part 18. (2/2)

На «просто друзей» так не смотрят. «Простого знакомого» так жадно не ищут взглядом в толпе. И от «того, на кого совсем всё равно» не ждут одобрения после каждой фразы. Так просто не бывает. Это работает по-другому.

Мужчина выдыхает, скрывается за ширмой и выходит прочь. Он свою миссию выполнил. В глубине души точно знает, что если Антон позовёт его, он вернётся. Но не сейчас. Сейчас у него есть силы и сила воли. И он хотел бы воспользоваться этим шансом. Просто уйти. Убежать. Только бы не видеть и не искуситься вернуться назад.

* * *</p>

— На этом выступление Антона Шастуна закончено, — директриса улыбается присутствующим, вызывая бурный всплеск оваций у восхищённых подростков и ребят помладше. — Хотим выразить тебе, Антон, благодарность за то, что смог выделить время в своём плотном графике и приехать к нам, пообщаться с ребятами и пофотографироваться.

— Я рад, — мужчина сдержанно улыбается, прижимая к груди несколько подаренных поклонниками букетов цветов. Собирается было покинуть сцену, но его останавливает жест учительницы.

— Я хотела бы позвать на сцену ещё одного человека, без которого бы не состоялось это мероприятие! — зелёные глаза писателя увеличиваются в размерах. Это что-то новенькое. Даже любопытно узнать, кто это. — Он профинансировал сегодняшнее выступление Антона, а так же внёс крупное пожертвование в наш фонд, благодаря которому мы сможем закончить наконец-то ремонт детской площадки и физкультурного комплекса! Ребята, давайте поблагодарим нашего сегодняшнего героя! Арсений Сергеевич Попов — архитектор и наш почётный гость! — ребята восторженно что-то кричат, громко хлопают и топают ногами.

Глаза Антона лезут на лоб, когда он откровенно пялится на поднимающегося на сцену Арсения. Мужчина смущённо улыбается залу, машет и кивает директрисе.

— Это меньшее, что я могу. Самое важное — это ваша работа, — галантно целует руку женщины и встаёт рядом с Антоном.

— А теперь давайте сделаем общую фотографию!

— Это что такое, объясни мне на милость? — цедит Шастун сквозь нацепленную улыбку, позируя для фото.

— А кто знал, что они потащат меня на сцену, — так же тихо отвечает ему Попов, тоже улыбаясь фотографу.

— Решил выебнуться? — шепчет Антон.

— Ноутбук ты отказался принимать, решил попробовать таким образом.

Они стоят совсем близко, так что Антон чувствует, как плечо Арсения касается его плеча, а рука — его бедра. Пытается концентрироваться на чём угодно, кроме этого. Они максимально наигранно улыбаются в камеру.

— Очень глупо с твоей стороны.

— Повторюсь, я хотел сделать это анонимно, — возражает Попов и вдруг ухмыляется ещё шире.

— Я сказал что-то смешное?

— Цветы любишь? — невозмутимо интересуется, кивая на букеты, которые мужчина прижимает к груди. — Последние полчаса ты от них не отрываешься.

— Просто подарили, — бормочет Антон, наконец-то прерывая фотосет, коротко кивая и улыбаясь залу, спешит к выходу.

Он просто хочет, чтобы всё это закончилось.

* * *</p>

— Злишься? — осторожно уточняет Арсений, боковым зрением косясь на Антона. Машина плавно мчится по асфальтированной дороге.

— Не злюсь.

— А по-моему злишься. Губы, смотри, как выпятил, — он тянется к мужчине и толкает его в бок рукой, которую тот сразу же ловит ловкими пальцами. Они останавливаются на светофоре.

— А тебе-то что? Просто всё это неожиданно было. Я растерялся, — сжимает пальцы брюнета своими, держа от себя на расстоянии, чтобы тот снова его не толкнул.

— Значит, я угодил?

— Получается, так. Это было слишком трогательно.

Арсений чувствует приятную расслабленность и волнение от прикосновений Шастуна и никак не может себе это объяснить. Просто пользуется моментом и разглядывает тонкие пальцы писателя, которые увешаны кольцами, изящное запястье с цепочкой. Он смущён, уязвлён и растерян.

Сзади раздаётся автомобильный гудок — зелёный свет уже давно зажёгся. Попов вздрагивает, резко выдёргивает свою руку из руки Антона, хватается за руль и нажимает на газ.

Что же он делает? А, главное, зачем позволяет этому происходить?

— Прости, — тихо нарушает затянувшуюся тишину Антона.

— Просто замолчи и всё, — резко бросает архитектор, даже не глядя в его сторону.

* * *</p>

— Кьяра спит уже? — Серёжа лениво прохаживается по кухне со стаканом в руке.

— Да, уснула только что, — Арсений прикрывает за собой дверь. — Ты уже пьёшь?

— А почему нет? Тебе налить?

— Ты же знаешь… я не пью, Серёг, — отмахивается архитектор.

— Я налью, а ты сам решишь, — мужчина усмехается, берёт с полки гранёный стакан, отливает из бутылки немного рома. — Ты чего такой дёрганный-то?

— Не важно, — Попов хмурится, перекладывает стакан из одной руки в другую, вздыхает и делает несколько глотков. Морщится, отплёвывается. Алкоголика со стажем — Антона Шастуна — ему точно не переплюнуть.

— Как съездил? Я вообще поражаюсь тому, что ты таскаешься за этим парнем. Зачем он тебе сдался?

— Не знаю, — Арсений грустно улыбается. — Просто в нём есть что-то такое…

— Притягивающее?

— А ты откуда знаешь?

— Сам так когда-то начинал… — пытается прикрыть ладонью ухмылку.

— Что, прости?

— Ничего, Арс. Просто пей и забудь обо всём. Что бы у тебя ни случилось, просто выпей, и станет легче. Я гарантирую. Если хочешь, конечно, — тот кивает и в несколько глотков опрокидывает содержимое в себя, так что даже Матвиенко удивлённо качает головой. С его другом что-то происходит, но он затрудняется объяснить самому себе, что именно.

Арсений в смятении. Он пытается как-то отключить голову, пытается перестать анализировать сегодняшний день и просто хоть на пять минут вернуться в привычное для себя состояние спокойствии и рассудительности. Сам не замечает, как выпивает уже второй стакан рома безо всяких эмоций, так что Серёжа взволнованно отодвигает бутылку на другой край стола.

— Я п-просто не понимаю, — он рассеяно теребит ворот футболки, — почему так происходит?

— О чём ты? — интересуется друг, раскладывая по тарелкам пожаренный с мясом и овощами картофель, который успел приготовить, пока Арсений занимался самокопанием.

— Я просто теряюсь рядом с этим… писателем.

— Ах, вот ты о чём, — фыркает себе под нос Матвиенко.

— То пялится на меня своими зелёными кошачьими глазами, то всё время пытается оказаться рядом, что-то выведать, дотронуться, залезть мне в душу. А я… а я не привык к такому… Вот он снова рядом, заглядывает мне в глаза, а я…

— А что ты?

— А я не знаю, что мне делать с этим странным ощущением, — мужчина кладёт ладонь на грудную клетку и вздыхает всей грудью. Говорить об этом тяжело. А ещё тяжелее — молчать об этом.

Серёжа молчит. Смотрит на потемневшее от тяжёлых мыслей лицо друга и даже не может сказать что-либо. Когда-то давно, когда Арсений узнал о его гомосексуальности, они пообещали, что не будут лезть в личную жизнь друг друга, обходя эту тему стороной. Они могли говорить обо всём на свете, но свои советы насчёт чужих отношений всегда оставляли при себе. Так нужно было. Больше для Арсения, чем для него.

Он уже догадывается, что происходит. Замечает взгляды Антона, который буквально готов съесть глазами Арсения. Мужчина всегда так осторожен рядом с ним: придерживает дверь, пододвигает стул и всячески пытается угодить. Для Серёжи всё предельно ясно и понятно. Ему не хватало буквально несколько деталей, чтобы сложить пазл целиком, но сейчас всё становится прозрачным для него. Как он мог не догадаться раньше?

Но его пугает не это осознание. В этом нет ничего особенного. Ему так чертовски страшно от мысли, что Арсений рано или поздно тоже поймёт это. Он поймёт, узнает от кого-то, но какова будет его реакция? Матвиенко предполагает, что корень проблемы заключается в непроработанной гомофобии и, возможно… внутренней гомофобии. По его постельному опыту именно с разведёнными, а иногда женатыми (как он потом узнавал) мужчинами, гомофобия может быть тесно связана с банальным неприятием себя. Это были только беспочвенные догадки Серёжи, о которых он предпочитал молчать в течении десятков лет, зная, что одной только фразой он может привести Попова в бешенство, а так же раз и навсегда испортить с ним отношения.

А этого ему делать ой как не хотелось. Арсений был для него опорой в этой быстрой и непредсказуемой жизни. Он любит такой стиль жизни, но наличие в этой жизни Арсения значило то, что всегда есть, куда вернуться после разрушительного цунами.

Эта дилемма мучила его из года в год. Но, кажется, он никогда не рискнёт заикнуться об этом перед Поповым. Ни-ко-гда. Пусть жизнь идёт своим чередом, а как действовать дальше — он как-нибудь разберётся по ходу дела.

— Пойдём спать, Арс. Поздно уже, — трогает друга за плечо. Но Арсений уже давным-давно спит.

Осторожно отодвигает стул вместе со спящим телом. Одну руку просовывает под колени брюнета, а вторую — за спину. Кое-как доволакивает его в спальню и кладёт на кровать. Арсений метр девяносто, так что Матвиенко стоило немалых усилий дотащить его до места назначения. Прикрывает спящего друга одеялом и выходит из комнаты.

Устало бредёт в гостиную, где ему уже постелили. Садится на диван и выдыхает.

Нет, ни одной живой душе он не решится сказать о своих предположениях.

Никогда.