пиздец заканчивается?.. (1/2)
- А теперь мысленно произнеси первое слово, пришедшее тебе в голову…
С полминуты Саня и Леша молча и испытующе глядят друг на друга.
- Сам ты хуй.
Леша лишь равнодушно закатывает глаза.
Вообще-то он загадывал «лошадь», но едва ли его ебет.
Впрочем, как и Саню.
Поскольку они находятся на роковой информатике – да, именно «находятся», а не «занимаются», потому что Леша явился просто в качестве «группы поддержки» для Сани, а последний, как бы дружбану в благодарность, временно подрабатывает клоуном – впрочем, как и всегда. Сидят они на последней парте, и Саня может позволять себе делать небольшой перерыв между приколами – парочку затяжек из электроночки. Он вообще их не очень одобряет, эти новомодные-ваши-сосалки-айкосы, однако в последнее время отношения с Князем у него мягко говоря нестабильны, так что нарываться на лишние неприятности – такая себе идея.
И было бы, наверное, странно, если бы в сей подходящий момент глаза у Князя внезапно не оказались на жопе, благодаря чему он палит обнаглевшего студента.
- Леонтьев! – повышает голос Андрей, заставляя обратить на себя внимание. – Ты че, куришь там? Тебе норм?!
- Я не курю, - важно поправляет Саня. – Я парю.
- Паришь? – переспрашивает Андрей, видимо, исключительно ради того, чтобы переспросить, потому что ответ он прекрасно слышал.
Чего не сказать про Саню, у коего, помимо неоспоримых бед с башкой, беды еще и со слухом.
- Какой Париж? Париж – это столица Франции. А я – парю.
- «Парю»?
- Ага. Левитирую.
В доказательство своих слов Саня встает из-за парты и изображает позу, отдаленно напоминающую позу цапли: выставляет по бокам согнутые в локтях руки, поднимает и выставляет вперед согнутую в колене ногу, чем приковывает к себе недоуменные взгляды окружающих.
- Я для тебя шутка чи шо? – с явно различимой злобой в голосе риторически спрашивает Андрей, чем все-таки вынуждает Саню подсуетиться и одним молниеносным движением сныкать электроночку под парту, однако затем он с вызовом смотрит преподавателю прямо в глаза.
- Вы же знаете, что нет. – Ему следует говорить с насмешкой и флиртом, но получается чересчур серьезно и с неким разочарованием.
Князь же, кажется, подвоха либо не чует, либо с невероятным профессионализмом делает вид, словно не чует. Он устало прикрывает глаза и надменно произносит:
- Я понимаю, нервы и все такое, долго без курева сложно обойтись, но жизнь - боль…
Фраза остается недоговоренной из-за коротких смешков других учащихся. Хотя Андрей, похоже, ее продолжать и не собирался, поскольку флегматично подпирает кулаком щеку и возвращается к рисованию чего-то в своей тетрадке.
- Из-за вас-то она и боль…
Теперь по кабинету проносится полноценный смех, а Андрей резко поднимает голову, и Саня замечает мелькнувшее в его взгляде ошеломление, которое тут же меняется на насмешливое непонимание. Затем Андрей прищуривается, глядит куда-то Сане за спину, обращаясь тем не менее к нему:
- Вот у тебя было яблоко, тебе дали еще одно. Сколько у тебя яблок?
Вопрос однозначно не без подъеба, поэтому Саня делает довольное лицо, откидывается на спинку стула, складывает руки на груди и деловито заявляет, даже при том непроизвольно закатывая глаза:
- Одно яблоко. Потому что яблоко плюс одно равно одно яблоко.
Князь аж забывает игру, в которую собирался там играть, встречаясь-таки своими охреневающими глазами полными самодовольства саниными.
- Твой родной язык – это джаваскрипт, что ли, скотина?
Впрочем, более ни зрительного, ни какого-либо другого контакта не происходит.
А на следующий день еще и не заявляется увлеченно застрявший в готической фазе мудак, он же санин лучший друган, он же Леша, из-за чего Саня весь день вынужден, подражая одному здравомыслящему маэстро-эстету, с печально-восхищенным видом прохаживаться по коридорам, как бы случайно хотя бы два раза за перерыв проходя мимо княжеского кабинета, дверь в который почему-то не заперта, когда самого преподавателя там не видать.
И совершенно случайным – а может, и не очень – образом Саня замечает черно-красное пятно, мельтешащее в актовом зале, чьи входные двери – или, вернее сказать, ворота, поскольку целых двух настолько массивных дур Саня давненько не видывал – внезапно приветливо открыты нараспашку. Войдя же внутрь, он также видит уже почетче и постепенно по ходу диалога, происходящего между Князем и несколькими другими общими не особо по счастью знакомыми, понимает, из-за чего весь сыр-бор.
- Значит, голос у меня мерзкий, да? – преувеличенно спокойным тоном интересуется Илья, с демонстративным высокомерием стоя к Андрею спиной и со сложенными на груди руками.
Андрей делает глубокий вздох. Очень глубокий.
- Я тебе ЕЩЕ РАЗ повторяю: это просто, мать его, СТИХ – стих, в котором черт у людей выдирает волосы. Ты разве воруешь у людей волосы? Нет, ты, конечно, мягко говоря, с припиздью, но я не думаю, что прям настолько.
Ожидаемо, его слова никакого эффекта не производят: как Илья стоял, обиженный до глубины души, так и продолжает, причем, кажется, начинает дуться только больше и, не произнеся ни слова, проходит к припертому из какой-то темной бездны допотопному металлическому столу, садится на сидение в зале и утыкается в расположенный на столе ноутбук.
Князь принимает мудрое решение пока забить на чсвшного метателя обидок.
- Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы… - начинает Князь замысловатую речь, тем не менее Саня считает долгом ее прервать своим до ебени матери важным замечанием:
- Не знаю насчет остальных, но главный алкаш сегодня не придет по причине депрессии в ноль лет.
Князь – впрочем, не только лишь он, - моментально поднимает на Саню взгляд, в коем число радости Саню видеть и в общем доброжелательности равно числу тому же, во сколько лет, по саниным словам, у Леши депрессия. Несколько секунд Саня с Князем напряженно хлопают глазами, не разрывая зрительного контакта.
-…как вы, вероятно, понимаете, - Андрей медленно отводит взгляд, точно в слоумо, и возобновляет прерванное обращение к другой части потрясающей публики, коей являются два великих скрипача всея шараги, - не за горами – вообще – День учителя, и нам, екарный бабай, надо с этим что-то делать.
- А, ну, тогда я пошел? – непринужденно то ли утверждает, то ли спрашивает Каспер и, действительно, весьма неиронично отрывает зад от подлокотника сидения, однако его намерения прерывает подзатыльник Мыши, прилетающий от всей души.
- И-ДИ-ОТ! – Она встает напротив Каспера, зырящего на нее во все ошалелые очи, грубо хватает его за грудки и принимается трясти. – Я до сих пор тебе не могу простить, как ты перед тем концертом свалил с моей прошлой скрипкой, а потом умудрился ее просрать!
- Да это же сто лет назад было! – Все явные и неявные попытки Каспера высвободиться из мышиной хватки оканчиваются полным крахом. – Нам же лет по десять бы…
- Вы допустили потерю дорогостоящего обмундирования! Его стоимость будет вычтена из Вашего жалования! И вы будете служить, пока сам не исполнится ПЯТЬСОТ ДЕСЯТЬ ЛЕТ, потому что Вам понадобится именно СТОЛЬКО лет, чтобы оплатить комплект силовой боевой брони «Модель-2», которую Вы потеряли!..
- Долго заучивала? – перебивает, закатывая глаза, Каспер.
- Слышьте, потом траблы свои с гормонами (да и башкой) уладите, - ворчит из-за ноутбука Илья. – У нас сейчас дела реально поважнее.
- Кто вас вообще нанял? – Мышь, крайне недовольная столь дерзко прерванным монологом, упирает руки в боки.
- Сказал бы я тебе, да, боюсь, не очень-то к месту будет, - впервые после неудачного панчлайна подает голос Саня, из-за чего к нему тут же опять приковывается всеобщее внимание.
То есть как сказать… почти всеобщее, поскольку Андрей, находящийся непосредственно лицо к выходу, исподлобья то и дело позыркивал на Саню, не лишая, соответственно, того надолго внимания от своего бдительного ока и, на удивление, не пытаясь данный факт скрывать, тем не менее во всеуслышание об этом заявлять тоже не спешит, думая, по всей видимости, что рано или поздно Саня сам о себе напомнит.
И вуаля!
- Ебать, че я тут подумал, не поверите, - загадочно выдает Каспер, заговорщески потирая ладони.
- Ага, ну, выкладывай, - скептично фыркает Мышь.
- Во-первых, заебала, а во-вторых…
- МЕНЯ ТВОИ ИДЕИ ДОЕБАЛИ УЖЕ.
- ТАК. – Илья отпинывает стол настолько яростно и резко, что едва не опрокидывает его вместе с ноутом, но вовремя панически ухватывается за последний обеими руками, а после встает и через два шага оказывается вплотную к двум обалделым скрипачам и нависает над ними, упирая руки в боки. – Маты – это плохо! Верно я говорю, Андрей Саныч?
- Я Сергеевич.
- ПОХУЙ.
- Так вот я че подумал, - как ни в чем не бывало говорит Каспер, выпрямляясь и чуть-чуть отряхивая водолазку, - что, если все мы на самом деле являемся дохуя популярными взрослыми мужиками (ну, Мышь – женщиной), у которых типа жены, дети и вся такая херня, а все вот это, че сейчас у нас происходит – не что иное, как очередной всратый вымысел, именуемый фанфиком? И если это так… ЭЙ, ЧУДЛО, НАХУЕВЕРТЬ МНЕ ДЕНЕГ, ПОЖАЛУЙСТА, А ТО Я ЗАЕБАЛСЯ…
Но увы, никто ему не отвечает. Каспер издает горестный вздох, однако его великолепновековая мысль на сем не заканчивается.
- Ха, а если просто позырить: допустим, все мы - в главных ролях, тогда, к примеру, вот он, - Каспер указывает пальцем на Саню, не затрудняясь и посмотреть в его сторону, - стопудово конченый идиот.
Все молчат, будто так и нужно, а Саня и не видит смысла протестовать, потому что… из всех существующих в мире языков чел решил выбрать язык фактов.
- Кто же тогда самый сексуальный мужик в мире? – задает резонный вопрос Андрей.
- Ты, разумеется, - с придыханием проговаривает Каспер, при этом поигрывая бровями.
- Уж не знаю, в каком мы там, если опираться на твою конспирологическую муть, находимся фанфике, а у меня с каждым новым днем укрепляется ощущение, словно я попала в сраный гачимучи, - от неожиданно нахлынувших эмоций Мышь аж встает с сидения. – Серьезно, я на вписке в честь днюхи Летова несколько часов кряду наблюдала за сексуальным напряжением между Князем и Горшком, я наблюдаю не менее сильное сексуальное давление этого вот «конченого идиота», - она указывает непосредственно на Саню, который вздрагивает, слыша «неожиданную» правду, и опускает глаза в пол, чем, на самом деле, палится только больше, - на Князя ЗДЕСЬ… А-А-А! – тут Мышь поднимает глаза и руки к небу. – Господи, есть здесь хоть один натурал?!
- Если я скажу, что в нашем всратом спектакле ты – горячая чикса, ты успокоишься? – язвительно спрашивает Каспер.
- По крайней мере, я буду польщена, - ворчит Мышь, однако черты ее лица смягчаются, и она садится на прежнее место.
- А злодей-британец…
Все практически единомоментно устремляют взоры на Илью. С полминуты тот неотрывно залипает во что-то на экране, а потом, заинтригованный отсутствием отзывов и предложений со стороны Каспера, его глаза встречается с пятью (ладно, четырьмя) парами чужих глаз.
Реакция же его, внезапно спокойная, даже равнодушная, не в меньшей степени поражает и его самого:
- П-ф-ф, ладно, - пожимает он плечами, - только я вообще-то немец.
- Это не беда, - отмахивается Каспер.
Странные флэшбеки с исписанным вдоль и поперек (наискосок тоже) помятым листком посещают санину голову.
- Даже представить не могу, кто из нас может быть так себе шутником, - бормочет тем временем Каспер.
Легок же на помине.
- А вот это Леха, - говорит Андрей, взирая на Саню в упор.
Саня, как ни странно, выдерживает взгляд и кивает. Илья кивает тоже, пусть на него никто и не смотрит. Остальные просто решают согласиться, хотя по выражениям их лиц видно, что они в душé и в ду́ше не представляют, о ком речь.
- Пубертатную язву мы же все знаем, правда? – с нетипичной для него неуверенностью – впрочем, скорее деланной, - спрашивает Каспер.
Все неловко переглядываются.
- Предлагаю на счет раз…
- До трех разучился считать чи шо? – язвительно перебивает Мышь.
- Нет, просто впадлу. Да и без того понятно… Раз!
Все хором произносят только одно слово, то есть прозвище: «Горшок».
- Так… - задумывается Каспер. – Кто может быть каким-то мужиком?
- Здесь сложнее, - соглашается Андрей, потирая подбородок, видимо, для лучшей работы мысли. И помогло ж. – Предлагаю того кучерявого, который Оксимирона цитировал.
- Кстати, - воодушевляется Каспер и в третий раз за так называемую репетицию обращает к Сане свой чудесный лик, - а куда запропастились отсталый в развитии потомок динозавров и его железнодорожный друг?
- Как охуительно ты стелешь, - уважительно качает головой Саня, - если б я краем уха не слышал, что птицы – потомки динозавров, то ни хрена бы не понял. А вообще – понятия не имею. Предлагаю за это назначить их говнюками.
- Справебыдло, - хмыкает Каспер. Затем он гордо поднимает подбородок, встает с места, кладет ладонь себе на грудь и манерно говорит: - Что ж, вот мы и дошли до самого основного – недопонятый гений – и это я!
- Скорее гей, - поддевает его Мышь.
- Да, я гей, - саркастично соглашается Каспер, - вопросы?
- Ты, может, и недопонятый, но точно не гений. - Князь тоже решает поддеть.
- Вот потому и недопонятый!
- Допустим, логика здесь есть.
Проходит несколько не совсем долгих минут, по истечении которых все так же практически негласно решают, что достаточно на сегодня репетиций, ведь до Дня учителя целых четверо суток и все они прекрасно успеют. Выйдя за пределы актового зала, Каспер с Мышью как по сговору резко останавливаются, отчего идущий за ними и пребывающий чутка не здесь Саня едва не таранит их. Они, впрочем, похоже, вовсе не замечая позади себя двухметровую махину, деловито пожимают друг другу руки, а Каспер произносит:
- Честно говоря, потраченного времени жаль. Пятикратно. Переваренный. Кал.
- Ага, - коротко соглашается Мышь.
До саниных ушей вдруг доносятся подозрительно знакомые звуки. Вернее, не так: звуки музыки, подозрительно похожей на ту, по которой прется Леха. Причем доносятся они, звуки, какого-то хрена из спортзала, которому в сей час положено быть уже закрытым. Напоследок Саня бросает в сторону удаляющихся прямо (на хуй) к выходу Мышь с Каспером (у него вроде есть человеческое имя, но будто бы Саню тревожит) небрежный и немного осуждающий взор, а после почему-то с опаской размеренным шагом проходит по коридору, где свет словно нарочно моргает, как в пресловутом триллере, заставляя параноить сильнее. Саня подходит к двери и прислушивается: слов по-прежнему не разобрать – иностранщина, судя по всему, однако большой ясности данная догадка также не вносит.
Зато – логично – становится яснее некуда, когда дверь Саня таки открывает: в самом конце зала, на высокой могучей кучке из сваленных друг на друга матов, лежит Леша, собственной персоной, уставясь мордой лица в потолок. Хера ли интересного он там нашел – к сожалению, вновь не ясно, хотя, с какой-то стороны, слушай Саня подобную бредятину, притом понимая, о чем в этой бредятине поется, то он не только бы валялся на матах с устремленным к богу меланхолично-загадочным ебальником, но и крайне быстро и залихватски этими матами из этого ебальника речетативил.
А пока солист играющей группы, вот ведь совпадение, с упоением пребывал именно в вышеописанном состоянии, Саню из стадии удивления, или первичного ступора, резко перебрасывает в стадию гнева.