Дом Арейс. Разлом. (1/2)

Когда она раскрывает сундук с одеждой, в нос ударяет тяжёлый запах пионов.

Девушка помнит, что мама всегда пахла сладостью и свежестью. Отец говорил, что она словно бутоны цветов, укрытые первым снегом.

Т/И улыбается.

Она опускает руки внутрь, ощущает мягкую отделку бархатной ткани и щурится от забытого чувства роскоши. На дне лежат несколько платьев и ночных одежд, что вышивала лично Гвина. Пальцы нащупывают прохладный металл, и Т/И тянет находку наружу.

Золотое ожерелье, что было на матери в день свадьбы. Она обводит пальцами камни, плотно посаженные в витиеватые изгибы украшения. Все оттенки зелёного, россыпь чёрных бриллиантов и два небольших осколка метеорита.

Листва, ночь, огонь.

Т/И откладывает его в сторону и смотрит на молочную ткань, что скромно лежит сбоку. Т/И чувствует, как щеки ее наливаются кровью, и она ощущает жгучий стыд.

— Вся власть находится в руках мужчин, — мама плавно проходит гребнем по ее волосам. — Да. Но лишь до тех пор, Т/И, пока они не полюбят. И вот тогда, — она щёлкает ее по носу, — тебе нужно его очаровать, но никогда не сдаваться первой.

— Мама, — девочка переходит на шёпот, — я достаточно умна, чтобы очаровывать?

— Умна и сильна, моя маленькая, но важно научиться и другим вещам.

Она жмётся ближе к Гвине и смотрит на неё ещё светло-карими глазами:

— Каким?

— Умению соблазнять и любить.

Девушка выныривает из воспоминаний, перебирая в руках «текучий» шёлк. Это платье, если его можно так назвать, абсолютно прозрачное, больше похожее на туман, что спускался с гор Тландиты, или на молочную пенку ее любимого напитка.

Т/И чувствует, как румянец переходит на шею, когда она вспоминает слова матери, что его нужно надевать на нагое тело.

— Распущенные волосы, Т/И, лёгкий аромат благовоний, мягкие полупрозрачные ткани, что окутывают тебя и пару небольших браслетов — и ты уже одета для него.

Ей исполняется шестнадцать, и тренировки голоса, разбор ядов, подбор клинков нужного размера с мамой, разбиваются занятиями, от которых Т/И не спится ночами.

— Ты не должна стыдиться, моя дорогая, — мама кладет свою руку поверх ее. — Это тоже часть любви, что ты будешь дарить мужу.

Т/И опускает голову, но Гвина поднимает ее за подбородок и, улыбаясь, смотрит в глаза.

— На совещаниях ты будешь ему опорой, во время тяжёлых дней — верным другом, в бою — надёжным союзником, а дома — любимой женщиной, женой и матерью.

Т/И закусывает губу и, отводя взгляд, говорит еле слышно:

— А в покоях?

— Желанием.

Т/И убирает одеяние в дальний угол и достаёт закрытое платье, обшитое мелким цветочным узорам. Девушка почти расслабленно выдыхает, но нащупывает кисточки от корсета на спине. Смущение переходит на декольте, и она сглатывает.

— На людях будь скромной. Помни, что в глазах других ты — самое дорогое сокровище своего Дома, — Гвина ждёт, когда дочь ответит хоть что-то, но, видя непонимание, продолжает: — Но это вовсе не значит, что процесс подготовки к званным ужинам или обедам не может быть приятным. Выбирай такие наряды, облачение в которые будет требовать помощи твоего мужчины.

Т/И шумно выдыхает и вспоминает тренировку с Дунканом, что сорвалась. Она словно ощущает тёплые пальцы на своей шее, медленно застегивающие воротник тренировочной формы, чувствует, как маленькие пуговки проходят в петельки, и как Айдахо медлит, оттягивая момент, когда нужно будет отойти.

За отшивкой мундира, камзола и другой одежды для официальных и неофициальных выходов с отцом тоже следила мама.

— Отцу не нравится, что я притягиваю внимание окружающих.

— У Арейсов ещё ни разу не появлялись девочки, он не знает, как себя вести, — мама протягивает ей перемолотую смесь, и Т/И пробует. — Что за яд?

— Амотоксин.

— Действие?

— Некроз почек, печени и сердца.

Мама кивает и убирает бутыль в сторону, прикрывая крышкой.

— Ты любима, Т/И. Мной, отцом и всеми жителями этой планеты. Это меньшее, за что тебе стоит переживать.

Т/И сжимает ткань платья и окончательно решает надеть его на встречу с бароном. Она захлопывает сундук и отходит обратно к кровати.

Девушка снимает форму привычными движениями, аккуратно складывает ее на постель, и, медля ещё мгновение, надевает выходной наряд. Ткань задевает напряжённые от холода соски, и Т/И дергается от чуждых ощущений, шорох окутывает ее тело, а после платье садится как влитое.

Она осматривает себя, и ей так странно от того, как все это выглядит. Ей кажется, что развернись и взгляни в окно — Т/И увидит пейзажи Тландиты, а в дверь немедля постучит мама, интересуясь ее подготовкой к ужину.

Девушка захватывает концы атласной ленты и тянет в стороны, утягивая корсет, и снова краснеет.

Дункан отбивает удар и сбивает ее с ног, Т/И падает на пол, успевая подставить перед собой руку, чтобы не ушибиться. Она распределяет вес поровну, подставляя рядом вторую ладонь. Колени зудят от резкого удара, и девушка слышит обеспокоенный голос Айдахо:

— Госпожа?

— Все хорошо, видимо, я сегодня не выспалась.

Т/И слышит шаги мечника позади себя и ждёт, когда он поможет ей подняться. Меньшее из того, чего бы ей действительно хотелось. Дункан протягивает ей ладонь и девушка, оперевшись о неё, встаёт.

— Позволю предположить, что на сегодня достаточно.

— Почти, госпожа.

Мужчина делает к ней шаг, придвигается непозволительно близко, и Т/И снова хочет сбежать, но он тянет руки назад. Она не понимает, ей кажется, словно мечник «кутает» ее в объятия.

— Дункан? — голос надламывается.

И она ощущает. Шёлковый шнурок корсета выбивается из-под тренировочной формы, оголяет прикрытую кружевом кожу и окунает чувства Т/И в жар.

— Стоит привести вас в подобающий внешний вид, госпожа.

Т/И не может оторвать от него взгляда, Дункан смотрит, не моргая, и на его лице нет ни капли улыбки. Девушка чувствует, как корсет сужается, как широкие ладони воина путаются в тонких нитях белья, и она клянётся сама себе, что больше не явится на занятия.

Айдахо перевязывает концы лент между собой, и Т/И замечает, как тяжело раздуваются ноздри учителя.

— Вот теперь все.

— Спасибо.

Она ждёт, когда мужчина разомкнёт объятия, но тот медлит.

— Что-то ещё?

Он сглатывает, придвигается ближе, почти касается губами ее уха.

— Тренировки станут сложнее, ведь я знаю, что скрывается под твоей формой.

Т/И закусывает губу от волнения и чувствует себя девочкой, которая только-только познаёт удивительный женский мир.

***

Когда корабль, окутанный клубами пара от разгоряченных двигателей, остывающими под тяжелыми каплями ледяной воды, приземляется на холодную твердь Секунды, Т/И позволяет себе маленькую шалость.

Она шепчет, и шёпот ее превращает воздух в фигуру отца. Мужчина двигается с севера — с той стороны, откуда по словам ее деда они все когда-то пришли. Капли дождя зависают в воздухе, замерзают, обрастая тонкими кристаллами, и девушка впервые за много лет видит снег. Она следит из окна, как главная площадь покрывается тонким слоем льда, как небо затягивается пушистыми облаками, забирая с собой привычную серость.

Величавый, с копной тёмных волос, что развеваются на ветру, в расстегнутой до груди рубахе и тяжелом чёрном плаще, отец двигается в сторону прибывшего Харконенна, оставляя за собой тяжёлые следы военных сапог.

Следы сразу же исчезают.

Ей хватило четырёх лет, чтобы удостовериться в том, что миражи навсегда остаются миражами, но от этого не становится легче. Она замолкает, и мужчина, остановившись, смотрит в ее сторону, ловя взгляд дочери. Т/И замечает пару золотых серёжек, что раскачиваются в такт его движениям. Те украшены белыми камнями, и образ снова становится слишком детальным — этого нельзя допускать. Она успевает бросить взор на тонкие линии рисунков, что выбиты на его теле, на карты земель из легенд, что отец рассказывал ей перед сном.

Она трясёт головой, отталкивая навязчивые мысли.

Разум твой чист и светел.

Т/И позволяет себе ещё малость, смотрит на его руки, замечает перстень с гербом их Дома, видит кольцо — символ любви родителей — и снова начинает говорить.

И ты хозяйка ему, и ты управляешь.

Фигура отмирает и снова движется в сторону корабля. Сардаукары не видят покойника, иллюзия предназначена для Владимира, и Т/И ждёт того, что будет написано на его лице.

Девушка вглядывается и наконец-то замечает тучную фигуру прилетевшего убийцы. Скалится.

Ибо нет человека без разума, и нет разума без человека.

Губы ее медленно движутся, руки отца раскрываются в радостном объятии, и она слышит, как низкий баритон Ваурума разносится, почти ударяясь о рамы возвышающейся резиденции.

— Добро пожаловать к Арейсам, друг мой.

Владимир оступается, глаза его округляются от страха, и чувства мешаются с удивлением. Т/И шепчет, и отец расходится в безумной улыбке:

— Ты сам меня здесь оставил.

Владимир что-то кричит страже, всматривается в фигуру, тычет в неё пальцем и девушка, приподнимая уголок губ, развеивает мираж.

Ежели ты не зверь.

Т/И отходит от окна и движется в сторону главного входа, чтобы встретить гостей, сбивается, считая ступени. Подол скрывает от неё их точное число, и она впервые позволяет себе забыть цифры. На девятнадцать минут — она поправляет себя — что займёт расстояние от ее покоев до встречи с Владимиром.

Сардаукары расступаются, и Т/И замечает, как тяжёлые двери отворяются, впуская делегацию Харконеннов.

Восемь стражей, двенадцать подданных и три служанки. Один барон и один Фейд-Раута.

Племянник Владимира переводит на неё взгляд, и Т/И улыбается, чеканя фразу, что сказал ранее ее отец:

— Добро пожаловать к Арейсам, друзья мои.

Люди замирают. Т/И замечает среди стражи Мартина, и тот оглядывает ее с ног до головы.

— Моя прекрасная Т/И, — Владимир почти поёт. — Мне посчастливилось встретить твоего отца.

— Не удивлена, барон, хозяину положенно встречать старых членов семьи, — слова вырываются шипением.

Девушка перешагивает последнюю ступень и кивает, протягивая руку вперёд. Фейд-Раута теряется, но, подхватывая кисть, прижимает тыльную стороны ко лбу. Т/И ждёт, когда он отпустит, и проводит прямую черту вдоль его щеки.

— Рада тебе видеть, кузен.

— Взаимно, Т/И.

И призрел Господь на Авеля и на дар его, а на Каина и на дар его не призрел.<span class="footnote" id="fn_29092405_0"></span>

Т/И стряхивает с себя странные мысли и переводит взгляд на барона, отодвигаясь ближе к Мартину, что стоит позади.

— Каким был полёт? Верно все будут рады вернуться на Арракис, — Т/И проводит пальцами вдоль рукавов. — Вы, должно быть, проголодались?

Владимир соглашается.

— Радостное возвращения должно ознаменоваться чудесным ужином. Я позволил себе привести главное блюдо, чтобы не утруждать подготовкой.

Т/И отходит в сторону, пропуская мужчину вперёд.

— Что за блюдо?

Голос племянника Харконенна колючий и острый, как морозы на небесном пике.

— Дядюшка сказал, что Арейс-старший обожал такое мясо.

Владимир оглядывается назад, улыбается Т/И, обнажая красные десна, и губы его натягиваются в зловещей гримасе.

Т/И вдруг осознает, о каком именно мясе говорит кузен.

***

Стол ломится от еды, Т/И припоминает рассказ Пола о том, что герцог Лето, после прилёта на Арракис, провёл схожий приём. Пригласил банкиров, представителей Великих и Малых Домов, всех, кто имел вес и был причастен к передаче планеты в фив Атрейдесам.

Выявлял истинных сторонников и друзей.

— Я слышал, что младший брат Башара вернулся с Tres 2b, верно?

Т/И кивает и, опережая вопрос Владимира, отвечает: