Глава 16: Общие секреты (2/2)

В тот день их было пятеро, и пробираться туда, где их не должно было быть, для них не было чем-то новым. У них была привычка плавать в частных лотосовых озёрах, пробираться во дворы, здания или комнаты, которые не предназначались для их присутствия. Все это было восхитительно увлекательно, и никто из них не разуверился, когда их поймали и выгнали с тростью из того места, где они были.

― Мы вошли в курятник и немного поиграли с курами, пока из ниоткуда не появился большой злой петух. Он кричал и бежал на нас с распростёртыми крыльями, ― рассказывал Вэй Ин, демонстративно широко раскрывая руки, ― и мы все побежали к забору. Мы перелезли через него так быстро, как только могли, но, прежде чем Цзян Чэн успел перелезть, петух успел несколько раз сильно клюнуть его в ногу, ― лёгкий смешок сорвался с губ, когда он вспомнил, как развивалась эта история, и пришлось побороть его, чтобы продолжить, ― по дороге домой я придумал какую-то историю о том, что Цзян Чэну нужно быть осторожным, потому что петух клевал кур, и теперь, когда поклевал и его, он тоже может начать нести яйца. Он сказал мне, чтобы я заткнулся и перестал врать, но я видел, что он беспокоится об этом. Итак, ― продолжал Вэй Ин несмотря на то, что от сдерживаемого смеха болел бок, ― той же ночью я пробрался в курятник и украл яйцо, а затем каким-то образом сумел пробраться в комнату Цзян Чэна и положить его под одеяло, не разбудив его. В ту ночь я был слишком возбуждён, чтобы спать, поэтому, когда пришло время вставать, я ждал у окна, чтобы посмотреть, как он проснётся, и… ― Вэй Ина прервал смех, он опустил голову на грудь и обхватил живот руками, чтобы не упасть, ― Хангуан-Цзюнь, ты бы видел его лицо! ― завывал он, ― а я даже не мог сразу засмеяться, потому что не хотел, чтобы он меня поймал!

Прошло ещё одно тяжёлое мгновение, но в конце концов слезы восторга потекли по щекам Вэй Ина, он задыхался… Лоза нежно похлопала его по спине, и Вэй Ин наконец смог сделать несколько длинных вдохов, чтобы успокоиться.

― Ай, Хангуан-Цзюнь, ты не поверишь, он несколько недель держал это яйцо при себе! ― сказал он, ― он пытался сохранить это в тайне, но носил его с собой в ханьфу, чтобы сохранить тепло, и когда однажды он вдруг отлучился, я прокрался за ним… и что ты думаешь, ему удалось высидеть птенца!

Он издал ещё несколько смешков, хотя звуки были скорее задорными. Цзян Чэн всегда старался вести себя сердито и жёстко, но… Вэй Ин наблюдал за ним из своего укрытия и видел, каким мягким стало лицо Цзян Чэна, когда он увидел, как его птенец освобождается от скорлупы. Вэй Ин был почти уверен, что увидел в выражении лица Цзян Чэна что-то похожее на гордость.

― И что дальше? ― спросил принц с мягким весельем.

― Думаю, он отнёс его обратно в курятник, чтобы он жил с другими цыплятами, ― сказал Вэй Ин, тихо покачивая головой, и прислоняясь к стене, наконец-то успокоившись, ― и я понятия не имею, как мне это сошло с рук, но это никогда больше не всплывало, и он так и не узнал, что это я сделал. Я бы хотел знать, что, по его мнению, произошло, но я никогда не мог спросить об этом, потому что тогда он точно бы знал, что это сделал я.

― Очень жаль, ― прокомментировал принц с ноткой юмора, что заставило Вэй Ина снова тихонько рассмеяться.

— Это была, пожалуй, единственная глупая выходка, которая сошла мне с рук, ― сказал Вэй Ин, слегка покачав головой, ― в молодости у меня был слишком длинный язык, поэтому чаще всего, когда я делал глупости, меня либо ловили на месте преступления, либо ловили позже, потому что я решал похвастаться перед кем-нибудь. Не знаю, как мне удавалось так долго молчать об истории с яйцом, но теперь ты единственный, кто об этом знает, ― ухмыльнувшись, он игриво потрогал лозу и поддразнил, ― с тобой мой секрет в безопасности, не так ли, Хангуан-Цзюнь? Ты больше никому не расскажешь?

Вэй Ин не собирался игнорировать тот факт, что принцу действительно некому было рассказывать.

― Я бы никогда, ― подтвердил принц, слегка сжав руку Вэй Ин, слова были одновременно забавными и искренними.

― Хорошо, ― с лёгким смешком выдохнул Вэй Ин, после чего выдохнул и позволил телу прижаться к стене. Глаза закрылись, и он некоторое время грелся в тепле, исходящем от плиты, а улыбка продолжала оставаться на губах, пока он не спросил, ― а как насчёт тебя, Хангуан-Цзюнь? Есть ли у тебя секреты, которыми ты хотел бы поделиться?

Он знал, что память принца ещё не полностью восстановилась, поэтому и не ожидал ответа, особенно не ожидал услышать историю о какой-нибудь проделке принца, потому что тот вообще не был похож на человека, склонного к розыгрышам. Тем не менее, Вэй Ину нравилось давать принцу как можно больше шансов высказаться, ведь тот так редко что-то рассказывал.

Принц погрузился в долгое, задумчивое молчание, и Вэй Ин не был уверен, что оно закончится… пока, наконец, тот не сказал с некоторой опаской:

― Недавно я кое-что вспомнил.

― О? ― с любопытством спросил Вэй Ин, и губы скривила улыбка, ― что именно?

Но улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, когда принц сказал:

― Я вспомнил, что произошло в ночь визита хули-цзин.

Сердце Вэй Ина заныло, по позвоночнику пробежал странный холодок. Об этом… раньше они не говорили. Вэй Ин задавал принцу множество вопросов о прошлом, как о периоде до проклятия, так и о долгом времени, прошедшем с тех пор, но… Вэй Ин в основном избегал вопросов о проклятии или о хули-цзин, потому что казалось, что это может стать щекотливой темой. История тихого, серьёзного молодого человека, в постель которого вторгся голодный дух, ищущий себе следующую жертву для сексуальных утех, была такой, что Вэй Ин мог себе представить, что обсуждать её будет неприятно. Вэй Ину не хотелось ковыряться в этой теме, вдруг это что-то слишком личное для принца. Но если принц собирался сам рассказать, Вэй Ин был готов выслушать. Он осторожно спросил:

― Ты хочешь поговорить об этом?

Принц снова долго молчал, Вэй Ин в ожидании гладил большим пальцем лозу, а когда тот наконец заговорил, его голос был низким и мягким:

― Мне нечего сказать. Я проснулся посреди ночи и обнаружил, что она забралась ко мне в постель. Её руки были на мне, и она пыталась соблазнить меня. Я сказал ей уйти, но она не ушла.

Даже без языка тела, без выражения лица, которое можно было бы прочитать, Вэй Ин мог расслышать едва заметную дрожь в голосе принца, выдававшую неловкость от разговора на эту тему. Вэй Ин как никогда хотел обнять принца, но лучшее, что он мог сделать, это осторожно сжать лозу.

― Она оказалась сильнее, чем я ожидал. Отталкивать её было неэффективно, ― продолжил принц, и лоза ещё крепче вцепилась в руку Вэй Ина, ― вскоре она поняла, что я не собираюсь давать ей то, чего она хочет. Она спросила, не отказываю ли я ей потому, что уже отдал своё сердце кому-то, и… Я сказал ей да.

У Вэй Ина перехватило дыхание, от слов пронзил шок, сопровождаемый каким-то неприятным, горьким чувством, которое он никак не мог уловить. Принц не так уж много рассказывал о своём прошлом, но он точно не говорил об этом раньше. Вэй Ин был уверен, что даже с плохой памятью он бы вспомнил, что принц упоминал о романтических отношениях с кем-то, ведь это так резко контрастировало со всеми преданиями, которые изображали принца замкнутым и одиноким.

― Хангуан-Цзюнь, ― заговорил Вэй Ин мягко и любопытно, ― ты был в кого-то влюблён?

Вэй Ин почувствовал колебания, а также что-то похожее на сожаление, как будто принц не совсем осознал свои слова, прежде чем произнести их, но в конце концов он ответил:

― Да.

― Я не видел ни одной версии легенды, в которой бы это упоминалось, ― сказал Вэй Ин, слегка нахмурившись и насупившись, хотя, возможно, ему уже пора перестать удивляться тому, насколько неточными были легенды, ― ты был счастлив?

Даже зная, что случилось с принцем впоследствии, мысль о том, что он был счастлив и влюблён… даже несмотря на странное ощущение, которое эта мысль вызывала, он все равно считал, что принц заслуживает счастья. Но принц издал звук, похожий на долгий печальный вздох, и тихо признался:

― Он никогда не знал. Мы были молоды, и… он умер прежде, чем я успел сказать ему о своих чувствах.

Сердце Вэй Ина заколотилось так резко, так болезненно, что он почувствовал, как в горле образовался ком, а на глаза навернулись слезы. Он тут же попытался их проглотить и глубоко вдохнул, чтобы успокоиться, удивлённый тем, как сильно его задели эти слова. Он притянул лозу к груди, чтобы прижать немного ближе, чем раньше.

― Хангуан-Цзюнь, я… ― Вэй Ин даже не знал, что сказать. Он чувствовал себя виноватым за то, что заставил принца столкнуться с этими чувствами несмотря на то, что именно принц заговорил первым, но… мысль о том, что тот трагически теряет свою первую любовь, даже не имея возможности сказать ему об этом, была… горько болезненной, и Вэй Ин не мог выразить всё словами, ― мне так жаль.

― Мгм, ― ответил принц, преуменьшая глубокую боль, которую Вэй Ин чувствовал, через лозу, соединявшую их, — это было очень давно.

У Вэй Ина сложилось впечатление, что время не слишком помогло залечить эту рану… Но больше всего похоже было на то, что принц не хотел больше говорить на эту тему, поэтому Вэй Ин не стал давить… И, хотя это была не самая приятная тема для перехода, Вэй Ин решил спросить:

― Так что же ещё случилось с хули-цзин? В легендах говорится, что люди бросились её ловить, прежде чем она успела что-то сделать, это правда?

Прошло несколько секунд, прежде чем принц ответил:

― Да. Она сказала мне, что может… изменить свой облик на любой, который мне понравится, если это поможет мне передумать.

Тогда это была единственная вещь, сказанная хули-цзин, которая заставила принца колебаться, единственное предложение, которое заставило его отвратиться и отказаться. Тот, в которого он влюбился, к тому времени был мёртв уже почти два года, и за это время боль от потери не утихла ни на йоту… И мысль о том, чтобы снова увидеть его лицо, мысль о том, чтобы прикоснуться к человеку, которого его разум, тело и душа жаждали последние десять лет, даже зная, что все это было иллюзией… Его сердце было слишком слабым, чтобы не поддаться искушению сразу, и принц не был уверен, что смог бы продолжать возражать, особенно если бы хули-цзин догадалась, кого ему представить, и умоляла бы его уступить, используя это лицо… так что, к счастью… Прежде чем что-то ещё могло произойти, несколько учеников бросились, чтобы удержать её и отвести обратно в её комнату.

Хотя облегчение было не самым верным чувством, которое должен был испытывать Вэй Ин, зная о проклятии, обрушившемся на принца на следующий день… он не мог не почувствовать облегчения от того, что ситуация не вышла за рамки. Конечно, он наслаждался своими фантазиями о том, как принц держит и принуждает его, но это были всего лишь фантазии, и они казались безопасными и захватывающими только потому, что он знал, что принц никогда не причинит ему боли. Он мог только представить себе ужас и отвращение, которые могут возникнуть от прикосновения кого-то или чего-то, не заботящегося ни о чем, кроме собственных желаний, особенно если это прикосновение было совершенно нежеланным.

Он просто… Несмотря на то, что Вэй Ин старался преуменьшить свои переживания, он знал, что за свою короткую жизнь ему пришлось многое пережить: и близость к смерти родителей в столь юном возрасте, и годы, проведённые в борьбе за выживание на улицах. Но, несмотря на всё это, Вэй Ин всегда считал, что ему повезло иметь столько, сколько он имеет. Он встречал в своей жизни достаточно людей, чтобы понять, что у многих других все было ещё хуже. Когда он думал обо всем, что пришлось пережить принцу: потерять человека, которого он любил до того, как у них появился шанс быть счастливыми вместе, стать случайной мишенью проклятия, которое даровало ему вечную жизнь ценой жизни всех окружающих, наблюдать, как уходит его семья, как стареет и умирает брат, чтобы потом остаться одному на сотни лет… Это было слишком тяжело для сердца Вэй Ина. Он ненавидел ситуацию за то, что принц столько пережил, что ему так долго не давали счастья, но вместо того, чтобы ожесточиться и озлобиться, принц оставался таким мягким и добрым, что Вэй Ин порой не знал, как с этим справиться…

Незаметно слёзы хлынули из глаз, он не успел даже протянуть руку, чтобы вытереть их, как принц уже позаботился об этом, слегка касаясь его щёк лозами. Принц не знал, что именно он сказал, чтобы Вэй Ин так внезапно расплакался, но он чувствовал себя ужасно ответственным за это, и ещё более ответственным за то, чтобы исправить ситуацию. Его лозы нежно вытирали лицо Вэй Ина, лицо, которое принц стал лелеять так же, как лелеял лицо другого человека много сотен лет назад, лицо, которое заслуживало того, чтобы быть ярким, счастливым и глупым, в то время как другая лоза обвилась вокруг его плеч, чтобы сжать их, заверяя в присутствии, которое было легче выразить физически, чем словами.

Принц чувствовал, как глубоко внутри затаилась боль от того, что он увидел Вэй Ина таким, и её давление ослабло только после того, как Вэй Ин сделал несколько медленных вдохов и, казалось, собрался с силами.

― Прости, Хангуан-Цзюнь, ― тихо сказал Вэй Ин, покачав головой и прижав к груди руку с лозой, которая все ещё крепко обвивала запястье, ― я благодарен за то, что ты поделился со мной этим, но… я даже не знаю, что сказать.

― Ты не должен ничего говорить, ― мягко заверил его принц. Он не имел права осуждать кого-то за нехватку слов, тем более, когда не было слов, которые могли бы изменить то, что пережил он, или облегчить печаль, так надолго поселившуюся в сердце. Вэй Ину не нужно было говорить ни слова, чтобы дать принцу больше, чем он дал, просто существуя, оставаясь с ним. ― Ты здесь, ― сказал принц с ярчайшей искренностью, ― этого достаточно.

Вэй Ин слегка задохнулся, а затем крепче прижался к принцу, как только смог. В ответ принц обвил плечи и спину ещё несколькими лианами и обнял так крепко, как только мог.

После всего, что ему пришлось пережить за время, прошедшее до наложения проклятия, принц был уверен, что никогда больше не влюбится. Потеря человека ещё до того, как он нашёл в себе силы и слова признаться в своих чувствах, растопила его уязвимое сердце на раскалённых углях, оставила в нем чувство пустоты, уныния и такого горя, что даже заставить себя встать утром с постели стало непосильной задачей. Он был так уверен, что никогда не сможет пережить это горе, никогда не отпустит человека, которого потерял столько веков назад, по крайней мере, не настолько, чтобы открыть своё сердце кому-то новому… Но он также был уверен, что никто и никогда не решил бы остаться с ним во дворце. Он был уверен, что останется здесь в ловушке, слабый, полубессознательный и неспособный умереть до конца вечности. Он был уверен, что никогда не найдёт ничего, что могло бы принести ему радость, кроме того, немногого, что он мог посвятить своим кроликам. И уж точно он был уверен, что никогда не сможет насладиться интимными прикосновениями к человеку, чтобы накормиться.

И вот появился Вэй Ин, и быстро разрушил все то, в чем принц когда-то был абсолютно уверен… так что, возможно, влюблённость в него не должна была стать такой уж неожиданностью.

Не дав Вэй Ину возможности придумать ответ (ведь он и не требовался для этих слов), он нежно сжал его в объятиях.

― Рагу готово, ― сказал он, не зная, какой холод, если он вообще есть, может ещё сохраняться в теле Вэй Ина. Он хотел убедиться, что холод полностью отступил, хотел, чтобы Вэй Ин почувствовал комфорт от того, что его желудок полон тёплой пищи, прежде чем он неизбежно вернётся в свою комнату и зароется в одеяла. Лоза обвилась вокруг руки Вэй Ина, и он заботливо подтолкнул его, помогая подняться на ноги, и ласково сказал, ― тебе нужно поесть.