part 25. (2/2)
— Я тоже так думал, — отвечает Арсений, рассматривая Шастуна. Его волосы слиплись от пота, футболка прилипла к груди, а глаза горят яркими огоньками. Несмотря на его неряшливый внешний вид, архитектор ощущает, как волнительно ему почему-то стоять рядом с парнем. — Решил прогуляться, устроить себе перерыв. А это кто? — кивает на Эда, резко меняя тему разговора.
— Это? — оборачивается. — А, это Эд. Капитан нашей команды. Ты ещё наорал на него на ресепшене.
— Точно, — презрительно улыбается Попов. А он-то думал, откуда ему знакомо это смазливое лицо, не внушающее ничего приятного. — И давно вы так сблизились?
— Мы просто играем вместе, это игра, — по-доброму возражает Антон.
— Обжиматься с первым встречным… Кажется, кто-то более легкодоступный, чем я думал.
— Да ладно тебе, — беззлобно усмехается мужчина. — В процессе игры и не такое бывает. Зато мы выиграли! Это было потрясающе! Давно я так не кайфовал!
— Да уж.
Арсений мрачно наблюдает за происходящим на площадке, ощущая, как какое-то неприятное и жгучее чувство наполняет его душу. Он старается голыми руками затушить этот пожар внутри себя, но только делает хуже. Он злится.
— Какие-то проблемы? — Эд подходит к ним, бросает руку на плечо Антону и высокомерно смотрит на брюнета.
— Нет, всё в порядке. Это Арсений. Мой… кхм… коллега. Мы работаем сейчас вместе над проектом одного нашего общего друга.
— Приятно познакомиться, Арсений. Эдуард, — парень протягивает ладонь, но Попов не спешит её пожимать. Поджимает губы и отводит руки за спину. Эд улыбается, опускает руку и смотрит на Антона. — Что ж, погнали на матч-реванш? Видимо, кто-то тут очень далёк от спорта и уж тем более от волейбола, — он тянет за собой Шастуна.
— Что, прости?
Зря он это сказал. Очень зря. Арсений Попов никогда не проигрывает.
— Я тихо сказал? — нахально оборачивается Выграновский. — Мне казалось, я был достаточно прямолинеен. Попрошу не отвлекать нас.
— То есть ты считаешь, что я далёк от спорта и волейбола?
— Ну, Боже! — хнычет Антон. — Что вы в самом деле?..
— Да, я так считаю. Что может архитектор, который только и умеет сидеть в своём пыльном офисе и чертить на бумажках? — Эд наклоняется к Арсению, они буквально касаются лбами.
— Даже так, — губы Арсения искривляются в самой неискренней улыбке на свете.
— Хочешь доказать мне обратное?
— Ребята, вы скоро?! — окликают мужчин с площадки.
— Подождите, парни! У нас тут нарисовался чемпион! — кричит Эд и снова возвращается к Арсению. — Что скажешь, коллега Антона?
— Хорошо. Давай сыграем.
— Да ёлы-палы! — закатывает глаза Антон и взмахивает руками.
Но на него никто не обращает внимания.
— По рукам.
На этот раз они пожимают друг другу руки. Возможно, чуть сильнее и с большим нажимом, чем следовало.
И тогда Арсений снова ловит эту паршивую мысль, что здесь что-то нечисто. И дело было совсем не в его задетом самолюбии, желании выиграть пари или в чём-то ещё подобном.
Здесь было дело именно в ком-то. В ком именно, он точно знал. К сожалению или к счастью. Перед глазами всё ещё мелькали объятия мужчин, рука Эда, обнимающая шею Антона и его губы, что были так близки к лучезарному лицу парня. И это сводит его с ума. Пытается оттолкнуть от себя, отпихнуть, спрятать в ящик и забыть. Но чем ближе был момент игры, тем чётче понимал Арсений — здесь дело в ком-то особенном. И такой особенный в его жизни только один человек.
* * *</p>
Команда встречает Арсения настороженно. Мужчина скидывает с себя футболку, вешает её на край сетки, профессионально разминает руки, что уже привлекает внимание игроков, которые теперь с интересом наблюдают за новым участником матча. Антон там, по другую сторону, не может отвести глаз от полуголого Попова. Смотрит, как натягиваются мышцы его рук во время разминки, как длинные изящные пальцы массируют кожу шеи, как бегают тонкие венки по тыльной стороне ладоней брюнета. Таким Попова Арсения Сергеевича он не видел никогда. И, кажется, архитектор начинает для него открываться с какой-то новой и удивительной стороны.
Судья распределяет всех по зонам игры, зачем-то настраивает свой ручной секундомер, просит капитанов команд подготовить своих игроков к матчу. Люди на трибунах собираются. Это просто проходящие мимо зеваки, местные турки, некоторые из которых не понимают ни слова, но находятся в предвкушении от предстоящей игры, и гости отелей, их привлекли рассказы очевидцев о количестве известных людей на квадратный метр.
Брюнет встречается взглядом с Эдом. Тот беззастенчиво ухмыляется ему в ответ и кивает. Мол, игра началась.
И игра начинается.
Арсений чувствует растерянность. Пытается собраться. Пропускает гол. Руки с непривычки дрожат и никак не могут нацелиться на мяч. Успевает уже десяток раз пожалеть, что так легкомысленно согласился на это безумие. Всё-таки он не играл больше десяти лет. Вроде бы что-то помнит, но так же бесшабашно бросаться под мяч, как в университете, для него дико и страшно.
Выграновский радуется каждому удару, каждой капле пота, что стекает по лбу нервничающего мужчины. Он пристально следит за каждым его действием, не забывая подавать и мощными ударами и крутящими подачами отбивать летящие в его мячи. Этот матч для него принципиален. Они знакомы с Антоном пол дня, и он сразу ему приглянулся. А вот его коллега-зануда стал ненавистен ему с первых секунд. Особенно, после той запоминающейся истерики в холле отеля. Тогда он был на работе и уж никак не мог ответить этому истеричному наглецу. Но сейчас, на поле, совсем другая ситуация.
По Антону видно: он переживает. Даже как будто старается мягче отбивать мячи, но Эд старательно компенсирует эту слабость напарника, забирая львиную долю его мячей, пользуясь тем, что его позиция рядом, а затем агрессивно направляет удары в разные концы поля, заставляя игроков побегать, рассыпаясь и мешаясь друг другу.
— Давай я тебя заменю на подаче, — тихо шепчет на ухо Арсению тот самый белобрысый парнишка, что пропустил решающий мяч в прошлой игре. — У меня рука не дрогнет.
— Заткнись, — холодно отвечает мужчина.
Он начинает злиться. А когда Арсений злится, он начинает действовать. А когда он действует, то мало кому приходится сладко.
Берёт мяч в руки, несколько секунд крутит его, словно знакомясь с ним заново. Кладёт на левую ладонь, прицеливается, правой делает проверочный взмах, которым планирует запустить подачу прямо в наглую рожу Выграновского. Удивительно, как всего за пару часов можно возненавидеть совершенно незнакомого человека. Кажется, вся команда считает его лузером, он кожей чувствует на себе напряжённые взгляды игроков, которые уже настроены снова разочаровываться.
Вдыхает в грудь побольше морского воздуха, опускает левую руку, чтобы подкинуть мяч, на мгновение прикрывает веки. Перед глазами восторженное лицо Антона, его смеющиеся зелёные глаза и эта нежная и ласковая улыбка. И вдруг ему так невероятно хочется вернуть это некогда тёплое отношение к себе Шастуна. Просто так нужно.
Ему это нужно.
Гул на поле возвращает его к реальности. Встряхивает головой, резко выдыхает, подкидывает мяч и чётким и твёрдым ударом отбивает его в центр поля. Не слишком далеко, чтобы не попасть в аут, но и не слишком близко, чтобы удар пришёлся именно туда, где его будет сложнее всего достать — на грани между выигрышем и проигрышем. Следит за летящим мячом, затаив дыхание. Он буквально перестаёт существовать в эти секунды, превращаясь в зоркий и взволнованный наблюдающий объект. Сердце стучит громко и быстро, так захватывает дух.
Мяч летит через всё поле, прямо в расслабленного и улыбающегося Выграновского, моментально стирая улыбку с его лица. Парень спохватывается слишком поздно, пытается сгруппироваться, но увы. Удар прилетает ему в нос, так что он отмахивается от снаряда и падает на песок, хватаясь за ушибленное место. Трибуны взрывается овациями, а судья с облегчением меняет табличку со счётом.
Тот белобрысый парень бросается к Арсению с распростёртыми объятиями и криками, мол, он так и знал, что архитектор — непризнанный гений волейбола. Арсений успевает только поморщиться и подумать о том, что слишком уж странная привычка у нынешних мужчин — обниматься и целоваться после каждого успешного гола. Но отвечает на объятия, отстранённо похлопывая паренька по спине.
Эд отряхивается и встаёт с песка. Он ловит на себе тяжёлый взгляд Попова, который прищуренными голубыми глазами уничтожает его вдребезги.
Вот теперь игра началась.
По-настоящему.
* * *</p>
— Это было потрясающе! — Антон бежит следом за стремительно идущим к отелю Арсением, который впопыхах натягивает на себя мокрую футболку. Получается плохо, вспотевшее тело никак не хочет поддаваться. Сдаётся и прекращает эти попытки.
— Рад, что тебе понравилось.
Они заходят в фойе отеля. Берут с ресепшена карточку от сто четвёртого номера и идут к лифту. Шастун с удивлением рассматривает Попова, который после феерической победы выглядит слишком спокойным.
— Спасибо за игру, Эд! — кричит вдруг Антон и машет Выграновскому, который, кажется, хотел бы пройти мимо них незамеченным. Но ему приходится изменить маршрут.
— И вам спасибо.
Они встречаются взглядами.
— Что теперь скажешь на это? — склонив голову, интересуется Арсений.
Эд подходит ближе, стремительно сокращая расстояние между ними.
— Скажу, что проиграна битва, но никак не война, Арсений Попов.
— Держись от него подальше, — сквозь зубы цедит мужчина.
— А то что?
— Узнаешь.
— Посмотрим, — хмыкает парень, коротко кивает Антону, который немного выпал из диалога. И уходит в противоположную сторону.
— Что случилось?
— Ничего особенного. Лифт приехал.
Они заходят внутрь. Карточка прикладывается к датчику, так что лифт сам задаёт себе задачу доехать до нужного этажа. Кабинка трогается. Проезжает буквально небольшое расстояние, и Антон тянется к панели и нажимает на кнопку «стоп». Кабина дёргается и послушно замирает.
— Что ты делаешь, Антон?
Они совсем одни в небольшом пространстве. В руке Арсения его футболка, Антон тоже успел во время игры снять верх, уж слишком жарко и горячо было на матче. Стоят так близко друг к другу, что воздух нагревается мгновенно. Писатель подходит ближе к архитектору. Взгляд сам цепляется за торс Попова, тот это замечает, нервно облизывает губы и сглатывает накопившуюся слюну. Буквально всё в нём сжимается от какого-то нового непонятного и пугающего чувства, где-то внизу живота тоскливо свербит. Ощущает, что ему нечем дышать, капли пота стекают по напряжённому лбу, но он даже не трудится их смахнуть.
— Ты сделал это ради меня?
— Сделал что?
— Сыграл. Я же знаю, Выграновский тебя довёл. Слишком прилипчивый и настойчивый. Но, конечно, всё же очаровательный и милый, — на этих словах Арсений закусывает верхнюю губу и тяжело дышит.
— Какая разница?
— Большая, — Антон протягивает руку и проводит пальцем по обнажённой груди мужчины, спускаясь ниже, по животу, к пупку, медлит и наконец-то останавливается. По телу брюнета рассыпаются мурашки, Шастун отмечает это про себя и удовлетворённо улыбается. — Я гораздо важнее для тебя, чем ты думаешь, Арсений. Ради меня ты готов на многое. И это многое говорит мне.
— О чём ты? — он не отстраняется, будто хочет стойко выдержать эту мучительную, но такую приятную пытку. Наклоняет голову сначала в одну сторону, затем в другую, словно разминаясь.
— О том, что ты готов ради меня на то, на что думал, уже неспособен. Подумай об этом, — он снова касается пальцами тела мужчины, мягко проводя линии по впалому животу, что вздымается от дыхания.
Он ощущает полную власть над ситуацией, ощущает слабость Арсения в этот момент, и его так тянет воспользоваться ею, подойти ещё ближе, прижаться губами к его солёным искусанным губам, обнять за талию, прижать к себе, чтобы ощутить касание его всего, каждой частички и даже того самого, от мысли о котором ему становится так сладко дурно, что он старается не думать об этом.
Но мужчина отстраняется, наклоняется к панели и снова жмёт на кнопку. Лифт трогается.
Брюнет не может сказать ни слова. Во рту всё пересохло. Он только поражённо смотрит в одну точку и пытается прийти в себя после произошедшего. Это так сломило его железную уверенность в себе, что у него нет сил сопротивляться. Он не может найти себе ни одного оправдания. Не может объяснить, почему так возбуждающе приятны были касания Антона. Не так, как раньше. По-другому.
Как будто между ними стёрлись всевозможные границы, и в этом мире не осталось никого, кроме них двоих.
Только он и Шастун.
— Держись подальше от Выграновского, — наконец-то решается нарушить тишину.
— Как скажешь, — Антон выходит лифта, затем останавливается и резко оборачивается: — Мне приятно, что ты ревнуешь меня.
Он уходит в сторону их номера, а мужчина так и остаётся стоять в коридоре у лифта, дрожащими пальцами перебирая ткань влажной футболки, пытаясь прийти в себя.
Это безумие.
И это невозможно.
Он проснётся завтра утром. И всё это пройдёт. Арсений это точно знает.
Но всем свойственно ошибаться. И Арсений пока ещё не знает, что завтра он проснётся в одной комнате с Антоном, а это…
…это не пройдёт.
Фидель — Отпустить </p>