Истоки (1/2)

Дункан порывается навестить Пола в течении вечера, но тот сначала пропадает у Стилгара, а после и вовсе исчезает в компании Т/И. Ему должно быть немного обидно от того, что юный герцог не пытается отыскать его после случившегося, но здесь разговор двух дней, когда Т/И он не видел четыре долгих года.

Дункан расслабляется.

Он находит Летти и, видя понимающую улыбку друга, присаживается рядом.

— Ждал Пола?

Дункан слабо кивает, осознавая, что отрицать что-либо не имеет смысла. Летти хмыкает и придвигает к нему стакан с кофе.

— Свежесваренный.

Айдахо тянется рукой и, поднимая напиток, наклоняет его, преломляя свет и ища крупинки специи. Летти негромко смеётся и, делая глоток, отвечает:

— Без пряности. Я не советую привыкать к ней так быстро, у тебя будет достаточно времени, чтобы распробовать ее особенности позже.

— Какая она на вкус?

Летти медлит и, убирая стакан в сторону, задумывается.

— Это зависит от человека. Меланж подстраивается под его вкусовые рецепторы и находит ассоциацию с чем-то полезным, чтобы организм смог усвоить продукт, — он чешет подбородок. — Для меня пряность похожа на сахар, но не приторно-сладкий, а тот, что придаёт напитку еле заметную изюминку.

Дункан понятливо кивает и делает первый глоток. Кофе на вкус отвратителен, он горчит и отдает острым послевкусием. Мечник заходится в легком кашле.

Летти рядом с ним смеётся и пару раз хлопает его по спине.

В проёме появляется один из воинов Т/И, Дункан понимает это по золотистому цвету глаз. Они словно подсвечиваются изнутри и в темноте ситча выглядят по-звериному опасными.

Летти резко замолкает и напрягается, мужчина подходит к ним и располагающе произносит:

— Могу присесть?

Дункан не видит смысла в том, чтобы делить людей в Табре. Т/И — это безопасность Пола, а значит, ее люди надёжны в той же мере. Он кивает.

Воин присаживается напротив Айдахо и смотрит на него внимательно, с легким прищуром. Летти недовольно кряхтит сбоку, но наливает ему полную кружку кофе, угощая.

— Спасибо, — мужчина делает глоток и добавляет: — Меня зовут Мартин.

Дункан протягивает руку и встречает крепкое рукопожатие в ответ. Ему на минуту кажется, что это движение отдает чем-то знакомым.

Мартин продолжает улыбаться.

Летти откашливается и задаёт вопрос, который мучает Айдахо с самой встречи с Т/И:

— Ваши глаза, — он тычет пальцем в его сторону. — Чего они все никак не сменят цвет?

Воин заходится громким смехом и, делая глоток, тянет:

— Особенности организма. Тело отрицает любую возможную мутацию, — он понимает, что объяснился недостаточно четко. — Следствие долгих изменений в генах тландитцев.

Дункан цокает языком:

— Звучит очень по-гессеритски. Почти как преследование цели чистоты крови.

— Почти.

Фримен наклоняется немного вперёд, понижая голос до минимума:

— Говорят у вашей леди глаза все-таки переменчивы, кому-то довелось видеть их полностью чёрными.

Мартин хмурится, и Дункан, как подданный, понимает, что обсуждение господ с людьми не относящимися к семье, — табу. Он одергивает друга, но воин на удивление быстро отходит и отвечает:

— Это от лорда Арейса. Я же говорю — следствие мутации каждого поколения, — мужчина на секунду задумывается. — Т/И не леди, она — госпожа.

Летти скалится, все ещё находясь очень близко.

— Потому что она такая единственная?

Мартин кивает, и фримен добавляет:

— Почти как императрица?

Мартин кивает снова, и Айдахо чувствует, что в прислужниках Т/И таится нечто тёмное.

Воин улыбается вновь, и атмосфера теряет свою таинственность:

— Разве стоит вести такие разговоры в то время, когда мы предоставлены сами себе? Да и к тому же, Т/И остаётся всего лишь дочерью Арейса, а пути ее отца мне не ведомы.

Дункан понимает, что Мартин лжёт.

Летти поднимает стакан, предлагая выпить за Пола, и чеканит:

— Чтобы Атрейдес был тем, кого мы ждали.

Мартин согласно кивает и выжидает, когда Дункан согласится.

Тот подносит напиток, и они чокаются. Кофе переливается за края, и Айдахо на минуту мешкает, не понимая, почему у Мартина после стольких глотков ещё полная чаша.

Но воин улыбается, и Дункан отпивает чёрную воду.

Вкус у напитка еле уловимо меняется, и мечнику мерещится корица. Он переводит удивлённый взгляд на Летти и спрашивает:

— В твоей чаше была пряность?

Фримен отрицательно качает головой и забирает у него пиалку. Он выплёскивает кофе в сторону, и песок тотчас впитывает в себя драгоценные крупицы влаги.

— Все дно усеяло спайсом, — Летти проводит внутри пальцем и трёт меланж между подушечек. — Это та кружка, что я давал тебе?

Дункан согласно кивает, чувствуя лёгкое головокружение.

Лицо Мартина перед ним плывёт, но он сбрасывает с себя морок и возвращается в реальность.

Воин Т/И скалится и повторяет движение фримена, меланжа в его кофе ещё больше, и он переводит шокированный взгляд на Летти:

— Ты добавлял пряность?

Друг Дункана ошарашен, он открывает небольшой газовый чайник и, перемешивая напиток, наливает его себе — жидкость переливается мелкими крупинками, смешиваясь с чёрным.

Айдахо снова мутит, и эти цвета напоминают ему Т/И. Чёрное и золото.

— Я клянусь, я не добавлял ничего в кофе, — Летти переводит испуганный взгляд на Дункана. — Да ему нельзя употреблять меланж в таком количестве в первый раз!

Мартин встаёт на ноги, его слегка качает, но он опирается о ближайшую стену рукой и с силой жмурит глаза:

— Что ты планировал с нами сделать?

Фримен судорожно откидывает чайник в сторону и на коленях доползает до Айдахо, тот чувствует, как жар медленно ползёт по коже и собирается тугим комом в груди.

Голос Летти тонет в шуме крови, бегущей по венам, он вжимается ладонью в песок, это помогает и сознание возвращается назад.

— Откуда, — Дункан переводит дух, — откуда там меланж? Кто заваривал кофе?

Фримен испугано прикладывает ладонь ко лбу мечника и переводит взгляд на Мартина, тот почти сливается цветом с серыми стенами грота.

— Кофе заваривал, — Летти сглатывает и в глазах его страх, — я не помню кто это делал, боже…

Мужчина кричит басом, привлекая внимания людей и Дункан, видя, как комната заполняется вольным народом, теряет сознание.

Он приходит в себя в коридоре, вокруг него суматоха, ему кажется, что он в бреду. Голос Летти звучит далеко-далеко:

— Айдахо!

В сплетении туннелей Дункану мерещится фигура Джессики.

Кто-то бьет его по щекам, но он снова проваливается в темноту.

Его разум полыхает, и галлюцинации, яркими картинками проносятся перед глазами.

Он начищает кинжал, когда дверь в тренировочную зону, поскрипывая, открывается. Нет необходимости оборачиваться сразу, Дункан догадывается по шагам кто это.

Но в этих движениях позади него что-то не так. Это поступь Т/И, но она неуверенная. Дочка Ваурума не научена ходить подобным образом: то, как она двигается сейчас, выдаёт неловкость и страх. Дункан удивлённо разворачивается и впадает в ступор.

Волосы Т/И распущены и скрывают половину лица, она бросает быстрое «здравствуй» и, оборачиваясь, идёт к столу, чтобы подготовиться к тренировке.

Распущенные волосы? Айдахо находится в прострации и никак не может понять, что вообще вокруг него творится. Волосы в доме Арейсов — отдельная тема. Волосы — это верность, это негласная капитуляция. Волосы можно отрезать и принести в дар, как лучший залог преданности. Локоны Т/И в разы особенней: она — дочь, девушка, будущая леди и чья-то жена. Ее волосы — это богатство, сила и красота. Их нельзя касаться никому и оружие, в данном случае, не исключение.

Дункан откашливается и говорит:

— Ты не успела заплестись? Можешь сделать это тут, я все равно не закончил с заточкой.

Т/И дергается и тихо-тихо тянет:

— Я могу сегодня заниматься так?

Он видит как ее рука быстро заправляет выбившуюся прядь за ухо.

— Извини, но это исключено.

Т/И роняет ломанный вздох и собирает волосы в хвост. Это также неверно, но лучше, чем было до.

Значит сегодня они будут тренироваться врукопашную.

Она разворачивается к нему и избегает прямого контакта глазами — Дункан замирает на полудвижении и не может отвести взгляд.

Правая часть ее лица покрыта тремя глубокими порезами. Они почти успокоились и выглядят относительно неплохо, но что за ерунда?

Он двигается слишком резко для самого себя, приближаясь к ней.

— Откуда?

— Я проиграла дуэль.

Дункан смотрит на неё свысока, но Т/И упорно разглядывает стену, игнорируя любой зрительный контакт.

— Какую еще дуэль? Кто оставил эти шрамы?

Т/И молчит, и Дункан начинает злиться. Не на неё, но на момент в целом. Девочке перед ним двенадцать лет, она ходит по струнке, выполняет все пожелания отца и почти не тратит времени на себя. А теперь, сейчас кто-то посмел сделать это с ее лицом.

Т/И дергает плечом и спрашивает, все так же глядя вбок:

— Я стала некрасивой?

Айдахо удивлён. Он на минуту теряется, сомневаясь в том, что ему дозволено, и что оценка внешности дочери Арейса — вообще может подвергаться обсуждению. Она — ребёнок, о чем тут может идти речь.

— Глупости. Ты ведь знаешь, что внешность — это приятный бонус, но не основа.

Т/И опускает ладонь на штанину и слегка комкает ткань:

— Так думают только люди на Тландите, но ведь, — она медлит. - В других Великих Домах меня видели бы уродливой?

Дункан опускает взгляд на неё, и Т/И встречаясь с ним глазами, сразу же обрывает зрительный контакт.

Айдахо хочет убить того, кто с ней сделал это.

— Если ты все ещё пытаешься уйти от ответа, то у тебя плохо выходит. Кто это сделал?

Т/И мнёт штанину ещё сильнее.

— Я не собираюсь докладывать на…

Дункан нетерпеливо ее перебивает, понимая, что воспитание в ее случае работает в минус:

— Я спрашиваю тебя, как учитель и наставник, крайне недовольный тем, что ты позволяешь себе отвлекаться на какие-то глупые дуэли, получать раны, а затем прикрываться вопросами о внешности.

Т/И вздрагивает. Дункан думает, что перегнул палку, но это единственный вариант разговорить ее.

— Башар.*

Айдахо скрежещет зубами, и, убирая клинок в ножны, задумывается.

Этому ублюдку двадцать три года, он, по мнению самого Дункана, старше Т/И на целую вечность, но позволяет совершать себе подобные вольности.

Дункан догадывается теперь, почему отец Т/И так ненавидит побочные ветви семьи. Но закон Тландиты защищает всех носителей крови Арейсов, и потому строгого наказания за подобное не наступит.

Дункан медлит и помечает в голове галочкой: закон работает для тех, кто здесь родился. Он доволен выводом.

Дункана этот закон не касается.

***

Он следит за Башаром* несколько дней, отмечает, какой рукой тот ведет и какие выпады делает при нападении.

Дункан выясняет, что тот левша, выучивает наизусть его способ нанесения ударов и зовёт его на тренировку.

Башар доволен. Дункан — личный мечник основной ветви Арейсов, лучший из возможных воинов, и такой чести может удостоиться не каждый.

Они разминаются. Башар шутит, восхищённый выпавшим шансом. Дункан глядит на него обманчиво-дружелюбно. Они берут каждый свой клинок, занимая позиции.

Противник нападает первым, Айдахо отбивает удар, валит парня на пол и закидывая левую руку наверх, с силой бьет по запястью лезвием. На весь зал раздается крик и противный хруст костей.

На месте удара остаётся культя, а кисть, отделенная от тела, валяется недалеко от хозяина.

Дункан на минуту склоняется над Башаром, глядя ему в глаза, и чеканит каждое слово:

— Т/И — моя ученица. И каждое увечье, что она может получить во время учебы — моя ответственность. Как и моя ответственность наказывать тех, кто пытается возвыситься за счёт ее возраста и пола.

Башар смотрит на него безумными глазами и тихонько скулит от боли. Дункан продолжает:

— Ты не восстановишь себе руку. Ни один из целителей не возьмётся за подобное. И раз ты считаешь, что «украсил» Т/И теми шрамами, то гордись тем, что за это получил.

Дункан встаёт с противника, утирает клинок о штанину, и выходит из комнаты.

Он уверен, что вечер будет сложным, как только Арейс прознает о случившемся. Но его никто не вызывает, он видит лорда много позже, на ужине, приводя Т/И к столу.

Ваурум смотрит на Дункана с натяжкой и, отрезая себе кусок мяса, выбирает тот, что с костью, ломает его на две части.

Конечно, он знает.

Дункан отказывается от приглашения к трапезе и удаляется в свои покои. На выходе из столовой комнаты он видит взгляд Т/И, чуть прикрытый спадающими волосами. Айдахо улыбается ей, и, показывая на себе, откидывает волосы назад. Т/И смотрит удивлённо, а затем неуверенно открывает лицо.

Дункан доволен.

Айдахо снова вырывается в реальность, он горит. Голова кажется ему бомбой замедленного действия. Кто тот человек из его видений? Почему он знает Т/И? Почему он знает Арейсов? Комната полна теней, он пытается выхватить хоть одно знакомое лицо, но вокруг — незнакомцы. Ему страшно, он тонет снова.

Т/И движется по-змеиному плавно, клинок быстр и почти незаметен для заурядного обывателя. Дункан уворачивается, на его лице улыбка, и он ощущает, словно они танцуют.

Т/И растёт, с возрастом перенимая все больше хищных черт от отца и чистое поведение Арейсов. Но это на людях. Дункан видит, что глубоко внутри Т/И все ещё копия своей матери. Она отворачивается, когда Айдахо смотрит на неё чуть дольше привычного, поддерживает строгую дистанцию между ними во время разговора и даже на тренировках. У каждого из них есть своё движение в этом вальсе.

Шестнадцать лет — она только начинает цвести.

Т/И заносит клинок для последнего удара, и щит Дункана пищит, освещая комнату красным. Она довольно улыбается, держа клинок у самого его сердца.

— Проиграл?

Дункан делает шаг вперёд, и она, ошарашенная, смотрит вниз. Нож Дункана располагается прямиком у ее горла, но на достаточном расстоянии, чтобы щит не почувствовал касания.

— Ничья, госпожа.

Он доволен схваткой. Это хороший способ научить ее быть внимательной и не упиваться грядущей победой. Он хочет показать, как принимать проигрыши правильно. Т/И недовольно хмыкает, отключает защиту и убирает клинок за пояс, Дункан повторяет движения, но чует подвох. Т/И ещё не сдалась.

Она запрыгивает на него сзади, плотно цепляясь ногами за пояс и зажимая руки вокруг шеи, тянет его своим весом вниз. Дункан от неожиданности кренится, но боязнь буквально раздавить ее удерживает от падения.

Ему остаётся два варианта, оба из которых абсолютно не подходят для решения этой проблемы.

Он решается на действие попроще, и, удерживая ее руки от давления на шею, движется спиной к стене.

Т/И прижимается ближе, стараясь его остановить, но Дункан непреклонен. Он сталкивает их с поверхностью, и Т/И издаёт глухой задушенный выдох. Дункан чувствует, как хватка на мгновение слабеет и, воспользовавшись заминкой, разворачивается в ее «объятьях», прижимая к стене.

Движение выглядит недозволенным настолько, что Т/И напрягается. Он чувствует это по тому, как бёдра сжимают его чуть сильнее, а по рукам проходит быстрая дрожь. Она пытается вырваться из захвата, но Айдахо держит крепко.

— Не думаю, что в битве ты будешь окружена сплошными стенами, но постарайся не совершать подобных действий после.

Краска заливает лицо Т/И, и она, потупив взгляд, окончательно застывает. Дункан отходит от неё, помогая опуститься на ноги. Ситуация его забавляет, но не более. Он не хочет шутить на эту тему, дочь Арейса молча идёт к столу, забирая с собой мундир. Она разворачивается снова, не поднимая глаз, говорит:

— До завтра, Дункан.

Он смотрит на неё, и ее смущение начинает казаться ему притягательным. Ладони, что касались ее, немного зудят, и он отгоняет мысли прочь, отвечая:

— Никогда не прощайся с теми, кто тебе подчиняется, опустив глаза.

Т/И поднимает голову, смотрит на него пристально, и кровь от лица медленно переходит на шею. Она решается спросить:

— Но если ты подчиняешься мне, почему ты не отпустил меня сразу?

У него нет ответа.

***

Главная площадь Тландиты украшена в черно-золотые тона. Вдоль выстроились шеренги солдат, поднимающие вверх знамёна Арейсов. Змея на них от ветра кажется Дункану живой. Ваурум, стоящий впереди, выглядит непоколебимым: строгие линии плеч, прямая спина и волосы цвета вороньего крыла подчёркивает длинный плащ, развевающийся от порывов воздуха. Аксельбант на правом плече, по старой традиции Дома, затянут простым шнуром с узлом на конце поперёк другого из золотой проволоки. Руки, сцепленные за спиной, покрыты темными перчатками, поверх которых надет перстень. Арейс разворачивается в его сторону, и кивая, переводит взгляд за него. Дункан слышит шаги.

Т/И останавливается на одной линии с ним и смотрит вперёд. Дункан бросает взгляд на девушку и не может связать мыслей: парадная форма Арейсов сидит как влитая, подчеркивая все изгибы тела, идеально начищенные сапоги с тонким носом достают почти до колен, плавно переходя в чёрные плотно-прилегающие брюки. Плавность бёдер прерывает мундир, перехваченный ремнем с золотистой бляхой. Линия груди венчается небольшими пуговицами и скромной брошью со змеем. Шея плотно закрыта платком надетым под низ и стоящим воротником, спасающим от холодного воздуха.

Волосы собраны в пучок, а золотистая лента венчает голову, как корона.

Т/И переводит взгляд на отца, но медлит сделать шаг к нему. Ее официальный выход в семнадцать — прямое заявление Арейса о передачи власти дочери. Дункан смотрит на неё ещё раз, и у него даже мысли не возникает, что ее кандидатуру можно ставить под сомнение.

Шаттл с посланником императора садится на главной площади и люди вокруг замирают — из главного отсека выходят сардаукары, Дункан узнает их по обмундированию, а вслед за ними основная делегация.

Т/И мнётся ещё немного, но делает шаг вперёд равняясь с отцом, она сцепляет руки на его манер, и шепчет еле слышно:

— Страха нет.

Арейс улавливает слова дочери и отвечает:

— Верно, Т/И, страха нет. Потому что боимся не мы.

Айдахо выныривает из кошмара, практический, теряясь в ощущениях. Он не может сообразить, что из обрывков памяти — правда. Чья-то женская рука прикладывает ладони к вискам, и он, узнавая тонкие запястья, окончательно теряет себя.

— Граф Арейс.

Ваурум перебивает посланника:

— Лорд. Моему отцу помогли уйти из жизни, так что, фактически, звание графа принадлежит ему.

Посланник хмурит брови и продолжает:

— Вы творите необдуманные поступки, вам так не кажется?

— Определенно. Но вокруг и так творится столько всего, чего я не в силах себе объяснить.

— Например?

Арейс делает ход конем на доске и отвечает:

— То, что император подозревает мой дом в неверности, разве этому есть причины?

Дункан мысленно закатывает глаза, шутки лорда бьют хуже хлыста.

Да все жители Тландиты выглядят как мятежники.

— Так вот, — он продолжает, — моя семья вернула ему полный контроль над сардаукарами, привила воинам почти религиозный трепет перед императором, а нас отстранили от командования.

Посланник переступает с ноги на ногу и отвечает:

— Это разговоры давно минувших дней, и сейчас Его Величество даёт вам шанс проявить покорность и возглавить правление на Арракисе.

Арейс ухмыляется и отрицательно качает головой.

— Для правления на Арракисе нужен талант к политике — я в этом плох.

— А чем же вы хорош, лорд? — посланник чеканит последнее слово и щурит глаза.

Ваурум сбивает короля с шахматной доски и поднимается с кресла.