part 20. (1/2)

— Даже не смотри на меня. Даже не думай, — машет пальцем Матвиенко перед носом Попова. — Никаких советов. Ни-ка-ких! Я уже усвоил урок, ни за что в жизни не повторю своих ошибок! Пошёл вон от меня! — отмахивается от Арсения, который сидит рядом с ним в кафе за обедом.

— Что за шум, что за гам? — присоединяется к трапезе друзей Паша.

— Мы как подружки с вами. Кочуем из одного офиса в другой, — смеётся Серёжа. — Привет, Пашка!

— Привет, родной, — они обнимаются, Арсений лишь отстранённо пожимает Воле руку.

— Арсений раздосадован тем, что в него влюбился Антон Шастун и хочет, чтобы я придумал способ, как заставить этого несчастного писателя, которого так угораздило, разлюбить его.

— А ты что? — с интересом спрашивает Паша, аккуратно разрезая стейк на своей тарелке.

— А я ему говорю: «Пошёл нахуй, Арсений Попов! Пошёл нахуй!»

— Справедливо, — соглашается мужчина.

— Я уже получил пару раз пизды за свой длинный язык. Теперь я на это не поведусь!

— Ненавижу вас, — бормочет себе под нос Арсений, включает на телефоне «авиарежим» и жадно делает несколько глотков лимонада. — Сплетницы.

— Мне нужно было излить душу! — обиженно возражает Матвиенко. — Ты очень абьюзивный друг, если тебе интересно. Но сомневаюсь в этом.

— Да, в нём есть что-то такое… от абьюзера, — кивает Воля. — Может быть, Антону даже повезло? Спас свою пятую точку от…

— Звучит очень двусмысленно, — фыркает Серёжа. — Думаешь, он пассив?

— Тс-с, — издатель прижимает палец к губам. — Ты сейчас опять попадёшь, — кивает на пунцового Арсения.

— О чём я и говорил ранее!

Брюнет выдыхает, чтобы успокоиться, и сжимает зубы сильнее. Серёжа прав: его гнев просто на пустом месте, он даже сам не понимает, почему так начинает негодовать даже от одного упоминания о чём-то гейском. Матвиенко изощрённый юморист, он шутить умеет хорошо, а ещё лучше умеет доводить до белого каления.

— А если серьёзно? — поднимает взгляд на друзей и старается сохранять спокойствие. — Я буду держать себя в руках. Вы можете сказать мне, что делать?

— Почему тебя это так волнует? Если ты не готов ответить взаимностью на чьи-то чувства, то просто не отвечай — дело с концом! Тут даже думать не о чем, — пожимает плечами Серёжа.

— Нет, всё же это как-то некрасиво, — качает головой Воля. — Я знаю Антона уже много лет. Хоть мы не друзья, а просто работаем вместе, он достаточно хороший парень, с ним нельзя так.

— Ну Арсений-то не знает его особо. Это другое!

— За последние месяцы мы узнали друг друга лучше, — тихо говорит Арсений, опустив взгляд. — Он как будто каждый раз заглядывает ко мне в душу и выворачивает её наизнанку. Он такой особенный.

«Он же ему нравится. Он ему нравится, вот и всё», — говорят взглядами друг другу Паша и Серёжа. Но есть вещи, которые очевидны со стороны, тогда как сам главный герой изо всех пытается понять, в чём же дело. Есть вещи, которые нельзя говорить вот так просто.

— Арс, — Серёжа кладёт другу на плечо, — просто поговори с ним. Думаю, он заслужил это. А там, как почувствуешь, так и закончи.

— Да, — Воля скрещивает руки на груди и одобрительно кивает, — так будет правильно.

* * *</p>

Арсений идёт по проспекту. Капельки дождя стекают по асфальту, а он словно и не замечает луж под ногами. Очень и очень давно он не ходил пешком. Он вообще не ходит пешком. Нет необходимости. И только когда-то Антон Шастун заставил его пройтись, когда они шли в ресторан.

Он вспоминает, как они вместе шли по улице. Антон о чём-то говорил, а он… он смотрел на него и удивлялся, как же так случилось, что они вместе идут в какой-то ресторан посреди белого дня. С ним всё случалось в первый раз. Все эти разговоры по душам, поездки, прикосновения… Арсений чувствует, что начинает краснеть от этих мыслей.

Шастун всегда такой чуткий, внимательный и какой-то… непохожий на других. Он не встречал таких людей раньше. Он никогда не позволял кому-то проникать в его душу настолько глубоко, что-то узнать о себе и уж тем более как-то оценивать произошедшее.

Архитектор сам не знает, куда идёт. Просто ноги ведут его, словно мозг точно знает дорогу, но боится ему признаться. Несколько минут пути, и перед его взором открывается вид на милый двухэтажный ресторанчик на берегу реки. Мужчина смотрит на электронные часы на руке: «8 августа, воскресенье, 14:27». Кажется, теперь понимает, зачем он здесь.

Осторожно поднимается по лестнице на второй этаж и нерешительно останавливается у самого входа. У окна на террасе за столиком сидит Антон Шастун. Кажется, он как-то рассказывал Арсению, что по воскресеньям ходит сюда обедать.

Мужчина сидит, не шевелясь, смотрит в окно. Руки сложены на столе, он облокачивается на них подбородком. Лица не видно, только кудрявую макушку. Пальцы, как и всегда, увешаны кольцами — эта особенность всегда забавляла Попова. Сам он не имел склонности и любви к украшениям, разве что часы, может быть, какая-то цепочка и перстень. Но звенящий кольцами и цепями Антон Шастун — это что-то необыкновенное. Вот, что, наверное, он имел в виду, когда говорил, что он необычный. Н е о б ы ч н ы й. И удивительный.

Писатель вздрагивает, словно почувствовав его присутствие, оборачивается. Зелёные глаза смотрят внимательно и как будто даже с надеждой. Арсений вспоминает, каким был сердитым Антон в офисе тогда, и сейчас это взгляд совсем не клеится с прошлой их встречей.

— Привет, — говорит одними губами и грустно улыбается.

Брюнет подходит ближе и останавливается у столика.

— Можно присесть?

— Садись, коли не брезгуешь.

— Не хами, — отодвигает стул и садится. Снова вспоминает, как Антон всегда быстрее него спешил к столу, чтобы отодвинуть для него стул. Тогда он не обращал на это внимание, а теперь пазл складывается воедино.

Они сидят друг напротив друга. Антон опускает глаза. Внутри него, где-то глубоко-глубоко, зарождается чувство неловкости. Ещё пару дней назад он признался Арсению, что он ему нравится, а теперь тот уже сидит в любимом кафе Антона вместе с ним.

— Зачем ты пришёл, Арсений? — спрашивает устало и растеряно. Он ожидал чего угодно, но только не увидеть Попова в это воскресенье.

— Тебя увидеть.

Даже несмотря на то, что считает, что далёк от этой «гейской» темы, он всё же отдаёт себе отчёт, что выкинуть Шастуна из головы будет тяжелее, чем мог предполагать.

— Давай ты не будешь компенсировать свои психотравмы на мне! — в сердцах бросает Антон, отодвигая тарелку с супом от себя. Есть уже совсем не хочется.

— Какие психотравмы? — поднимает бровь Попов.

Антон мысленно чертыхается и кусает губу. Вряд ли Арсений помнит, как его тридцать лет назад избивал отец за то, что он подглядывал в детском саду за мальчиками. Он предполагает, что именно это может провоцировать в мужчине такое отторжение от всего, что связано с гомосексуальностью. Но проблема его снов заключается в том, что он не может никому об этом рассказать. Нет, конечно, в теории может, но если хочет загреметь в дурку в ближайшие дни. Он понимает, что знает истину, но сообщить о ней кому-либо не может. Если информацию о том, что жена Арсения совершила попытку суицида, можно было и вправду где-то нарыть, несмотря на то, что Попов тщательно следит за всем публикуемым о нём в интернете, то это… это Антон не может рассказать никому.

— Ты не думаешь, что твоё отторжение от того, что противоположно тебе, — так завуалированно говорит про свою ориентацию, — связано с тем, что было с тобой в детстве?

— Я не помню своё детство, — хмуро отвечает брюнет. — Может быть, только со школы.

Шастун умолкает и смотрит на Арсения. Внутри него что-то так отчаянно сжимается от боли. Возможно, это был не единственный эпизод, а память архитектора просто пытается уберечь его от этой раны, которая, кажется, ещё не зажила. Внутри мужчины открытое кровотечение, а тот не может понять, в чём же дело и что с ним такое происходит.

— Зачем ты хотел увидеть меня?

— Я… — лицо Арсения краснеет. Он опускает взгляд на пальцы Антона, которыми тот, видимо, от волнения, перебирает, снимает и надевает то одно кольцо, то другое. — Я просто хотел узнать, как ты.

Попов и вправду чувствует неопознанную для себя вину. А ещё раздражение. Ему хотелось бы, чтобы чувства Шастуна просто пропали из их жизни, и они смогли бы общаться так, как раньше.

— Я в порядке, Арсений. Не нужно ко мне относиться с сочувствием. Ты всего лишь очередной мужчина в моей жизни, который понравился мне чуть больше остальных, именно поэтому я решил признаться тебе в этом. Только для того, чтобы испытать эгоистичное чувство облегчения. Примерно то же, что и ты хотел испытать, после того, как наорал и унизил меня. Я не гоняюсь за твоей взаимностью, понимаешь?

Брюнет тяжело дышит от злости. Он испепеляет Антона взглядом, будто планируя подпалить его кудри. Наверное, в глубине души, он понимал, что пришёл сюда только потому, что переживал за писателя, как бы тот не натворил каких-либо дел. И сейчас, сидя напротив этого взбалмошного мужчины, который беззаботно улыбается ему в лицо, он осознаёт, что совершил огромную ошибку, посчитав, что его сочувствие нужно хоть кому-то.

«Конечно, я гоняюсь за твоей взаимностью, идиот, — всё чаще и чаще Антон радуется, что Арсений не умеет читать мысли. — Я бы отдал всё на свете и больше этого, только бы узнать, что у меня есть шанс заполучить тебя, завоевать твоё сердце!»

— Хочешь сказать, я зря пришёл? Правильно понимаю?

— Да, ты всё правильно понимаешь, — голос дрожит, но в целом он держится уверенно.

На Антона произвело впечатление появление Арсения в этом кафе, отрицать это тяжело. Он полагал, что мужчина будет яростно его ненавидеть и ещё очень долго не захочет видеть. То, что Попов пришёл к нему сам, давало мизерную надежду хоть на что-то, но он старательно отгонял её от себя. Нельзя привязываться, нельзя надеяться, потом будет ещё больнее — этот урок он усвоил очень хорошо с давних времён.

— Хорошо. Тогда больше не приближайся ко мне, Антон Шастун. Так будет лучше для нас обоих. И я надеюсь навсегда забыть сюда дорогу, — он резко встаёт со своего места, отодвигая собой стул назад. Уголки губ опущены вниз, в глазах сквозит разочарование, а брови нахмурены, так что сердце Антона тоскливо сжимается.

— Добрый день. Будете что-то заказывать? — их словесную дуэль прерывает хорошенькая официантка. Она улыбается Арсению и кивает Антону.

— Нет, я, пожалуй…

— Да, будет, — Шастун привстаёт со своего места, хватает Попова за руку и силой заставляет сесть на стул обратно. — Ему то же, что и мне. А моё подогрейте.

— Сделаем свежее. За счёт заведения, — она улыбается мужчинам, забирает тарелку Антона и удаляется прочь.

Антон всё так же держит пальцы Арсения в своих. Он даже не хочет поднимать глаза на архитектора, просто утыкается взглядом на изящные пальцы, которые он сжимает. Сначала просто сжимает, потом мягкими движениями начинает поглаживать. Сердце бьётся глухо и часто, так что он чувствует дрожь, которая бежит по его напряжённому телу. Его бросает то в жар, то в озноб только от одного осознания, что он держит Арсения Попова за руку.

Венки, бегущие по тыльной стороне ладони, узкое запястье, родинки рассыпанные по рукам и тёмные волосы. Чем дольше он держит руку брюнета, тем сильнее осознаёт, что ему хочется большего. Он старательно маскирует свои желания, заставляет себя отказаться от этих мыслей, перестать даже фантазировать о том, что уж точно невозможно. Но сейчас просто не может заставить себя отпустить Арсения, а просто переплетает их пальцы, нежно сжимая и удивляясь, что ещё не схлопотал пощёчину.

— Что ты делаешь, Антон? — архитектор сглатывает и не может оторвать взгляда от их рук, осознавая, что ему пора бы уже прекратить это безумство.

— Останься со мной на обед. Пожалуйста, — тихо произносит Антон. — Давай пообедаем вместе, вот и всё. Раз уж ты пришёл. Позволь… позволь мне немного побыть с тобой, — поднимает зелёные глаза, чтобы встретиться ими с голубыми.

— Отпусти меня, — Арсений пытается вырвать свою руку, но Шастун лишь сильнее сжимает его пальцы.

— Не так уж противно держаться со мной за руки, не находишь? — он улыбается, но тут же слушается его и разжимает пальцы. — Прости, пожалуйста. Прости, если перегнул палку.

— Давай просто поедим и всё, — хрипло бормочет архитектор, пододвигая к себе поднос с супом и овощным салатом. — Честно говоря, я успел соскучиться по этой еде. Здесь и вправду вкусно.

— Приятного, Арсений Попов.