Глава 1. (1/1)
?Ха! Я победила!? — думала Златоуста, летя сквозь кроны деревьев. Для своего совсем юного, по меркам райских птиц, возраста, она выделялась скоростью полёта. И если большинство птенцов летали, но делали это неохотно, то Златоуста всегда находила повод размять крылышки с тех пор, как научилась летать.Остальные остались далеко позади: может, отстали, а может и просто сдались. Опьяненная чувством полета, Златоуста летела вперед на крыльях свободы и не заметила, что давно покинула знакомые пределы. Когда она поняла, что заблудилась, то попыталась вернуться, но не тут-то было. Лес вокруг становился все мрачнее, попадались чахлые, мёртвые деревья с обломанными корявыми ветвями, похожими на костлявые руки. Дальше голые ветви сплетались, образуя настолько густой подлесок, что девочке пришлось опуститься на землю и идти пешком. Пройдя шагов двадцать, она оказалась в удивительном месте.Идеально круглый пятачок черной и голой земли, словно выжженный огнем. В центре мертвой поляны торчала полусгнившая, заплесневелая колода, а когда Златоуста подошла ближе, то увидела, что это грубо вырезанный покосившийся идол, изображающий бородатого старика в боевом шлеме. Глаза идола походили на два темных провала, в руках он держал череп. На цоколе кумира была вырезана руна, похожая на куриную лапу или перевернутые цубцами вниз вилы.Обычно райские птицы не мерзнут даже зимой, в двадцатиградусный мороз, но нашу птичку от увиденного пробрало до костей.— Кто здесь? — раздался шелестящий голос позади. — Я чую!Златоуста обернулась и увидела двух существ, которые походили на клубящийся мрак. Они парили над землей, рывками перемещались вправо-влево и вертели головами на костлявых шеях, шумно принюхиваясь.— Жертва-а! — тут один из них заметил птичку, и на зов повернулось другое нечто. Златоуста начала медленно пятиться назад.
— Это птица! Она вкусная! — твари бросились к ней, протянув костлявые руки, а несколько теней вылетели прямо из глаз-провалов кумира и тоже устремились к алконосту.
Прежние двадцать шагов Златоуста преодолела за пять секунд. Покинув пределы гиблого места, она расправила крылья и, с силой оттолкнувшись ногами, взлетела.?Что это? Куда пропали все потоки?? — птичке приходилось отчаянно работать крыльями, чтобы не упасть, ведь восходящие потоки воздуха куда-то исчезли. Это очень изнуряло, а шипящие голоса гнали девочку вперед.
Постепенно крылья наливались тяжестью, взмахи становились слабее, реже. Через какое-то время Златоуста оглянулась назад, чтобы проверить, оторвалась ли она от погони, и тут врезалась в дерево. Из нее вышибло весь дух, пересчитав спиной ветки, она упала на землю.Между тем, монстры наседали со всех сторон. Златоуста дрожала как осиновый лист, ощущая животный страх. Она не знала, как защититься от этих тварей, ведь мама учила её лишь целительным песням и гимнам. Ужас сковал ее волю, она лишь раскрывала рот, из которого вырывались хрипы не громче падения листьев. Вдруг она на какое-то время овладела собой и наконец закричала: — На помощь! Помогите! Помогите!
Но ответом ей было лишь шипение и глумливое гиканье, и тогда птичка просто зажмурилась, чтобы не видеть, как эти существа ее загрызут.Внезапно шипение и тошнотворное присутствие монстров перекрыл зычный переливчатый голос, звучавший, словно медная труба. Это явно была райская птица, но эти песнопения не были похожи на те, которые Златоуста слышала ранее: в них звучали мощь, величие и угроза. Она слышала звуки боя, потом раздался леденящий душу вой, и наступила тишина. Златоуста ждала, но ничего не происходило. Птичка глубоко вдохнула и решилась приоткрыть один глаз.
Вокруг никого не было. Девочка огляделась по сторонам, вертя кудрявой головой, но странных тварей и след простыл. Тут прямо перед ней на землю упала крылатая тень и Златоуста испуганно вскинула голову.
На ветку дуба, под сенью которого сидела девочка, опустилась райская птица. Свет, падавший сквозь прорехи в листьях, выделял ее точеные черты, под бровями вразлет горели бездонные темные глаза. Тяжелые чёрные волосы, обрамлявшие гордый овал лица, были перехвачены на лбу ремешком и блестели, словно полированный обсидиан. Птица была одета в длинную серебристо-серую рубаху почти до пят, а на плечи был наброшен чёрный плащ, расшитый золотыми звездами. Златоуста присмотрелась и увидела, что одежда состоит из мелких не то колечек, не то чешуек. ?Это же кольчуга!? — догадалась она.Птица слегка прогнулась, словно лоза, и спрыгнула наземь. Приземляясь, она взмахнула крыльями, и они со звоном превратились в изящные руки; казалось, будто воительница просто стряхнула с них перья. Воительница медленно подошла к потеряшке и слегка наклонилась над ней. В лицо девочке дохнуло невесть откуда взявшимся ветром.— Как тебя зовут, птенец? — спросила стражница строго, но не гневливо. Голос у нее был мелодичный, но слегка хрипловатый, пропали куда-то те переливы, словно она надсадила связки.— Я — Златоуста, алконост, — пропищала девочка, глядя на величественного неё восторженными глазами снизу вверх. — А вы кто?— Карна, сирин, — представилась птица. Она помогла малышке встать и, дав знак следовать за собой, взлетела. Златоуста тоже вызвала крылья, но, едва расправив их, поморщилась: пострадавшая спина напомнила себе тупой, ноющей болью, да и разбитые коленки тоже. Карна, так же молча, приземлилась, не убирая перьев, и опустилась на одно колено, а птичка неуклюже вскарабкалась ей на спину, сцепив руки в замок, и уткнулась носом в перья грифового ?воротника?.Казалось, Карна, не почувствовала веса девочки, только взмахи крыльев стали чуть-чуть резче. Златоусту так и подмывало спросить о тех тварях, но она не осмеливалась из-за давящего присутствия птицы. В конце концов любопытство и желание заполнить пустоту победили.— Что это было? — спросила она, борясь со встречным ветром.— Навь, — ответил сирин. — Просто навь.
Остаток пути до знакомых пределов летели молча. Ветер негромко шелестел в кронах вековых дубов, и Златоуста даже успела немного отдохнуть, нежась в восходящих потоках.— Спасибо, что спасли меня, — сказала она, когда Карна приземлилась под сенью краснолистого клена.— Просто больше не улетай так далеко от стаи, — только и ответила птица.— А вы меня не проводите?— Врачевание ран, телесных и духовных — дело алконостов, — уклончиво ответила воительница. — Я же защищаю тех, кто дорог мне, — она прикоснулась к застежке-фибуле, которая держала ее плащ.— А кто вам дорог? — спросила птичка.
— Деревня, где я родилась. Стая, к которой я принадлежу, — последние слова Карна почти прошептала: — Моя дочь, которую я люблю.От Златоусты не укрылась неуловимая перемена: от скрытого величия не осталось и следа, Карна сникла, словно согнулась под неподъемной ношей, а в ее глазах промелькнула глубокая печаль и скорбь.
?Я тоже хочу защищать маму. И папу. Всех, кого я люблю?, — эта мысль была похожа на озарение, яркая и внезапная, словно удар молнии в дерево. Она хотела хоть как-то подбодрить гордую птицу в минуту слабости и решила говорить сердцем:— Я вырасту большая и стану сирином! — выпалила Златоуста. — Самым сильным сирином на свете!
Карна оглянулась на нее. По взгляду было трудно догадаться, о чем она думает. Златоуста уже пожалела о необдуманных словах, но тут лицо сирина тронула слабая улыбка.— Вы с Желей очень похожи, — сказала она. — А теперь беги домой.