Истоки (2/2)

— Я хорош в войне.

Посланник напрягается, и стража позади него занимает оборонительную позицию. Дункан ведёт рукой к ножнам.

— Лорд Арейс, вам, видимо, не совсем понятна ситуация. Я постараюсь объяснить доступнее: в природе все травоядные ведут себя тихо, стремясь остаться незамеченными и невидимыми для хищников.

Ваурум согласно кивает и отвечает:

— Император поэтому предпочитает не совершать личных визитов?

Комната погружается в тишину, и Айдахо все ясно. Ситуация выходит из-под контроля, и Арейс выглядит безумцем, общаясь подобным образом с доверенным лицом правителя известной вселенной.

— Ваша гордыня съедает вас, Ваурум. Это не доведёт до добра.

— Несомненно.

***

Дункан почти отходит ко сну, когда в дверь его покоев раздается стук. Он быстрым шагом пересекает комнату, и открывая, видит Т/И. Она все ещё одета в парадную форму, только волосы лежат на плечах двумя косами.

— Прости за столь поздний визит, я могу попросить тебя об одолжении?

Дункан цокает языком. Этой девочке нужно научиться приказывать, а не спрашивать дозволения:

— В чем дело?

— Ты можешь сопроводить меня на небесный пик?

Айдахо колеблется, но, глянув на Т/И, согласно кивает. Небесный пик для жителей Тландиты сродни месту паломничества: там покоятся предыдущие поколения Арейсов, а тропа, что ведёт наверх, отображает сложный путь к власти. Дункан помнит, что Т/И исчезает там часами, когда старается принять изменения, что происходят с ней.

Он движется к креслу, желая накинуть поверх лишь плащ, но голос Т/И его озадачивает:

— Пожалуйста, надень официальную форму.

Дункан переводит на неё взгляд и хмурится. Т/И отходит от проема и добавляет:

— Я буду в конце коридора.

Дверь за ней закрывается с тихим стуком.

***

Она подходит к самому краю обрыва и глядит вдаль. Впереди виднеются, почти поглощённые туманом, очертания родового поместья Т/И. Дункан держится на деликатном расстоянии, в случае чего готовый схватить ее.

— Айдахо, ты когда-нибудь считал Тландиту своим домом?

Мечник молчит. Он всерьёз задумается над ее словами, привыкший никогда ей не врать, и с удивлением понимает, что — да, Тландита всегда была для него родной.

Он подходит к Т/И, устремляя взгляд на неё, и отвечает:

— Сколько я себя помню.

На ее лице возникает улыбка, но сразу тухнет, тело пробирает дрожь от потока холодного воздуха на вершин. Дункан хочет отдать ей плащ, но она отрицательно качает головой. Слова Т/И долетают до него вместе с ветром:

— Мы приходим в этот мир, чтобы умереть, мы знаем об этом, мы носим это чувство с собой.

Айдахо знакома эта фраза, она выгравирована в кабинете у ее отца. Звучащая двояко, для Дункана она кажется более глубокой, чем может быть воспринята на первый взгляд.

Т/И продолжает, поворачиваясь к нему корпусом.

— Отец проиграл, падение нашего Дома — лишь вопрос времени.

Дункан знает. Он все ещё боится признаться себе в этом, но Арейс неумолимо ведёт игру, в которой уже капитулировал.

Т/И смотрит на Дункана, ожидая ответа, но мечник молчит. Она кивает своим мыслям и, откашливаясь, чеканит:

— Можешь встать передо мной на колено?

Айдахо удивлённо вскидывает бровь, но ситуация с самого момента прихода Т/И к нему не выглядела обычной. Он выполняет приказ.

Снег, тая, мерзко холодит кожу, просачиваясь сквозь брючину, но Дункан молчит. Фигура Т/И возвышается над ним, образ ее напоминает Айдахо богоподобных существ, и если бы сейчас она задала ему вопрос про свою внешность, он бы смог ответить. Она прекрасна.

Т/И скрещивает руки перед собой и произносит громче положенного, не давая Дункану даже ворваться в поток ее мыслей:

— Я, Т/И Арейс, освобождаю тебя от вассальной клятвы, что ты принёс нашему Дому.

Дункан рвано выдыхает и утопает рукой в сугробе, перенося вес на ладонь.

— Но…

— Позволь мне закончить, — она на минуту жмурит глаза и, открывая их, продолжает: — Если этого не сделаю я, то рано или поздно тебя освободит смерть. Мы оба знаем, что катастрофа неминуема.

Т/И закусывает нижнюю губу, и Дункан окончательно проваливается в свои чувства, практический теряясь в ситуации. Голос девушки долетает до него, словно укрытый плотной гладью воды.

— Я не желаю принимать мысль, что в последней своей битве, если ты все ещё будешь на нашей стороне, ты падешь рабом. Я хочу, чтобы, сражаясь за нас, за меня, ты руководствовался своим собственным желанием, а не долгом.

Дункан утопает сильнее, он не отводит взгляда, не моргает, Т/И кажется ему подарком судьбы. Разве может он такое заслужить?

— Для меня было честью расти под твоим чутким надзором, перенимать твои знания, биться плечом к плечу и, — она стопорится, — и я не хочу, чтобы чувства омрачались твоим полным повиновением. Ты свободен, Дункан Айдахо.

Она достаёт клинок из ножен, отрезает небольшую прядь волос и протягивает ему. Дункан словно во сне принимает этот дар и крепко сжимает локон в ладони.

Т/И смотрит на него сверху вниз и улыбается.

— Это меньшее из того, что я могла бы сделать для тебя, друг мой.

Друг мой.

Дункана прошивает от этих слов, он знает это обращение. Эти слова звучат почти как признание в любви.

— Больше не нужно повиноваться

Айдахо медленно встаёт, все еще не отрывая взгляда от Т/И, и молчит. Ему нечего сказать, он смущён, шокирован и полон благодарности.

— Твой отец знает об этом?

Т/И отрицательно качает головой и добавляет:

— Завтра, я все расскажу ему завтра.

Она смотрит на него, и в ее взгляде недосказанность.

— В чем дело, Т/И?

— Не сейчас. Я, — она задумывается, — я скажу тебе все после, но момент ещё не настал.

Айдахо согласно кивает и думает о том, что у него несказанных слов гораздо больше.

***

Вся следующая неделя проходит в легком напряжении. Дункан чувствует, как между ним и Т/И что-то происходит.

Она становится менее внимательной на тренировках, пропуская легчайшие удары, и постоянно отводит от него взгляд.

Дункан окончательно уживается с мыслью, что он готов служить ей и без клятвы, и не из-за имени, и вовсе не из-за отца. Его верность проистекает из уважения к ней, и, как сейчас ему становится ясно, зарождающейся любви. Но в силу ответственности и расположения к ее семье, он даже не смеет намекать на это.

Сдерживать себя становится все сложнее: он затягивает время тренировок, спрашивает, нужна ли ей помощь в шнуровке ботинок или стоит ли затянуть тренировочные перчатки сильнее. Раньше эти вопросы решал он сам, но сейчас, когда Т/И выросла, вторжение в ее личное пространство Дункану не нравится.

Один день меняет все. Т/И приходит на занятия с опозданием, запыхавшаяся и ужасно счастливая. Воротник ее формы расстегнут почти до ключиц, в то время как рукава закатаны по локоть.

Т/И показывает слишком много обнаженной кожи.

Дункан на минуту теряется и удивлённо смотрит на девушку.

Она оглядывает себя и, смущаясь, отвечает:

— Прибыли Атрейдесы, мы с Полом прятались от стражи. Я, — она медлит, догадываясь, как глупо это звучит, — показывала ему дом.

Дункан медлит с ответом, перекатывая имя наследника герцога на языке. Слух о том, что их собираются обручить, успел облететь почти всю Тландиту.

Ему нравятся Атрейдесы, они выглядят надежными и верными. Но Пол… Айдахо одергивает себя — мальчику десять лет, ревновать Т/И к ребёнку глупо.

Он вздыхает.

Т/И отворачивается от мечника и опускает рукава, плотно щёлкая заклепками, одергивает форму и, Дункан видит, что воротник формы встает на место.

Другого момента не будет. Он доходит до неё быстрым шагом и кладет ладонь на плечо. Т/И замирает.

— Позволь помочь?

Голос ее глухой:

— Все ещё нуждаешься в дозволении?

Дункан улыбается своим мыслям и, придвигаясь чуть ближе, шепчет:

— Даже без клятвы я буду делать только то, что не будет тебя смущать.

Т/И передергивает плечами и оборачивается к нему лицом. Ворот почти запахнут, остались три небольшие пуговицы и Дункан тянет к ним пальцы.

Первая пуговка плавно проходит в петлю, следом идёт вторая, а на третьей Айдахо замирает. Дыхание Т/И учащается, и горячий воздух из приоткрытых губ касается его рук, заставляя ладони потеть. Он нервничает.

Последняя пуговица еле-еле проходит в петлю, и Дункан не выдерживает, он переносит руку на подбородок Т/И, цепляя, задирает голову и смотрит на неё сверху вниз.

Т/И замолкает, зрачки ее глаз медленно топят радужку и Дункан, борясь с собой, целует ее в лоб.

С губ девушки срывается громкий выдох и она, отталкивая его от себя, быстро вылетает из зала.

***

Т/И пропадает почти на неделю, но Дункан приглядывает за ней издалека. Она проводит много времени с Полом, самостоятельно тренируется на уличной площадке и в целом выглядит достаточно расслабленно.

Он приходит к ней в день отлёта Атрейдесов, Т/И разминается: тянется на носочках вверх, напрягая затёкшие мышцы, наклоняет голову вперёд, проводя ладонью по шее — выглядит настолько гибкой, что, повтори они события последнего рукопашного боя, Дункан не отпустил бы ее совсем.

Она поворачивается в его сторону и произносит:

— Некрасиво следить издалека.

— Некрасиво пропускать тренировки и избегать своего учителя, госпожа.

Т/И хмыкает и направляется в противоположную от мечника сторону.

— Ты играешь со мной, Дункан.

Айдахо следует за ней и удивлённо спрашивает:

— Играю?

— Играешь. Ты ведь в курсе, что нравишься мне, а сейчас решил посмотреть, насколько сильно меня заведёт в тупик твоё поведение.

Дункан нагоняет ее и нежно берет за руку. Т/И останавливается, но ладони не вырывает.

— Я не думал, что тебе могло показаться подобное, — он замолкает, собирая мысли в кучу. — Есть определённые вещи, что я не могу позволить себе разрушить. Ты, Пол, твоё будущее.

— Точно.

Она тянет ладонь, но Дункан сжимает ее пальцы крепче и приближается, почти сталкивая их телами.

— Дело не в моем желании, но в твоей безопасности и стабильности. Ты и сама прекрасно знаешь, что я прав.

Т/И дергается сильнее, но Айдахо непреклонен. Он кладет вторую руку ей на талию и прижимает спиной к своей груди:

— Моей любви не хватит, чтобы принести тебе столько власти, сколько ты заслуживаешь.

— Мне не нужна власть.

Дункан кладет подбородок ей на плечо, вдыхая ее запах.

— Не торопись с такими словами, Т/И. У каждого своё место в этом мире, и ты должна помнить об этом.

Т/И ссутулится и опускает голову вниз, у Дункана тянет в районе груди, и кого он вообще здесь обманывает. Его объятие становится крепче, и он шепчет ей на ухо:

— Но это вовсе не значит, что я отказываюсь от тебя.

Т/И пробивает резкая дрожь, и Дункан продолжает:

— Твоему суженному всего десять лет, он ещё совсем малыш, но, — он закрывает глаза, кутаясь в ее аромат, — но как только он вырастет, мы поговорим снова.

Т/И молчит, и мечник понимает, что его слова все ещё слишком расплывчаты.

— Я заявлю на тебя право обладания, да, — тело в его руках замирает окончательно, и дыхание Т/И учащается. — Но это произойдёт только через семь лет. У тебя будет достаточно времени, чтобы осознать самой — серьезно ли то, что ты испытываешь, или нет.

— Но если через семь лет ты сам поймёшь, что это никогда не было чем-то важным?

Дункан открывает глаза и добавляет:

— Ты вернула мне меня, разве может кто-то дать больше?

***

Кабинет Арейса тонет в полутонах, что подчёркивают мелкие золотые детали. Отец Т/И возвышается тёмной фигурой у окна. Плечи его напряжены, и Дункан предполагает тему разговора.

— Мне доложили о тебе и моей дочери.

Айдахо выдыхает.

— Если ты пытался утаить от меня свои чувства — вышло плохо.

— Не думаю, что хотел этого в действительности.

Арейс поворачивается к нему лицом, и свет, достигая его глаз, гаснет:

— Изволишь объясниться?

Мечник кивает и, откашливаясь, говорит:

— Прошу простить меня, мой лорд. Я действительно позволил себе лишнее, допустив мысль и не искоренив своих чувств к вашей дочери. Я, — он замолкает, — я не имел цели выказать неуважения к вашей семье, тем более к Т/И.

— Я могу надеяться, что ты выправишь ситуацию?

Дункан знает, что Ваурум имеет ввиду. И нет, здесь он не может согласиться.

— Я готов принять любую меру наказания, но отказаться от чувств к вашей дочери не могу.

Лицо лорда превращается в нечитаемый маску и он, делая пару шагов в сторону мужчины, останавливается.

— Значит, нет?

Дункан отрицательно качает головой.

— Хорошо, — Арейс тянет. — Твоё упорство похвально, но позволь мне объяснить. Дело вовсе не в твоём происхождении, ты сам знаешь, что на Тландите это меньшее из запретов. Дело в тебе самом, — Арейс присаживается за стол, указывая Дункану на кресло рядом. — Моя дочь, как наследница власти, к большому сожалению вынуждена возложить на себя непомерную ношу. И это ношу в будущем переймёт ее супруг. И им не сможешь быть ты, — он стучит пальцами по столу. — Знаешь, отчего так?

Дункан отрицательно качает головой, делая это движения больше ради приличия, нежели и правда отвечая.

— Ты не умеешь править, Айдахо. Ты хороший солдат, прекрасный воин и замечательный подданный, но, чтобы приблизиться хоть на йоту к тому, что значит «властвовать», тебе нужно прожить не одну жизнь.

Мечник ощетинивается и, не сдерживая эмоции, выплёвывает:

— С тем, как вы ведёте управление Дома и крушите отношения с императором — Т/И будет нечем править.

Арейс заходится смехом и отвечает:

— Об этом я и говорю, Дункан — ты не видишь дальше своего носа. Глядишь на ситуацию однобоко. Как все, кто ни разу не был у власти.

В кабинете воцаряется тишина, но Ваурум ее прерывает:

— Все-таки нет?

— Нет.

Мужчина устало вздыхает:

— Какого чувствовать себя свободным?

Дункана ломает от его слов, но он держит лицо и отвечает:

— Я не думал всерьёз отказываться от вассальной клятвы.

Арейс его перебивает:

— Почему? Слова моей дочери — мои слова. Ты правда свободен, только меняет ли это хоть что-то?

Слово «нет» зависает в воздухе.

Ваурум смотрит на него долго и тяжело.

— Я просто пытаюсь до тебя донести, что пока все не вылилось в нечто, что потянет за собой твоё изгнание с планеты, ты можешь остановиться по собственной воле.

Дункан пристально смотрит на лорда Арейса. Ему не страшно, он не боится. Но в словах главы Дома есть истина: Айдахо стоит на перепутье, и время выбирать пришло. Он вспоминает руку Т/И в своей, ее улыбку, волнение и на мгновение завидует сам себе.

Он не отдаст ее.

— Я готов заявить на неё право.

Ваурум ощетинивается, и его взгляд блекнет.

— Право на обладание?

— Да. По всем традициям и законам Тландиты.

— Хорошо, — отец Т/И ухмыляется. — Я приму это, но только после того, как ты выполнишь одну миссию, — он заводит пятерню в волосы и заканчивает: — Если ты все ещё будешь верен моей дочери, ты получишь согласие.

***

Дункан смотрит на неё, а позади шумит мотор шаттла, готового к отправке.

Дункан смотрит, и звуки вокруг исчезают. Он видит лишь ее лицо и не может ступить и шагу.

Дункан смотрит на неё, понимает, что сейчас, если у кого-то и были сомнения — то они улетучились. Его взгляд полон любви.

Дункан смотрит на нее и осознаёт все, что сказал Арейс. Т/И нужен тот, кто сможет, если потребуется, принести империю к ее ногам.

Дункан смотрит. Глаза ее полны слез, и он обещает сам себе, что станет тем, кто будет достоин, что станет сильнее.

Т/И закусывает нижнюю губу, и Дункан отводит взгляд. Желание прикоснуться снова будит в нем столько сил, что ему впору удивляться.

Дункан смотрит на неё, проводит двумя пальцами ото лба до подбородка и кивает. Он запоминает ее черты, буквально выбивает ее образ в своём сознании. Он не знает наверняка, но догадывается, что с этого полёта он не вернется.

Дункан вырывается из цепкого сна, и резко садится на кровати, почти задыхаясь. Ему кажется, что он прожил целую жизнь, и, переродившись, появился на Арракисе. Старые воспоминания вытягивают не только образ Арейсов, но первые дни жизни на Каладане. Дункан сглатывает, и к горлу подкатывает тошнота, он вцепляется в ладонь ногтями и жмурится.

Т/И прилетала к Атрейдесам в сопровождении отца. Она была там, когда он уже служил другой семье, абсолютно позабыв о ней.

Этот отрывок прошлого вспомнить тяжелее всего. Голова безумно трещит, он чувствует артерию, что пульсирует на виске.

Айдахо вспоминает Арейсов, вспоминает ее отца и Т/И. Она не похожа на себя в том моменте.

Девушка облачена в белое платье. Зону декольте и ключиц венчает тяжелое ожерелье, волосы заколоты по бокам, позволяя локонам спускаться вдоль спины. Поверх плеч покоится мягкая шаль, вышитая золотыми нитями, и весь ее образ напоминает Дункану зиму.

Он вгоняет ногти под кожу сильнее, до выступающих капелек крови. Она ведь пыталась ему напомнить.

Рваный выдох вырывается из груди, и Дункан задушено смеётся. Арейс хотел показать дочери, что чувства Дункана — игра и что ему, как рабу, неважно, кому служить.

Т/И из воспоминаний не здоровается с ним, она чего-то ждёт, но Дункан смеясь говорит:

«— Добро пожаловать на Каладан, госпожа.

Свет в глазах Т/И тухнет окончательно.»

Он ожидает отвращения, но, прислушиваясь к себе, понимает, что первое чувство, что возникает у него — злость. Дункан надрывно дышит, и его посещает дикая мысль, безумно пляшущая в оголенным сознании.

Если от вассальной клятвы освобождает смерть — был ли он в действительности убит двое суток назад?