2b. Но сейчас мне снятся твои сказки.

Т/И ведет пальцами сквозь его локоны и снова улавливает запах пионов.

— И что тебе снилось, малыш?

— Вода, — он шумно сглатывает. — Очень много воды, бесконечные моря, в глубине которых плещутся лёгкие волны рек.

Т/И улыбается, ведя пальцами вдоль скулы ребёнка.

— А ещё во сне пахло солью, камнями и зеленью. И был такой сильный ветер, он играл с моими волосами и вокруг было так светло.

Девушка задерживается на подбородке и начинает хмурить брови. Таких пейзажей никогда не было на Тландите, то, о чем говорит кузен, — точное описание Каладана.

— А ещё там была девочка.

— Девочка?

— Да, очень красивая. У неё были длинные темные волосы, светлая кожа, такая, как новый лист бумаги и глаза у неё были под цвет грозового океана.

Т/И всматривается внимательнее:

— Грозовой океан, малыш?

— Да, один в один. Только такие, хм, необычные, как у лорда Арейса, — мальчик спотыкается, вспоминая. — Но вместо чёрного цвета — небо.

Глаза ибада. Меланж. Фрименка.

— У девочки было имя?

Ребёнок хмурит лоб, трёт лицо ручкой и затем расходится в улыбке:

— Да! Очень красивое имя, она просила его не забывать, — он закусывает губу и шепчет: — Алия.

Она повторяет одними губами:

— Алия, — девушка успевает задаться вопросами о том, почему кузену снится незнакомка с Арракиса и Каладан, когда тот перебивает ее размышления.

— Она сказала, что видит очень далеко и много, а я помогу ей держаться на месте.

— Потому что не видишь совсем?

Ребёнок зевает и слабо кивает в ответ.

— Значит, Алия, — Т/И проводит ладонью по лбу мальчика, добавляя: — Подарок небес.<span class="footnote" id="fn_29509527_1"></span>

— Т/И?

— Да?

— Ты можешь рассказать мне еще одну сказку? Мне хотелось бы снова увидеть сон.

Девушка знает, что вместо сна кузен имеет в виду девочку.

Для сказки нужно отпустить себя. Мама говорила, что если ты дозволяешь себе придумывать истории, то будь добр вдыхать в них жизнь.

— Конечно.

Она смотрит, как ребёнок укладывается удобнее, и позволяет себе немного расслабиться. Комната сразу заполняется звуками, которые Т/И предпочитает игнорировать из-за их ненужности. Она слышит громкие и тяжёлые капли непрекращающегося дождя, порывы ветра, что разбиваются об оконные рамы, лёгкий звук шагов сардаукар за дверью спальни, шорох мнущейся под ними простыни и слегка свистящее дыхание мальчика.

Она переводит взгляд на ребёнка и выдыхает сквозь плотно сжатые зубы. Ей кажется, словно подле неё лежит Пол.

— Т/И?