part 4. (1/2)

Антон идёт по проспекту. Идёт быстрым и решительным шагом. Ни одной надписи, ни одного указателя. Как и обычно. Он уже давно вычислил скорость, с которой нужно идти ему, чтобы дойти вовремя и не опоздать. Почти бежит по полосатой зебре, пересекая сначала один поворот, затем другой. Дождь хлёсткими пощёчинами бьёт его по лицу, оставляя красные отметины на нежной коже. Ноги в стоптанных кедах поскальзываются на мокром асфальте, но он удерживает равновесие и продолжает свой полубег, только бы успеть. Только бы успеть. Успеть, но чуточку раньше. Совсем чуть-чуть.

От знакомого вида домов ему сразу же становится не по себе. Тошнота волнами подкатывает к горлу, но он держится. Старается совладать с собой и не допустить промашку. Последний поворот и вот, он здесь! Этот злосчастный перекрёсток, который совсем не даёт ему покоя.

Но теперь он знает его имя. Даже фамилию. Знает даже, как зовут его дочь. Он знает намного больше, чем тринадцать лет назад, когда только увидел этот странный и непонятный сон. Во сне он не может ничего сделать. Не может крикнуть, не может дотронуться, не может подставить подножку или как-то помешать. Не может сделать ничего. Он может только добежать до этого проклятого перекрёстка, потому что именно туда ведут его ноги, и смотреть со стороны, как шипованные колёса автомобиля размазывают тело Арсения по мостовой. И ему остаётся только смотреть.

Он машет руками. Пытается закричать, но ничего не получается. Звук не идёт из онемевшего горла. Его беззвучные скрипы заглушает шум машин и журчание дождя. Он совсем бессилен. Хочет сесть на мокрую дорогу и просто снова смотреть, как это происходит. Но почему-то не сдаётся. Снова размахивает руками изо всех сил, привставая на цыпочки, чтобы хоть как-то привлечь внимание мужчины.

Раньше, когда он пытался так сделать, Арсений лишь игнорировал все его попытки сделаться заметным для него. Просто не смотрел. Просто не обращал внимания. Но не сейчас. Сейчас всё по-другому. Антон ощущает, как его тело пронзает сотня мурашек, когда он осознаёт, что Попов поднимает глаза. Поднимает свои тёплые голубые глаза, смотрит на него, останавливается и вдруг улыбается. Улыбается по-особому. Улыбается с нежностью и каким-то восхищением. Словно они знакомы уже очень много лет и очень близки. Его губы неслышно произносят только одно, Антон успевает прочесть: «Это ты». Кьяра, пользуясь паузой, догоняет отца сзади, всё так же сжимая под мышкой белого медвежонка, машет ему ручонкой в ответ и смеётся.

Всё это кажется таким ненастоящим даже для сна, что Шастун не чувствует ног, понимая, что сейчас просто плюхнется в обморок на холодный асфальт. Но не успевает. Визг тормозов, крики прохожих и мимо него мелькает автомобиль, который со свистом рассекает воздух на большой скорости. Тело Антона немеет, рот открывается, а глаза распахиваются ещё шире. Слёзы неосознанно стекают по щекам. Ему вдруг становится так больно. Ему ещё никогда не было так больно. Как будто в этот миг он теряет самое дорогое и бесценное на свете и не может это осознать.

Трясёт головой, скидывая с себя наваждение и поднимает взгляд. Два тела безжизненно лежат на дороге. Белый мишка, заляпанный серой грязью, валяется поодаль. По запястью Арсения, откинутому в сторону, медленно стекает струйка крови.

Антон просыпается.

* * *</p>

Антон просыпается.

Садится на кровати и растерянно вертит головой, пытаясь отыскать ночник. Находит, протягивает руку и шлёпает пальцами по кнопке, включая этот небольшой источник света в своей комнате. Чувствует неприятную липкость на лице, осторожно касается век, понимая, что ресницы совсем влажные, а щёки мокрые. Языком облизывает палец. Солёный. Он плакал.

Почему он плакал во сне?

Что же такого случилось, что он плакал?

Почему так назойливо щемит в душе и так больно дышать?

Он не может этого понять.

Встаёт. Медленно бредёт из комнаты, на ощупь пробирается в темноте по своей квартире на кухню. Щёлкает выключателем и устало плюхается на мягкий стул у обеденного стола. Облокачивается локтями о дрожащие колени и пытается отдышаться. Почему ему так не по себе? Почему так неуютно в этой большой квартире?

Он любит своё личное пространство, в которое впускает только Димку, и тот уже чётко знает все правила этого убежища: ничего не трогать без разрешения и не быть надоедливым. И тогда есть шанс, что Антон разрешит тебе задержаться чуть дольше. В кухне всегда порядок. Для него это важно. В шкафчике над раковиной только две кружки — одна подарок фанатов, вторая обычная, кажется, её и привёз Позов, две большие круглые чёрные тарелки с бортиками и две глубокие пиалы для супа. Столовые приборы аккуратно сложены в выдвижном ящике. На столешнице располагается стеклянный чайник с возможностью подогрева воды. Антон любит пить воду сорока градусов — боится застудить горло. В выдвижных полках над столешницей сложены крупы и каши в красивые прозрачные баночки с подписями, а у плиты стоит большая глубокая ваза с фруктами.

Кухня для Шастуна — чуть ли не самое важное место в доме. Если в комнатах у него может быть хаос и бардак, даже в спальне могут быть раскиданы какие-то личные вещи, а на рабочем столе — куча исписанных листов и расклеенный наклейками макбук, часто засыпанный крошками и ещё какой-то едой, то в кухне всегда порядок. Он любит готовить. Это успокаивает, помогает подумать о чём-то или просто немного отдохнуть. Включить музыку в колонке или включить сериал на небольшой плазме, которая ненавязчиво висит на противоположной стене от кухонного гарнитура.

Сейчас он подавлен и разбит. В руке сжимает телефон, что уныло высвечивает чёрный экран блокировки и время: «пять-двадцать пять». Чувствует, что должен сделать это. Но так же чувствует, что последствия могут быть слишком уж непредсказуемыми. Но не выдерживает.

— Алло, — голос Димы, как и ожидалось, сонный и недовольный. Судя по тому, что тот не орёт на друга, он просто пока не понимает, кто ему звонит.

— Поз…

— Опять ты! Ты даже ночью будешь меня донимать, Шаст? Моя жизнь становится просто невыносимой…

— Приедешь? — в интонации Антона есть что-то пугающее и настораживающее, так что Дима моментально просыпается. Трёт сонные глаза, напяливает очки и хмурится.

— Ты как?

— Приезжай, пожалуйста. Приезжай.

— Хорошо. Жди.

* * *</p>

Дима сидит на мягком бежевом плюшевом диване, на его коленях покоится кудрявая голова Шастуна, который беспокойно дремлет около часа, скрючившись. Перед мужчиной неярким мягким светом светит электронная доска, расчерченная вдоль и поперёк и висящая на стене.

Дома, полосатые зебры переходов, повороты, редкие машины и, наконец-то, в центре, обведено человеческое тело, разумеется, не в натуральную величину. Расчёты, приблизительные замеры — всё то, что они лихорадочно рисовали глубокой ночью пару часов назад. В руках у Позова лазерная указка, луч которой рассеяно бродит по экрану, скользя то вверх, то вниз.

Он думает. Думает. Весь сон, тысячи раз пересказанный другом, кажется ему уже самой что ни на есть реальностью. И он пытается в эту реальность погрузиться, но никак не получается. Что-то не сходится. Что-то не получается. И что-то снова идёт не так. И теперь возникает новая трудность.

Арсений начинает узнавать Антона. И это неизбежно приводит к катастрофе. Погибают оба. Это даже хуже, чем было все эти тринадцать лет. Пока не очень понятно, заметит ли брюнет Шастуна, если тот не будет привлекать к себе внимание. Это и предстоит им выяснить.

Диме непонятно многое. Например, почему во сне Антон не может ничего сделать? Чтобы он не смог понять, как можно исправить ситуацию? Ведь если он будет знать, грубо говоря, что крик поможет остановить Арсения и ничего не произойдёт, то сможет изменить будущее. Но если сон снится, то ничего из того, что предпримет мужчина в будущем, не поможет. И это правильно. Но правильно для какой-то логики системы. Системы, которая меланхолично решает: кому жить, а кому умереть. Для них это неправильно. И несправедливо.

А ещё он не понимает, почему Арсений так реагирует на Антона. Ведь они еле знакомы. Почему так тепло встречает его взгляд, почему его дочь так радуется вроде бы незнакомцу? Может быть, Шаст что-то сделал, что сподвигнет в будущем их сблизиться? Но… что? Получается, он может влиять на реакцию Попова своим поведением? Если они поссорятся, то во сне тот может рассердиться на Шастуна?

Мужчина хмурится, снимает очки и устало трёт пальцами виски. Выдыхает. Он очень устал. Голос друга действительно не на шутку испугал его, так что он примчался на такси сразу же. На машине ехать не стал, слишком уж был сонный и обессиленный. Сейчас мотивации жить остаётся ещё меньше. Он осторожно двигается и сползает в позу полулёжа, стараясь не потревожить спящего Антона. Есть ещё немного времени до утра, чтобы поспать, потому что силы ему обязательно пригодятся. Слишком много планов, слишком много работы и… слишком много Антона Шастуна. Он занимает сейчас примерно всю его жизнь. Как это произошло? Сам не понимает.

Его пальцы неосознанно начинают перебирать светлые кудряшки друга, мягко касаясь пушистых прядей волос. Пухлые губы причмокивают во сне, а переносица иногда смешно морщится. Они переспали лет восемь назад. Были пьяные, юные и беззаботные. Антон просто неожиданно поцеловал его, кажется, это было в шутку, а он не сдержался и ответил. Дальше всё было как-то быстро и спонтанно. Одежда летела в разные стороны, а Шаст оказался таким горячим, влажным, податливым и громким, и Диме до сих пор кажется, что это был лучший секс в его жизни. Голые бёдра друга иногда мелькают перед его глазами, когда Антон выходит из душа в одном полотенце, висящем на талии, но он изо всех сил старается себя контролировать. Иногда ему кажется, что он в целом-то имеет право попробовать пристать к нему ещё раз, а вдруг согласится? Но с другой стороны, ему стыдно и кажется, что парень уже и не помнит об их потрахушках по пьяни и просто пошлёт его куда подальше.

Дима ёрзает на месте, ведь голова друга слишком близко лежит к его паху, закрывает глаза, засыпая, а пальцы так и остаются в волосах Шастуна.

* * *</p>

Резко просыпается, распахивает глаза и быстро выдергивает руку из волос Антона. Снилась всякая ерунда. Позов качает головой и пытается осторожно потянутся, но Шастун уже тоже просыпается. Медленно встаёт с дивана, выпрямляется и морщится. Спина за ночь нехило затекла.

— Я уснул на тебе?

— Типа того, — растерянно бормочет Дима и встаёт следом. — Ну как?

— Не снилось. Ничего. Вроде бы даже неплохо поспал.

— Ну и хорошо.

Растерянно прячет взгляд от друга и бредёт на кухню — умыться и что-нибудь приготовить им на завтрак. Ночные мысли всё ещё свежи и волнительны, так что он, сам не понимая почему, смущается. Старается просто не делать на этом акцент. Он не влюблён в Шастуна ни капельки, быть с таким человеком, как кажется Позову, очень сложно. Просто ему немного симпатизирует его округлая попка, но не более. Дима трясёт головой и выдыхает.

— Оладья или гренки? А может быть омлет? — Антон появляется неожиданно из-за его спины, пугая товарища. Волосы слегка мокрые после ванны, несколько кудряшек забавно свешиваются на влажный лоб.

— Ты чего такой радостный? Какая муха тебя укусила, Антон Шастун? Ты же ненавидишь утро, — интересуется мужчина. Позитивный настрой друга передаётся ему моментально, так что он отвлекается от невеселых мыслей.

— Сегодня утро расчудесное! Я выспался без ебучих снов и проснулся без похмелья! Может быть, потому что спал на твоих коленях, а? Как думаешь? — он наклоняется к Диме, свешивая голову со своего роста и улыбаясь. — Может быть, нам съехаться? Будем спать вместе.

— Ни за что на свете, — бормочет и отрицательно мотает головой.

— Я вкусно готовлю, а ещё могу научиться порядку ради тебя. Подумай от чего отказываешься, балбес! — Шастун в таком лёгком и игривом настроении нравится ему гораздо больше. Чаще мужчина подавлен и сосредоточен на себе. — А ещё я богатый.

— Будем гренки, получается, — меняет тему разговора Позов и тянется к шкафчику над плитой, чтобы достать сковороду.

— Я помогу, карлик.

— Пошёл ты.