part 11. (1/2)
Маленький Антон идёт по длинному и бесконечному коридору. Вокруг очень темно и страшно. Босые детские ножки тихо шлёпают по холодному полу, а сам он рискует поскользнуться.
Мама и папа не вернулись за ним. Воспитательница обещала, что вернутся. И он точно знал, ведь они никогда не обманывали его. Они никогда не заставляли его плакать и ждать напрасно. Они должны были вернуться за ним.
Антон устаёт, садится на деревянный пол, прижимается дрожащим худеньким тельцем к стене, обхватывает острые колени руками и превращается в один маленький комочек страха. В темноте мигают испуганные большие зелёные глаза.
Ему холодно, страшно и совершенно непонятно, почему родители не возвращаются за ним, почему вокруг так холодно и страшно. И почему весь мир в один миг становится таким недружелюбным и пугающим. Что же произошло?
Ему всего лишь три года. Он напрягает свою детскую память. Он же помнит. Вот его комната с красивыми голубыми обоями — это море, по которому плывут корабли. Вот вигвам, где он любит прятаться от родителей или просто играть в игрушки. Вот его машинка, в ней есть педали. Он залезает в неё как настоящий водитель, захлопывает дверцу и жмёт на газ. Он уже совсем взрослый и умеет рулить своей взрослой машиной. Вот мягкие игрушки, которые послушно ждут его в кроватке. Вот большой плазменный телевизор, на котором после обеда он смотрит мультики.
Мама зовёт его завтракать. Ароматные блинчики и его любимый какао. Он поест и пойдёт гулять с папой на площадку. Они будут бегать, кататься с горки или на каруселях. А ещё копаться в песочнице, зная, что мама отругает обоих за песок, который они принесут в ботинках и штанах домой.
Всё же было хорошо. Всё было так хорошо. Он был любимым мальчиком, его обожали, носили на руках, целовали и обнимали. А он смеялся и просто чувствовал себя счастливым и нужным.
Что же случилось?
Он никак не может вспомнить.
Не получается.
Почему он здесь?
Что случилось?
Маленький Антон обмякает, валится на пол, прижимается к деревянным доскам лицом, мелкие щепки неприятно колют его детскую кожу, но он терпит. Он же мужчина. Так говорил папа. Слёзы стекают по сморщенному от боли лицу, ладони, упирающиеся в пол, дрожат.
А он, маленький мальчик, всё ещё пытается понять, как так вышло, что он оказался совсем-совсем один здесь. И где же его родители?
Что с тобой случилось, Антон?
* * *</p>
— Не хочу… Не хочу, не хочу! — Антон скрипит зубами.
По искажённому лицу стекают слёзы, скрюченные пальцы ногтями царапают шею, словно пытаясь прекратить поток воздуха, что направляется к лёгким, заставляя сердце биться, а его самого — функционировать.
— Антон, успокойся. Пожалуйста, успокойся! Это сон! Это всего лишь сон! — проснувшийся Димка ловит друга в свои объятия, прижимая его лохматую голову к груди. — Я рядом. Всё хорошо.
Свободной рукой он тянется к стене и щёлкает по выключателю. Неяркий свет заливает ночную комнату, а тревожные глаза Позова пытаются рассмотреть произошедшее.
Антон затихает и обмякает в его руках, цепляясь пальцами за футболку Димы. Худая грудь часто вздымается, он пытается отдышаться и успокоиться. От Димки приятно и успокаивающе пахнет, так что он утыкается носом в его шею и старается выровнять дыхание.
Он не хочет вспоминать. Не хочет. Он совсем не помнит себя до школьных лет. Его мозг в исцелительных целях стёр все воспоминания раннего детства, чтобы не травмировать неокрепшую психику. Но проблема в том, что он не помнит и родителей тоже. Ни-че-го. Рассматривает уцелевшие фотографии, пытается визуализировать то, что видит — безрезультатно. Он не помнит ничего. И чувствует, что не хочет вспоминать.
Первые недели в детском доме были трудными. По рассказам воспитателей он простудился, в бреду звал родителей, всё время пытался куда-то сбежать и кого-то найти.
Антон примерно представлял себе всё это, но никогда не мог даже подумать, что ему было настолько страшно. Внутри вдруг открылось нечто новое для него. Нечто, что он никогда не чувствовал и не ощущал в сознательном возрасте — тоска по родителям. Перед глазами снова мелькает его уютная детская и кухня. Маму и отца всё ещё не может вспомнить. Только мамины руки, сворачивающие для него блинчики и папины руки, подкидывающие его высоко-высоко в небо.
— Тош, ты как? Ты в порядке? — Димка сидит рядом на кровати. Он выглядит уставшим и встревоженным. Его сонный взгляд фокусируется на Шастуне.
— Да. Прости. Прости, что разбудил.
— Опять что-то плохое снилось?
— Я не понимаю, — Антон трясёт головой и выдыхает, — почему стал видеть прошлое. Опять. Зачем это? Какой вообще в этом смысл? Какой?
— Опять?
— Да, прости, я тебе не рассказал, — мужчина поджимает губы и виновато улыбается. — Видел кое-что из прошлого Арсения. Так, неважно.
— Не важно? — Позов выпрямляется и встаёт с кровати. — Вот как, значит. Я тут полжизни с тобой переживаю всё это дерьмо, пытаюсь придумать, как спасти твоего драгоценного Арсюшу из передряги, а ты мне это только сейчас рассказываешь?! Ты серьёзно? Я вообще хоть что-то значу для тебя?
— Ну конечно значишь. В последние дни не было времени поговорить.
— В последние дни у тебя вообще не было времени на меня, — отрезает Дима. — Не трогай меня. Мне нужно побыть одному. И не звони, понял? Хотя ты и так не звонишь, — он машет рукой и быстрым шагом удаляется из комнаты, хлопая дверью.
Антон растерянно смотрит другу вслед и часто хлопает ресницами. В чём-то Димка прав. Он и вправду подзабил на него в последнее время. И ещё он как-то неприятно для себя чувствует, что всё это, касающееся Арсения, не хочется рассказывать никому.
Потому что эти воспоминания принадлежат только ему одному.
* * *</p>
Антон выходит из автомобиля. Клацает по брелку, чтобы запереть двери. Его сразу же ослепляют несколько вспышек, так что он замирает, будучи дезориентированным от яркого света.
— Антон Андреевич! Посмотрите сюда!
— Антон Шастун! Не могли бы сказать несколько слов…
— Антон Андреевич, когда вы планируете выпускать новую книгу?..
— Антон Андреевич!
Мужчина, прикрываясь подолом пиджака и отбиваясь от камер, которые журналисты тычут ему в лицо, пытается пробраться ко входу в ресторан. Растерявшиеся охранники оживают и начинают оттеснять толпу папарацци от здания, один из них берёт Антона локоть, тащит за собой к прозрачной двери.
Они успевают проскользнуть внутрь, прежде чем очередной журналист запустит ему в лицо ещё десяток вспышек своих камер. Дверь захлопывается, и охранник закрывает её на замок, вытирая вспотевший лоб.
— Антон! — к ним подходит Арсений, который удивлённо смотрит куда-то поверх Антона.
— Арсений, — он хмурится.
— Журналисты? Что они здесь делают? — как бы между делом жмёт руку Шастуна и интересуется Арсений.
— Арсений, скажи, я похож на шутку?
— Что, прости?
— Я стесняюсь даже спрашивать у тебя, Арсений, не ты ли случайно, разумеется, случайно, указал моё настоящее имя при бронировании, а?!
— А где было написано, что запрещено? — с вызовом бросает Попов, но в глубине души он уже начинает осознавать свою ошибку.
— Шутишь? — Антон взмахивает руками, у него даже спирает дыхание от такой наглости. — Эй вы! Бездельники! — кричит он притихшим официантам, которые столпились у барной стойки, исподтишка наблюдая за ними. — Где управляющий? Живо тащите мне его сюда!
— Что ты делаешь, Антон?
— А ты не понимаешь? — мужчина нервно поправляет ворот рубашки и тяжело дышит. — Эти суки продали информацию о том, что я буду в этом ресторане, журналистам. Думаешь, я дурак? Я знаю эту схему наизусть! Я долго буду ждать, идиоты?! — он начинает злиться ещё сильнее.
Больше всего на свете Антон не любит когда что-то идёт не по плану. Его фотки сольют прессе, опять выйдет десяток статей с какими-нибудь жёлтыми заголовками, потому что писать про него больше нечего. И его спокойная жизнь снова остановится на несколько месяцев, пока фотки не затеряются в интернете.
— Здравствуйте, Антон Андреевич, Арсений Сергеевич, — невысокая миловидная девушка подходит к ним, здороваясь.
— А вот и вы, — Антон хищно улыбается, его глаза горят недобрым огнём. — И во сколько нынче обходится работа шлюхой, не подскажите?
— Антон! — Арсений хватает его за запястье.
— А что, Арсений? А что? Думаешь, это официанты слили информацию? Они знают, что если это произойдёт, им всем влетит по первое число. А судя по тому, что они спокойны, как и эта милая девушка, то я делаю вывод, что именно наша прекрасная управляющая решила подзаработать деньжат на мне, не так ли? — он наклоняется к перепуганной девушке. — На всех поделили? Или всё себе оставили?
— Антон, остановись, — пальцы Попова сжимают запястье Шастуна крепче, так что он притягивает мужчину к себе. Их лица оказываются совсем рядом. — Что ты творишь?
— Я же вас засужу, милая девушка. Ты же понимаешь, принцесса? — не обращает внимание на что-то говорящего ему архитектора. — Я уничтожу вас!
— Антон Андреевич, от лица ресторана я хотела бы извиниться перед вами… — перед высоким Антоном она кажется совсем малышкой, — …мы могли бы предоставить вам скидку в размере тридцати процентов…
— Пятьдесят! — рявкает Шастун. — Боже! Из-за вашей шарашки моя жизнь остановится на насколько месяцев. Это если только мне повезёт.
— Вы такая милая пара! — самозабвенно лепечет проходящая мимо посетительница.
— Мы не пара! — кричит ей вслед Арсений.
— Ну разумеется, мы не пара, — ядовито бормочет Антон. — Я бы никогда не стал встречаться с человеком, который настолько не уважает меня… Где наш столик?
— Что, прости? — от возмущения Попов даже отпускает руку мужчины и недовольно смотрит вслед гостье ресторана.
Официант провожает их к столику, который расположен на втором этаже ресторана. С высоты открывается красивый вид на богатое убранство помещения. Хрустальные люстры, пол, покрытый мраморной плиткой, аккуратные столы с витиеватыми ножками, блестящая барная стойка, растения, что в горшочках висят на стенах, красивые фотографии девятнадцатого века.
— Тут мило. А я тебе деньги сэкономил, — замечает Антон, оглядываясь вокруг.
— Мне? — Арсений устал считать, сколько раз у него за эти полчаса перехватило дыхание от наглости Шастуна. — Наскандалился?
— Вполне, — сейчас он выглядит мертвецки спокойным. — Они должны быть благодарны мне, ведь я не подам на них в суд. И да, ты меня пригласил, значит, ты и платишь. А я чуть не получил новую психологическую травму.
Попов пытается что-то сказать, даже угрожающе выставляет палец вперёд, но у него так и не получается подобрать правильные слова, так что он только закусывает нижнюю губу и стреляет в сторону мужчины недовольным взглядом.
Но растрёпанный Антон уже выглядит спокойным. Ворот белой рубашки расстёгнут, на шее виднеются красные опухшие длинные следы. Как будто кто-то царапал кожу ногтями. Арсений щурится, пытаясь разглядеть лучше.
— Что это?
— Пустяки, — неловко улыбается, прикрывает воротом шею и снова утыкается в меню, словно ничего и не было. — Выбрал уже, что будешь заказывать?
— Кто так с тобой? — больше всего он не любит, когда его вопросы игнорируют. Привстает со стула, наклоняется к Шастуну, пальцами приоткрывает шею, внимательно рассматривает опухшие и продолговатые шрамы. Кажется, ничего серьёзного, просто царапины. — Бурная ночь с девушкой?
— Нет, — Антон отталкивает от себя его руки, застёгивает воротник и криво улыбается. — Меня не интересуют девушки. И да, предвкушая твой молчаливый гомофобный вопрос: нет, и не с парнем. Какая вообще разница? — поднимает голову и внимательно смотрит на Попова вызывающими зелёными глазами.
Просто интересно, как отреагирует. Что скажет? Презрительно промолчит? Посмеётся? Ругнётся? Что же скажет наш нелюбитель геев, Арсений Попов?
— Как скажешь. Прости, — отвечает коротко, садится на своё место и берёт в руки меню.
«Что ты творишь, Арсений? Зачем вообще полез через весь стол к нему?» — брюнет старается не показывать, но он в ужасе. На него эти бессмысленные поступки совсем не похожи.
Как будто всё, что Антон узнал о нём, как-то сблизило их. Он никогда не открывался никому по доброй воле. Пашка и Серёжа знали об этом просто потому, что это жизнь. Он не делал для них из этого тайны. Но совсем не жаждал делиться с кем-то ещё. Такое не расскажешь первому встречному. Как этот пытливый мужчина с лохматыми кудрявыми волосами и задумчивыми зелёными глазами смог подобраться к нему так близко? Как будто и вправду обладает какими-то способностями.
Они молча созерцают меню. Два взрослых человека, работающих вместе, просто вместе ужинают, но не более. Просто ужин. Его даже сложно назвать дружеским. За столом виснет тоскливая тишина, нарушаемая лишь живой музыкой внизу ресторана.
Арсений почему-то думает о том, что никогда не видел Антона злым. Он воспламенился буквально за считанные секунды. Выглядел таким… сердитым, властным и гневным. Всегда тихий и спокойный, смотрящий исподлобья… Кто же знал, что он умеет быть таким? Попову и вправду стыдно за свой поступок. Как он мог не учесть эту важную деталь? Антон столько раз твердил ему, как не любит попадать в объективы, а он? Всё вечно предусматривающий и помнящий Арсений облажался.
А Антон, мельком разглядывая Попова, думает о том, что слишком быстро сегодня вышел из себя. Вспышки агрессии и гнева — с ним такое случается. Но в последнее время он, видимо, ошибочно, полагал, что умеет лучше владеть собой. У него было столько планов на это лето, но они разрушены. Разумеется, он сможет выходить на улицу, но к его дурацкой персоне снова будет повышенное внимание. Пресса будет снова и снова мусолить фотки, а журналисты — ночевать у его дома. Кажется, лучше переночевать в гостинице. Интересно, он не сильно напугал Арсения? Судя по его виду, тот был немного ошарашен внезапно нагрянувшим скандалом.
— Мне лосось на гриле и бокал белого вина. Вот это, — тычет пальцем в позицию в меню.
— Вино? — Арсений с интересом поднимает одну бровь.
— После такой нервотрепки я бы целую бутылку выпил, — невозмутимо отзывается Антон.
— Мне ростбиф с томатами и креветки на гриле. И бутылку вина, — кивает на Шастуна, показывая официанту, какое именно он хочет. Тот понятливо кивает и исчезает.