part 19. (2/2)

— Я могу уйти. Тебе необязательно уходить.

— Нет, спасибо, — криво улыбается Шастун. — Я лучше просто уйду отсюда. Так будет правильно, — он захлопывает крышку ноутбука. Ему двадцать восемь лет, а он влюбился в натурала с ребёнком на руках, который уж точно им не заинтересован.

— Послушай, Антон, — брюнет встаёт следом, — я не очень понимаю, что происходит. Ты ведёшь себя странно. То пишешь, просишь приехать на твоё выступление, то собираешься бежать зачем-то из офиса. Я могу получить внятное объяснение?

— Просто отъебись от меня, ладно?! — отталкивает от себя руки Попова, берёт со стола сумку со своими вещами. — Я бы очень хотел не встречать тебя три месяца назад в этом злосчастном коридоре, понимаешь? Я бы очень хотел жить своей спокойной жизнью, в которой нет места тебе!

— Что ты творишь, Антон?

Арсений начинает злиться. Больше всего он ненавидит неопределённость. А Шастун, обвиняющий его во всех смертных грехах, выводит из себя ещё больше.

Хватает мужчину за шиворот и рывком подтаскивает к себе. Голубые глаза впиваются в зелёные, кажется, испепеляя испуганного Антона до дыр, пальцы цепко сжимают воротник, а их носы почти соприкасаются.

— Прекрати вести себя как идиот. Ты же видишь… — он переводит дыхание. — Ты же видишь, что я хорошо к тебе отношусь, ты нравишься моей дочери, и я… бегаю за тобой как последний дурак! Почему ты так себя ведёшь? Что ты делаешь?

Антон опускает взгляд на держащую его ворот руку, так что Попов неловко ослабляет хватку и смущённо сглатывает.

— Убери руки.

— Хорошо, — архитектор убирает руки и поднимает их, словно сдаваясь. — Убрал. Ты же по-другому не понимаешь.

— А я тебе никто, чтобы что-то понимать, — огрызается мужчина. Он сжимает ручку кожаной сумки и решительно идёт к выходу.

— Ты не хочешь мне ничего сказать? — Арсений следит за ним взглядом и приподнимает бровь.

— Да, хочу. Только в чём смысл?

— Скажи.

— Ты мне нравишься, Арсений Попов. И, к сожалению, я ничего не могу поделать с этим. Мне жаль, — он выходит из переговорной, понимая, что теперь, кажется, для него вход сюда закрыт, хлопает дверью и идёт в сторону лифта.

На душе невероятно спокойно, хотя губы дрожат от переизбытка эмоций. Ему совершенно не хочется знать, что там делает Арсений Попов. Ему просто хочется приехать наконец-то домой, принять обжигающую ванну, отправить все материалы в редакцию и напиться так, чтобы сегодняшний день навсегда стёрся из его памяти.

А Арсений так и стоит посередине комнаты, не шелохнувшись. Он отрешённо смотрит куда-то вперёд и снова и снова прокручивает в голове услышанные слова, пытаясь как-то переосмыслить их, но, видимо, его мозг просто не готов к этому.

Облизывает сухие губы и растерянно встряхивает головой. Слова Антона впитываются в его мозг, а он растерян, потерян и не знает, что делать. Звонит телефон, но мужчина игнорирует его, присаживается на корточки и хватается пальцами за идеально уложенные волосы, утыкаясь подбородком в грудь.

Что-то внутри него свербит и не даёт покоя — это выводит его из равновесия. Он не допускает ни малейшего отклика в своём сердце на услышанное, но почему-то перед глазами снова грустные зелёные глаза и губы писателя, бросившего эти слова: «Ты мне нравишься, Арсений Попов. И, к сожалению, я ничего не могу поделать с этим. Мне жаль».

Он встаёт, минуту ещё стоит в нерешительности, а затем его прорывает:

— Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! — хватает под руку первый попавшийся предмет — стеклянную подставку для канцелярии — и зло швыряет её на пол. Она со свистом приземляет на плитку и разбивается на мелкие осколки. — Чёрт! — Арсений зажимает рот рукой, свободной опять хватает то, что попадается ему под руку — на этот раз это офисный гранёный стакан — тот тоже разбивается вдребезги, осколками впиваясь в руку Попова.

— Эй, приятель! Ты чего?! — Матвиенко подбегает к сидящему на корточках Арсению, который смотрит на окровавленные руки и просто не может сказать что-либо. — Ты в порядке? Арс! — он хватает друга за шею и притягивает к себе, придерживая его голову другой рукой. — Всё в порядке, я здесь.

* * *</p>

Антон наливает виски в стакан, нажимает на кнопку небольшого генератора льда, который стоит на подоконнике, подставляет стакан, куда падает горсть, затем тяжело садится за обеденный стол на кухне и жадно отпивает несколько глотков.

Он никогда не морщится, пьёт спокойно и равнодушно. Алкоголь — часть его жизни, как нечто жизненно необходимое и важное. Он любит пить. Всегда делает это на голодный желудок, чтобы опьянеть быстрее, и пьёт с удовольствием, смакуя каждый глоток. Для него алкоголь это не только вкусно, но и ещё невыносимо приятно, ведь совсем скоро он крепко-крепко уснёт без проклятых снов до самого прекрасного утра.

Ставит стакан на стол, смотрит в окно. Давно выключил телефон. Не то что бы он надеется, что Попов позвонит ему, просто не хочет связываться с внешним миром, хочет отключиться от всех контактов с реальностью, как в детстве, побыть только в своём маленьком и безопасном мирке.

О чём он по-настоящему жалеет, так это о Димке. В этой большой квартире стало так пусто, тихо и неуютно. Даже когда Позов не жил с ним, а только приезжал погостить, жизнь Антона делилась на две части: жизнь в ожидании приезда Димы и жизнь вместе с ним. Он заполнял всё пустое пространство собой, своим вечным ворчанием и негромким хриплым смехом, который согревал Антона в самые горячие времена, который можно было приложить к любой ране и исцелиться. Вот такой он, Дима Позов.

Мужчина ставит на стол пепельницу, достаёт пачку «Парламента». Дима не любил запах сигарет в квартире, а Шастуну всегда было всё равно, где курить. Но теперь ругаться не с кем, так что он может делать всё, что захочет. Затягивается и закрывает глаза.

Разум начинает приятно мутнеть от действия виски и никотина, а тело расслабляется. Мысли путаются, но одно остаётся чётким: лицо Арсения в голове Антона. Его голубые бездонные глаза смотрели испуганно и удивлённо, он так замер и напрягся, что Шастуну стало в тот момент не по себе. Он успел за секунду сто раз пожалеть о своей эмоциональности, но сейчас, уже вдалеке от того момента, он понимает, что не смог бы поступить по-другому.

Он всегда влюблялся слишком сильно, слишком глубоко погружался в отношения, выворачивал себя наизнанку. И им всегда пользовались. Всегда это выходило ему боком, а он потом долгими ночами жалел об этом. Со временем научился не доверять людям вот так вот сразу; контролировать эмоции — не его конёк. Он не может иначе. Он просто чувствует всё и сразу.

Невзаимность сводит его с ума. Ни на что не надеется, ничего не требует от этого проклятого архитектора, а просто хочет, чтобы это всё быстрее закончилось. И хочет как можно скорее вернуться к своей обычной и ничем не примечательной жизни. Неужели он так многого просит?

Делает ещё несколько глотков, а затем и вовсе опрокидывает в себя содержимое стакана.

Впервые за эти месяцы он будет спать спокойно.

* * *</p>

— Пап! Ну папа! Ты меня вообще слышишь? — Кьяра недовольно барабанит по столу кулаками.

— Да, Арсений, ты весь вечер сам не свой, — произносит Оля, складывая приборы на тарелке. — Ты вообще как? Что-то на работе? После того, как ты вышел из офиса, на тебе лица нет.

— Я в порядке, — раздражённо бросает Попов. Меньше всего на свете он сейчас хочет обсуждать своё состояние. Тем более с Олей и своей дочерью.

— Малышка, — приторным голоском обращается Оля к племяннице, — держи ключи, подожди нас в машине, музыку включи, а мы пока оплатим счёт, — провожает счастливую девочку взглядом и встаёт из-за стола, подходя к Попову со спины. — Ты весь вечер такой напряжённый и хмурый. Что случилось? — пальцы мягко ложатся на плечи мужчины и начинают массировать шею, опускаясь ниже. — Я могу как-то тебе помочь? Или, может быть… помочь расслабиться? — её голос звучит томно и тихо, почти у самого уха Арсения.

Он пытается прислушаться к себе и своему телу, но внутри него, как и в ушах, зловеще звенит тишина. Ещё год назад он был бы не против совратить сестру своей бывшей жены, хотя в глубине души сомневался насчёт правильности этого желания, но сейчас… сейчас ему просто хотелось остаться в одиночестве.

* * *</p>

— Да приревновал он тебя к Оле, что тут сказать, — говорил ему Серёжа пару часов назад, обрабатывая порезы антисептиком.

— Приревновал? Ты шутишь?

— В последнее время вы сблизились. Это нормально, что ты мог ему понравиться, — возражает мужчина, закручивая крышку антисептика и убирая его в офисную аптечку, которую притащил из соседнего кабинета.

— Нет, Серёж, нет. Это ненормально. Это совсем ненормально, понятно?! — рассматривает свои изрезанные руки.

— Ненормально то, что ты так взбесился после этой информации, — парирует Матвиенко, распечатывая пачку с пластырями, — и начал крушить всё вокруг. Чувства Шастуна ни к чему тебя не обязывают, ясно?

— Их вообще не должно было быть, — тяжело произносит Арсений, позволяя другу заклеить порезы пластырем.

— Ты не можешь решать за него, Арс. Ты вполне себе красивый статный мужчина. Не вижу ни одной причины не влюбиться в тебя. Я про Шастуна, разумеется, — поспешно исправляется Серёжа.

— И что ты предлагаешь мне делать?

— Это твоя жизнь, брат. Либо забудь о нём, либо, если же ты чувствуешь что-то…

— Заткнись! — брюнет вырывает свои руки из рук Матвиенко и вскакивает на ноги. — Заткнись сейчас же. Я не собираюсь подставлять кому-то жопу как ты, я понятно изъясняюсь?!

— Можно не только подставлять… — видит взгляд архитектора и останавливается на полуслове.

— Если не хочешь поссориться со мной…

— Знаю я, знаю! — встаёт следом, захлопывает аптечку. — Тогда разбирайся, пожалуйста, со своим Антоном сам! Чтобы ещё раз я полез со своими советами… да ни за что в жизни! Что я вообще здесь делаю? — качает головой, машет в сторону Арсения и покидает переговорную, в которую, спустя несколько секунд, заходит уборщица.

— Передайте Воле, что я за всё заплачу, — извиняющимся тоном бормочет брюнет удивлённой от увиденного женщине и выходит следом.

* * *</p>

— Арсений, ты меня слышишь? — руки Оли лежат на его груди, она обнимает его со спины.

— Д-да, слышу, — мужчина растерянно оглядывается по сторонам. Аккуратно снимает с себя руки девушки и встаёт. Достаёт из портмоне банковскую карту и зелёную купюру и кладёт на стол. — Заплати, пожалуйста. Я подожду тебя в машине.

Идёт к выходу из ресторана, ощущая, как же отчаянно и громко стучит сердце, словно планируя разорваться внутри него. Кладёт руку на грудную клетку, пытаясь понять, почему так разволновался из-за этих воспоминаний.

Останавливается на парковке и задирает голову вверх.

Перед ним снова кудрявый Антон Шастун, который затягивается сигаретой и внимательно смотрит на него своими грустными зелёными глазами.