пиздец продолжается (2/2)

- Просто «да» или «нет»?

Внутри Андрея разрастается раздражение, и Саня это чувствует, но узнать ответ на свой вопрос ему сейчас жизненно необходимо.

- Блядь, конечно же, да. – Андрей аж руками взмахивает, чем даёт понять, насколько его ответ очевиден. – Он мой лучший друг с детства, Сань, и я…

- Саш, - сглатывая ком в горле, поправляет Саня. Кажется, у него глаз дёргается. Опять.

- Саш… - исправляется Андрей вроде машинально, но тон голоса делает мягче и словно даже приобретает извиняющийся оттенок.

- Нет, я имел в виду другое.

- Другое – что?

- Ты понял.

- Нет?..

- Нет, ты прекрасно, блядь, меня понял.

Их взгляды встречаются. Андрей смотрит слишком тяжело, и Саня сдается достаточно быстро.

- С кем ты на занятии сегодня по телефону говорил? – упавшим голосом спрашивает он.

- С сестрой. – А вот у Андрея голос строгий и с неслабым раздражением.

На секунду Саня выходит из депрессии, чтобы офигеть.

- У тебя есть сестра?

- Представь себе. И брат.

- Ого.

Андрей лишь раздраженно-иронично усмехается, складывает руки на груди и устремляет внимание на ящик, откуда доносится тихий бубнеж.

Вау, точно, песня ведь давно закончилась.

А Саня даже не заметил.

Просто ебаные чудеса.

- Я покурить выйду, - констатирует Саня тоном, не предусматривающим возражений.

Он ловит в андреевых глазах обеспокоенное выражение.

- Да на балкон выйди.

- Нет, там недостаточно воздуха. Я хочу прям продышаться.

- Ты помни, что мы в Купчино: сейчас опасненько выходить «продышаться» куда-либо, дальше лестницы. Можно, знаешь ли, в последний раз так выйти.

- Все со мной будет нормально, я везучий.

- Саша…

- В конце концов, ты мне не мать, - грубо обрывает Саня, натягивает кеды и выходит вон.

Насчёт везучести он говорит правду: к собственному сожалению, бродя по ночному Купчино вплоть до того, пока потихоньку не начинает светать, он ни на кого, кроме дворовых костлявых кошек, не натыкается. Хотя один раз возле круглосуточного ларька стремный хмырь окликает его, но только чтобы стрельнуть сигарету, коя у Сани, как ни странно, находится, причем даже не в единичном количестве. В конечном счёте доходит он до тупиковой подворотни, возле дальней стены которой рядом с бетонной плитой обнаруживает трёх непонятных чуваков, один из которых угрюмо дымит, сидя на корточках перед маленькой кучкой выкуренных ранее раковых палочек, а двое стоят и о чём-то спорят на повышенных тонах.

А непонятные они, чуваки эти, потому, что Сане они отчего-то кажутся знакомыми.

И подойдя поближе, Саня с откровенным шоком понимает, что вовсе не кажутся.

- Я ТЕБЯ ебну этим крестом, если ты его бросишь, - неиронично предупреждает Гусев Вагона, держащего в руке нечто в форме креста, по материалу напоминающего трансформаторную деталь – для народа букву «Е».

Мгновение Вагон тупо смотрит на нечто, лежащее перед двумя димами и не доступное саниному зрению для рассмотрения, а после швыряет туда сей «крест», отчаянно вопя:

- ШИИИИИЗААААА!

Леша лишь тяжко вздыхает и глубоко затягивается.

Гусев было замахивается для удара, но Вагона и след простыл, так что фактически замахивается он на Саню, который вроде хочет заржать, а вроде настрой немножечко неподходящий.

- О, привет, - неловко и вместе с тем дружелюбно здоровается Гусев, впрочем, тут же огибает Саню и спешно ретируется за укатившим субъектом.

Саня запоздало кивает в качестве приветствия.

Все, несомненно, удивление насчёт данной воли случая он высказывает уже Лёше.

- И чё вы тут за чествование павших устроили?

Леша пожимает плечами.

- Не приписывай меня к этим поклонникам перекачанных анимешных мужиков, я сюда чисто покурить пришел.

- Можно узнать, почему твой выбор пал именно на Купчино?

- То же хотел бы у тебя спросить.

Саня медлит с ответом: не может ведь он высказать все сразу.

- Как называется та группа с чудаковато выглядящими мужиками, где песни ещё такие вначале вроде весёленькие и мелодичные, а в конце внезапно перегруженныегитары-скрим-страдания-атомнаявойна-пиздец? «Клэш Рояль» или…

- КРЕТИН, «ПАЛЕ Рояль», запомни уже наконец, - только и выдает Лёша, совершенно не реагируя на резкий скачок с темы на тему и в довершение ко всему решая ее развить. – Что должно было произойти в твоей жизни, чтоб ты заинтересовался «агатрицей» и «парижским квартальчиком»?

- Не включай дурачка, Леша, все ты знаешь, - небрежно отмахивается Саня.

Леша выдерживает многозначительную паузу.

- Князев звонил, - лаконично сообщает он. Теперь его черед резко менять тему.

У Сани в сердце глухо екает.

- Тебе?

- Ну не тебе же, чьего номера у него нет. – Лёша закатывает глаза, и очередная потушенная сигарета присоединяется к импровизированному кладбищу. - Мне звонил. Чтобы узнать, где ты шароебишься.

- И что ты сказал? – нетерпеливо спрашивает Саня, безуспешно пытаясь унять дрожь в голосе.

Леша смеряет Саню таким взглядом, как будто Саня – крайне безмозглое и бездарное дитя.

- НИЧЕГО, разумеется. Я понятия не имел, где ты, что я мог сказать, по-твоему?

Саня не находит, что ответить или возразить. Принимая молчание как знак согласия, Лёша устало вздыхает, встаёт, направляется к выходу из подворотни, но не замечая то ли затылочным зрением, то ли шестым чувством позади себя движение, оборачивается через плечо и «неоднозначно» намекает:

- Нам в шарагу вообще-то завтра, поэтому я заказал такси. Поехали по домам, хоть пару часов отдохнем.

- Сегодня, - невпопад поправляет Саня.

- Чего? – Лёша хмурится.

- Сегодня нам в шарагу, Леш. Уже сегодня.

- Ещё раз доебешься до моих слов, и я до тебя так доебусь, что внуки твои помнить будут.

Санины губы невольно расплываются в умиротворенной улыбке.

Достаточно странно общаться сейчас практически как обычно, учитывая увиденное днём, тем не менее не известно достоверно, является ли увиденный Саней человек в действительности его лучшим другом, поэтому и поднимать данную тему Сане не прельщает от слова совсем.

По вопиюще странной причине лешины штанины подвернуты по-человечески (если долбаные подвороты вообще можно считать чем-то, кроме сигнала о присутствии лишней хромосомы), то есть симметрично, отчего Саня ловит когнитивный диссонанс, впрочем, с облегчением, однако неполным.

В целом ни о едином так или иначе событии предыдущего дня у него не то что разговаривать нет желания и сил, а даже думать не хочется. Откровенно говоря, если бы на него сию секунду прямо с неба или откуда-нибудь грохнулся овердохуятонный крест, он был бы тааак счастлив.