part 23. (1/2)
— Как он? — интересуется Арсений, нервно хромая по кабинету.
— Да присядь уже, не мельтеши, — раздражённо отмахивается Серёжа. — Жить будет.
Дима стоит в стороне и молча наблюдает за происходящим. Антон потерял сознание у входа в офис Попова и Матвиенко. К счастью, это было вовремя обнаружено, и вот, молодой человек сейчас лежит на сложенных в ряд стульях, Арсений бледнее некуда, Серёжа сохраняет спокойствие. А он просто следит за всем. С его другом уже был похожий случай, так что Позов догадывается, в чём же дело. Хочется, чтобы Антон скорее очнулся, чтобы наконец-то смог объясниться с ним и подтвердить догадки.
И тут Шастун начинает приходить в себя. Попов жестами подгоняет Матвиенко, чтобы тот предпринял что-то, так что архитектор берёт со стола стакан воды и присаживается на корточки рядом с мужчиной. Дима вдруг замечает, как заботливо он придерживает голову парня, пока тот пьёт, аккуратно помогает ему сесть и пытливо заглядывает в глаза. Для него Серёжа каждый раз раскрывается с новой стороны.
На первый взгляд: беспечный и ветреный, спустя некоторое время — внимательный, чуткий и… комфортный. Кажется, он начинает понимать, каково это — быть собой рядом с человеком. Рядом с Антоном он всегда старался быть ему полезным, угодить и помочь. Антон ему как младший брат. Это не делает его и то, что было между ними, менее прекрасным и чудесным, но просто это факт.
— Ты как? — тихо спрашивает Арсений.
Он стоит позади остальных и, не отрываясь, смотрит на Шастуна. Тот трёт глаза, поправляет на себе футболку и пытается сесть поудобнее. Голова ноет из-за удара об асфальт, а во рту сухо, несмотря на то, что Серёжа влил в него пол-литра воды.
— Да, как ты? — оживляется Матвиенко.
— Оставьте нас наедине, — его голос резок как стекло: не прикасайся — порежешься.
— Что, прости?
— Выйдете из кабинета, оба, — мужчина начинает злиться.
Матвиенко с Позовым удивлённо переглядываются и молча покидают помещение. Дима злится на Попова за эту выходку, но решает пока ничего не предпринимать. Нужно дать им время. Он знает — Антон не скажет. Он ни за что не признается, не выдаст свою тайну, будет молчать до последнего. Доведёт ситуацию до пика абсурдности, просто потому что у него нет выбора. В этом лабиринте нет выхода, как не ищи.
Они остаются вдвоём.
Арсений стоит, облокотившись спиной на стол. Антон сидит на стуле, придерживаясь за сидушку, потому что всё ещё чувствует себя ослабленным. Хочется домой, чего-нибудь съесть, желательно, сладкого и калорийного, и просто уснуть на своей большой кровати с хрустящим от свежести бельём.
Мужчина сверлит его взглядом и молчит. И тому становится неловко под этими испепеляющим взором, который может буквально сжечь. В голубых глазах он может найти ответы на все свои вопросы, даже больше. Знает — Арсению жаль, он хотел бы извиниться, пытается продумать более благоприятный вариант, на который способен, чтобы озвучить вслух.
— Ненавидишь меня? — хрипло прерывает затянувшуюся тишину.
— Нет, — качает головой Попов. Он всё ещё не может заставить себя произнести это вслух, потому что звучит слишком безумно, ведь такого не бывает. — Прости меня.
— Хорошо, — грустно улыбается.
Он давно уже его простил. Простил заранее. Простил на дни вперёд. Знает, что впереди ещё много ссор, непонимания архитектора, глупых вопросов, неверия и недоверия. Это нормально. Антон не злится. Кажется, он никогда не сможет разозлиться на него по-настоящему.
— Как себя чувствуешь?
— Уже лучше. Голова кружится.
— Я рад, что тебе лучше.
Эти слова вырываются сами. Арсений вздрагивает, как будто хочет поймать их, забрать, оставить себе, но уже поздно. Он их сказал. И от этого становится как-то слишком невыносимо и неловко, будто совершил что-то преступное. В животе всё сжимается от волнения и напряжения, как будто он переступил какую-то черту, вышел из своей зоны комфорта, а за его спиной захлопнулась дверь, намекая, что обратной дороги для него нет.
* * *</p>
— Вы разбились на машине? — Димка в ужасе таращит глаза.
— Да во сне же было! — морщится Антон. — На дорогу смотри, прошу тебя. А то разобьёмся мы с тобой.
— У меня просто нет ни одной идеи, как ты смог сегодня уговорить хромого Попова ехать на метро!
— Да как-как… Забрал телефон. К счастью, временная инвалидность помешала ему накостылять мне, — усмехается и внимательно смотрит на друга. — Спасибо, что согласился подвезти.
— Ну конечно. Я просто сгорал от нетерпения, чтобы услышать всё, — бормочет Позов. Но от Шастуна не ускользает его мимолётная улыбка. И ему этого достаточно, чтобы понять, что всё, что между ними происходит сейчас — это взаимно. — Что будешь делать? Вряд ли теперь он так просто оставит тебя в покое. Или намечается какое-то потепление?
— Ты уверен, что хочешь слышать это? — с опаской уточняет Антон.
За этот месяц он уже усвоил, что не может жить без этого очкастого зануды. И так не хотелось разрушить всё то, что, кажется, начинает созревать снова. Он был дураком и совсем не осознавал, что его поступки и слова могут слишком ранить других. Точнее, одного человека. Самого дорогого в мире.
— Думаю, да.
Что-то явно не договаривает. Антон отметил про себя, какими глазами Димка смотрел на Серёжу в кабинете Арсения. Этот взгляд он узнает из тысячи. Заинтересованность, внимание и щепотка тёплой усмешки — кажется, сердце его непоколебимого друга может впустить в себя ещё одного важного человека.
А он не против. Честно, очень не против. Антон предпочёл, чтобы Позов погрузился в кого-то ещё, кроме него, потому что совсем не знает, что делать, если в него кто-то невзаимно влюблён. Может быть, именно это смятение чувствует Арсений? А Шастун эгоистично ставит его в неловкое положение.
— Не знаю, Поз. Я чувствую, что-то в нём меняется. А потом он снова… снова такой же непреклонный и невыносимый, честно. Я совсем запутался. Он сначала подпускает меня ближе, делая вид, что всё в порядке, а как только я подбираюсь ближе, начинает агрессивно кусаться… как какой-то загнанный в угол зверёк, который чего-то очень боится.
— Может быть, он боится самого себя, Тох?
* * *</p>
Позов стоит у плиты, лопаткой перемешивая лапшу с курицей в соусе терияки. Запах в кухне стоит просто невероятный, так что проголодавшийся Антон нетерпеливо ёрзает на стуле.
Солнце уже близится к горизонту и вот-вот скроется где-то за облаками, погрузив жителей столицы в тёмный полумрак ночи, освещаемую лишь фонарями на многочисленных улицах и проспектах. И этот вечер особенно уютный и хороший.
Двое друзей после, как оказалось для них, длительной разлуки, понимают, что снова смогли вернуть эту тесную связь между ними. Они вместе готовят ужин, наслаждаясь тихой музыкой, которая доносится из динамиков колонок, что стоят на подоконнике, о чём-то болтают или просто молчат, не чувствуя никакой неловкости от этой тишины.
— Что у вас с Серёжей?
Ему страшно спрашивать это. Ему, если честно, тяжело признавать, что Диме может нравиться кто-то, кроме него самого. Одна часть его души хочет отпустить друга, желательно, в чьи-то надёжные руки, другая — слишком привыкла, что он всегда рядом, бежит по первому зову и посвящён только ему одному. Задаёт вопрос, а сам десяток раз твердит себе, что готов услышать ответ. Любой.
— Я ему нравлюсь, — тянется за широкими тарелками с бортиками, ставит их на стол, затем берёт из ящика щипцы для пасты, аккуратно начинает накладывать вок из глубокой сковороды. — Сначала он показался мне уже слишком беспечным и раздражающимся.
— А потом? — осторожно спрашивает Антон.
— А потом… он оказался другим. Не уверен, что готов сейчас описать, что я чувствую. Мне пока тяжело.
— Понятно.
Мужчина принимает тарелку и утыкается в неё, наматывает удон на вилку и с наслаждением отправляет в рот. Что-что, а готовит этот парень изумительно. И это нормально, что когда-нибудь они отдалятся друг от друга, и Дима будет готовить ужин для другого, перед сном даже не позвонит ему, потому что будет очень занят, потому что в его жизни появится кто-то, намного важнее Шастуна. Людей нужно учиться отпускать.
И Антон чувствует, что с приходом Арсения в его жизнь, очень многое поменялось. Поменялись люди, обстоятельства, привычный расклад — поменялось всё. И эти изменения толкают его на новый шаг. Кажется, ему стоит сепарироваться от своего лучшего друга, который заменил ему, ребёнку без родителей, буквально всё. Нужно как можно скорее отпустить его, чтобы потом не было слишком больно.
Антон смотрит, как Дима сосредоточенно дегустирует своё блюдо. Сначала пробует по чуть-чуть, будто сам не веря в то, что получилось вкусно, а затем и вовсе погружается в процесс принятия пищи, довольно жмурясь. Ужин и вправду изумительный, а писатель старается всеми фибрами души впитать в себя атмосферу этого вечера, запомнить это чудесное ощущение умиротворения и сохранить его ещё надолго.
* * *</p>
Арсений просыпается от неожиданного звонка. Вскакивает, вздрагивает и проводит рукой по потному лбу. Ему в последние дни снятся кошмары. Он не может толком вспомнить, что же случилось с ним во сне, а ещё не может понять: почему же было так страшно. После пробуждения ужас буквально сковывает его тело, так что ему требуется некоторое время, чтобы проснуться.
Но трель телефона не умолкает ни на секунду. Это выводит его из себя. Шарит руками по простыне и одеялу, пытаясь найти проклятый смартфон, который никак не желает просто по-человечески заткнуться. Наконец-то находит.
— Да?
У него нет сил даже предварительно возмутиться в телефонную трубку, выругаться или что-то подобное. Он просто хочет, чтобы этот звонок закончился как можно скорее, а после него он ляжет в свою тёплую постель, закроет глаза и проспит до самого утра. И его не будет волновать больше ничего.
— Арсений Сергеевич?
— Да, это я.
— Меня зовут Ирина Кузнецова. Я главврач психиатрической клиники…
Этих слов хватает, чтобы Арсений проснулся моментально. Поправляет растрёпанные волосы и чувствует, как сердце начинает колотиться чаще. Такой звонок, да к тому и ночью, не принесёт ничего хорошего, он твёрдо это знает. Как же давно он не слышал этот голос. Как давно его покой не нарушался приветом из того мира… Из того мира, который он всегда отрицал, ненавидел и не хотел принимать.
— Да, я вас слушаю, Ирина.
Сглатывает слюну и встаёт. Прохаживается по комнате, отчаянно хромая. В голове сотни мыслей, которые как рой пчёл жалят его уставший и обессиленный мозг. Он просто физически ощущает, что не готов к тому, что будет ему сказано. Он просто н е х о ч е т слышать это. Хочет закрыться в своей скорлупе и не слышать ничего, не знать, не видеть и просто быть вдали от того, что его, несомненно, ждёт впереди.
— У вашей супруги десять минут назад была попытка суицида. Прошу вас срочно приехать к нам. Дополнительно мы вызвали срочную бригаду врачей. Она находится в критическом состоянии. Вы сможете подъехать?
Сердце Арсения падает с высоты двадцатиэтажного дома и разбивается на мелкие осколки. Вдребезги. Он закидывает голову назад и чувствует, как глаза нестерпимо начинает щипать.
Что он скажет Кьяре? Как сможет ей сообщить, что её мать чуть не умерла этой ночью? Что он будет делать? Ему нужно будет остаться там? Насколько?
Мужчина часто дышит, пытаясь прийти в себя, рассеянно трёт пальцами переносицу, чтобы успокоиться, хмурится и только сильнее закусывает нижнюю губу. Его жизнь снова делится на «до» и «после». Он это точно знает. Эта женщина снова не даёт ему покоя. Вмешивается в его судьбу так же бесцеремонно и внезапно, как и всегда. Это уже не впервой.
— Арсений Сергеевич?
— Д-да, я здесь. Я буду. Конечно. Я приеду.
— Не забудьте паспорт. До встречи.
Бросает телефон на подушку и садится на пол. Даёт себе несколько минут, чтобы успокоиться. Нужно продумать план действий, придумать, что же делать. По дороге позвонит Оле, попросит приехать к Кьяре. Самому придётся вызывать такси, водить машину он пока не в состоянии. Конечно, связки уже заживают, наступать уже немного возможно, но о вождении ещё на неделю другую стоит забыть.
Ему нужно просто как-то пережить это адское утро, дальше будет легче. Точно.
* * *</p>
— Ты уверен? — интересуется Димка, облокачиваясь на стол и сонно мигая глазами.
— Конечно, я уверен, — сердится Антон. — Позвонила главврач, сказала про жену… Вроде бы я ничего не забыл.
— Бедняга… Не представляю, какого ему сейчас, — сочувствующе поддакивает Позов. — Во сколько это было? Что будешь делать?
— В четыре-тридцать. Полчаса назад.
Антон смотрит на настенные электронные часы и вздыхает. Последнее, что он хочет в этой проклятой жизни, — видеть пачку снов с Поповым каждую божью ночь. Не уверен, что ему следует делать с этой информацией. Архитектору ничего не угрожает, в чём смысл присутствия Антона там? Если бы он увидел этот сон заранее… тогда хотя бы мог предложить помощь и довести на машине. Скорее всего, Арсений поехал на такси. А сейчас? Что делать сейчас?
— Езжай, — вдруг говорит Димка. Его карие глаза смотрят серьёзно и сосредоточенно. — Правда, езжай.
— Ты шутишь?!
— Не шучу. Тох, если бы я имел такую уникальную возможность, как у тебя, и узнал бы, что важный и близкий для меня человек попал в беду, я бы поехал к нему, не раздумывая.
— Что я скажу ему, Дим? Это всё так абсурдно, — ему становится не по себе от такой уверенности друга. Будто бы точно уж не он должен был сказать ему это.
— Не важно. Ты должен быть рядом. Остальное уже не важно. Ты же писатель, придумаешь что-нибудь. Ему будет не до этого.
И Антон кивает. Обнимает Диму, на несколько секунд прижимается губами к его макушке и спешит в спальню.
Копается в своих вещах, выуживая что-то по приличнее. В голове нет места никому другому, кроме Арсения. Он волнуется так сильно, будто собирается на свидание. Ещё бы. Нигде не написано, что говорить человеку, у которого жена совершила попытку суицида. Нигде нет инструкции. В том числе и сон оборвался на самом интересном. Он совсем не знает, что будет делать.
Но Димка прав: он должен быть там. А что будет дальше — решит судьба. Он просто хочет оказаться рядом с Поповым, просто хочет увидеть его, услышать его голос и попытаться… если это возможно… как-то поддержать его или чем-то помочь.
Всё сжимается от страха и волнения. Накидывает на себя чёрную футболку и чёрный плотный пиджак. Августовское раннее утро достаточно недружелюбное и прохладное, так что это не будет лишним.
Выходит из подъезда быстрым и решительным шагом. На ходу вбивает в навигаторе адрес. Он запомнил район, куда поехал Попов в тот раз, когда они были вместе с Кьярой. Найти на карте психиатрическую клинику было не так уж и сложно. Несколько движений пальца и вот — адрес на экране его телефона.
Хлопает дверью и заводит автомобиль. Светает. Утреннее солнце такое ярко-оранжевое, что даже на секунду ослепляет Антона. Достаёт из бардачка солнцезащитные очки и надевает. Давно он не встречал рассвет. И, если честно, хотел бы если уж и встретить его, то точно не таким образом и не при таких обстоятельствах.
Машина выезжает с парковки. Шастун жмёт на газ. У него слишком мало времени. Дом Арсения дальше его дома, так что ему, по расчётам Антона, ехать дольше него, учитывая время ожидания такси. Так что всем сердцем надеется не опоздать.
Он не знает, что скажет Попову. В голове нет ни единой идеи, что можно сказать мужчине, что прямо сейчас сидит в каком-нибудь больничном холле психиатрической больницы и ждёт известий о своей бывшей жене, которая час назад предприняла попытку суицида. Он не знает, как будет оправдывать своё присутствие. Это просто безвыходная ситуация, так что парень просто надеется, что всё разрешится как-нибудь само, а лишние переживания лишь заставляют его отвлекаться от дороги. Приедет, найдёт его, увидит, убедится, что всё в порядке, тогда уж можно будет думать, что говорить и делать дальше.
Шоссе мелькает перед глазами, а он даже не ощущает этого. Мельком следит за навигатором и двигается в нужном направлении. А ещё думает о том, сколько событий произошло за последнюю неделю — его жизнь никогда не была такой социально активной. Это и пугало, и интересовало одновременно. Арсений перевернул его привычный расклад с ног на голову, как и, наверное, Антон жизнь Арсения.
Все эти тринадцать лет он бессознательно готовился к тому, что сейчас происходит с ним. Вдоль и поперёк исследовал грёбанный сон, пытаясь найти выход из патовой ситуации, раз за разом пытался решить эту задачу, знаменателем в которой был живой человек. Арсений Попов. Двигал фигуры в этой игре, жаждая наконец-то узнать выигрышную композицию ходов, обогнать смерть, не позволить ей снова и снова рушить жизни людей в этом сне.
И сейчас он чувствует власть. Власть над тем, что происходит. Он может менять сны. Может двигать фигуры не только так, как ему указывает кто-то сверху, но и так, как этого пожелает сам. Антон не знает, насколько далеко ему позволено зайти и что стоит за этими нарушениями, которые никогда не позволял себе ранее. Но единственное, что он знает точно, так это то, что если это поможет спасти Арсения, то он готов рискнуть. На кон ставить ему нечего. Его ничего здесь по-настоящему не держало и не интересовало. Нет, ему не претила жизнь, он в целом был рад существовать, заниматься любимым делом, общаться с теми, кто был ему интересен. Но если копнуть глубже, Антон почему-то с грустью осознавал, что вроде как и особо не боится всё это потерять. Смерть не страшила, даже немного интриговала.
Антон не боится умереть.
Ему нестрашно.