Глава IV - 2 (1/2)
~ II ~</p>
Жерон Пуассон вёл их через нескончаемую цепочку комнат, выстроенных анфиладой. В каждой такой имелись окна, и потому Адри чувствовал себя чем-то вроде аквариумной рыбки. Или тигра в зверинце.
Тела, положенные на столах, были бесцеремонно раздеты — очевидно служители морга полагали, что мёртвые не имеют стыда. Возле каждого мертвеца стоял манекен с надетой на него одеждой, в которой нашли несчастных. А также крупные пояснительные таблички, на деле напускавших тумана загадочности:
«Дама с набережной», «бледный мсье», «вместе и в смерти», «нежное дитя», «мадемуазель Рок», «юноша с чрезвычайно большим предметом любви», «таинственный красавец»… et cetera.
Адри решил что, должно быть, автор сих псевдонимов не обделён терпением. Поскольку «экспонатов» много, и выдумывать имена ему приходилось очень уж часто.
Ещё Адри посетила мрачная мысль о том, что многие, наверняка, приходят сюда вовсе не ужасаться смерти, а наблюдать разнообразие человеческой анатомии. И всех её деталей. Кажется и дельцы, зарабатывавшие на этом деньги, что-то такое подозревали, поскольку тела готовили со всем тщанием настоящие мастера дела.
Уж Адри знал в этом толк.
Пуассон толкнул очередную дверь, обшитую с двух сторон толстыми листами стали.
— Отчего здесь такие двери? — спросил он. — Вы опасаетесь кражи мертвецов?..
Сам-то он догадывался в чём дело. Но ему хотелось услышать версию Жерона.
— Ды-ды… да. И э-это тоже.
— Вы примотали руки тритона к столешнице.
— На-на… всякий случай. Б-бережёного б-бережёт Б-бог.
Адри красноречиво кашлянул, и Пуассон сдался.
Он остановился у очередной двери. Вопросительно глянул на главу сюрте. Тот быстро кивнул.
Тогда танатолог облизнул тонкие губы. Провёл пятернёй по волосам. И вынул из кармана левую руку. После чего продемонстрировал её Агресту. На кисти оставалось всего три пальца.
— Па-па-нимаете, су… случаются инциденты. Бу-будет ха-ха-рошо, если в-вы не станете ко-ко… лдовать. Мы о… о-о-о…
Адри прервал его жестом.
— Некромантия вне закона. И светского и церковного.
— Ды-да. Н-но о-она об этом н-не знала. О-однажды на-на меня на-набросился т-труп б-бродяги. Он за-за-за… грыз моего коллегу.
— Это случилось три года назад, — сказал Кристофер. — С тех пор прецедентов не было.
— Ха-ха…рошо, что у него бы-были не в-все з-зубы, — улыбнулся Пуассон. — Но-но… с тех пор я немного за-за-за…
— Он заметил, Пуассон.
— …икаюсь.
Адри нахмурил брови.
— Вообще это ненормально. Я про вернувшегося. Здесь явно замешан одержимый. Или что похуже. Надо полагать, случай не единичный, раз вы так забаррикадировались?..
Пуассон не торопился с ответом. Но затем всё же решился:
— В-в-в… вы правы, мсье. Были ещё.
— Безумие, — всплеснул руками Адриан. — Вы устраиваете из морга балаган, делаете стеклянные стены, зная что на людей может накинуться вернувшийся?..
— М-мы это предусмотрели. За-закрываемся в шесть. И сэ… следим за э… экспонатами.
— Мсье Домокл нас заверил, — влез в разговор инспектор, — что это безопасно. Он уверяет: инциденты невозможны днём. Считаете иначе?..
Адри недовольно вскинул брови. Опять Домокл!
Но всё же признал:
— Если выкинуть из головы, что мы вообще ничего не знаем об одержимом, который манипулировал труп, то да. Совершенно безопасно. Кроме того, мы не знаем что ещё может здесь объявиться. И уж точно не знаем всех видов заложных акум!
— Как только, — холодно произнёс Кристофер, — префект наградит вас полномочиями проверяющего, вы сможете возмущаться более плодотворно, мсье Агрест. Но вам придётся ждать в очереди, поскольку у мьсе Домокла есть ученики.
Адриан нервно поправил шейный платок. Перевёл взгляд на Жерона. И не смог не задать вопроса:
— Мсье Пуассон, вы в курсе всего этого. Вы в курсе, что по Парижу бродит одержимый класса манипулятор. Но продолжаете здесь трудиться. Почему?..
Юноша пожал плечами.
— Зэ…здесь бы-бывают инциденты. Но-но в о-основном это и-инетересная ра-ра-ра… бота. С лю-удьми.
— Очень спокойная, что главное.
Пуассон белозубо улыбнулся.
— Ды-ды… да. В-в точку, м-мсье Агрест. Сэ… покойная.
****** </p>
Троица спустилась в подвал по узкой, закрученной винтом лестнице. Освещения на ней не предполагалось, и потому Пуассон шёл впереди, масляным фонарём вырывая из тьмы покрытые селитрой кирпичные стены и стёртые ступени. В конце лестницы гостей ждала скрипучая решётчатая дверь, которую Пуассон открыл прегромадным ключом.
— Это ме-е… ртвецкая, — пояснил он. — Здесь ле-ле… жат…
— Мы поняли, — перебил его Роут. Но на всякий случай пояснил: — Хранилище. Здесь лежат прочие тела.
Адри не нужно было объяснять почему. Даже здесь, на пороге, он чувствовал пробирающий до костей сырой холод. Ощутимо тянуло сквозняком. Он то появлялся, то исчезал, тревожа огонёк на фитиле лампы.
Будто во тьме притаилось исполинское, мерно спящее чудище.
— Ясно, — сказал Агрест. — Добро пожаловать на бель этаж.
Танатолог сипло рассмеялся. И смех этот эхом разнёсся по съеденной тьмой тишине.
— Э-это в-вы ха-арашо сказали, мсье. Бе-ель этаж. Ха-ха-ха…
Они миновали пару поворотов, после чего впереди показался свет. Под ногами посетителей влажно чавкало. Но чем ближе они подходили к освещённому помещению, тем скорее влага заменялась на хрусткий иней.
Теперь он серебрился и на стенах. Изо ртов вырывались дышки.
Наконец, посетители очутились в просторном погребе. Сводчатые потолки нависали здесь столь низко, что Адри то и дело цеплялся за них невысокой тульей цилиндра. Стены заменяли ряды кирпичных колонн, упиравшихся в пол. Словно алые стволы деревьев, они тонули во тьме, и Адри показалось, что он очутился в царстве подгорного короля.
Погреб наверняка был огромным. Теперь посетители видели только то, что им дозволяло освещение: кто-то заботливо зажёг стоящие на бочках лампы. И теперь они коптили, подрагивая язычками огня. Бросали на выгнутые, искрящиеся инеем, потолки ровные круги света.
Подле каждой из колонн стояли колоды, доверху забитые колотым льдом. А подле каждой из колод — по паре медицинских столов, на которых, накрытых простынями, можно было рассмотреть очертания человеческих тел.
Адри не смог удержаться: поднял один из фонарей за ручку, и, выкрутив фитиль на полную, поднял лампу над головой.
На пару мгновений он отвоевал у темноты десятки колонн, и куда больше — столов. Не все из них пустовали. У смутных очертаний стен на самом краю погреба виднелся нескончаемый ряд ледников.
— Ва-ва-вам интересно? — спросил Пуассон. — Это о-очень сэ… старый по-огреб. О-он был тут до-о ре-революции. Здесь ха… хранили вино. А ва-а время Террора ме-ме… мёртвых.
— Понимаю. Революция, это когда покойников больше, чем вина, — сказал Адриан, ставя лампу обратно на бочку.
Глухой звук эхом отправился во тьму. И та отозвалась дробью звонкой капели.
Плагг, до этого тише травы сидевший на плече, как-то скорбно скрипнул.
Адри оставалось только догадываться, каким нервами нужно было обладать, чтобы работать в таких условиях.
Пуассон, фонарём указал на пару столов. Возле них сейчас стояли добытые невесть где вешалки, на которых болталось тряпьё.
— Ну ч-что г-господа? На-ачнём?..
Адри нашёл глазами свободную вешалку. И набросил на неё сперва пиджак, а затем и сюртук. Остался в одной только рубашке да жилете — холод тут же забрался под тонкую ткань сорочки, вцепился ледяными зубами в кожу.
Посмотрел на очертания тел. После чего стянул с головы и цилиндр. Плагг, который сперва перепрыгнул на один из столов, чёрной тенью метнулся к Адри. И снова вцепился когтями в плечо.
— Приступим.
Роут что-то буркнул в усы. Представитель сюрте старался держаться невозмутимо. Но по одной только позе Адри мог судить — инспектор предпочёл бы оказаться сейчас где-нибудь подальше от ледника. Где-нибудь наверху.
Адриан понимал его прекрасно — он, как и многие, не питал любви ко всякого рода подвалам и гробницам. Но его, в отличии от инспектора, такие места отрезвляли. Они вымывали из души сомнения.
«Терпите, инспектор, терпите. Некоторые оказались здесь в том числе по нашему с вами недосмотру. Это цена, которую мы платим за промедлением. Вот он, результат бездействия: лежит сейчас во тьме и безмолвии».
Пуассон подошёл к столу. И резким движением сдёрнул простыню с первого тела.
— Н-да, — сказал Адри, склоняясь над трупом, — любопытно.
Плагг царапнул когтями кожу плеча. После чего едва слышно произнёс. Не разжимая, впрочем, клюва:
— Здесь духи.
Адри ничего ему не ответил. Он был поглощён осмотром.
— Итак, — сказал он. — Перед нами тело молодого мужчины, умершего… не своей смертью. Хм. Мсье, Пуассон, могу я воспользоваться вашей кюреткою?..
— Сэ… сделайте милость.
Инструменты были аккуратно расстелены на тряпице, что покрывала тумбу. Блестела в свете ламп сталь топориков и пил. Здесь же скромно притулились чуть менее жуткие орудия, вроде ланцетов, пинцетов и скальпелей.
Ворон беззвучно вспорхнул с плеча Адри. Мягко опустился на стол. И безошибочно нашёл продолговатую палочку кюретки. После чего вернулся на прежнее место, раззявил клюв — инструмент выпал на раскрытую ладонь Адри.
Пуассон сперва удивлённо распахнул рот. А затем захлопал в ладони.
— Б… браво, мсье. Ка-кая учёная п-птица!
Плагг, отставив крыло в сторону, чопорно поклонился.
Адри только вздохнул. Его совсем не забавляли развлечения духа, тем более в таком неподходящем месте.
Юноша снова окинул взглядом тело несчастного. В свете ламп, с пляшущими тенями, оно казалось ещё жутче, чем было. Покойный не утруждал себя гимнастикой, имел покрытое дорожкой волос брюшко и мускулатуру, какая подходила скорее женщине; синее лицо, заострённое в посмертии, окаймляла шкиперская бородка.
Всё это не говорило ни о чём серьёзном. Но вот полностью отсутствующий нос, а так же грубая рваная рана у основания шеи прямо — таки кричали о том, что дело не обошлось без одержимого.
Адри приподнял губу, чтобы осмотреть зубы покойного.
— Навскидку можно сказать, — пробубнил Агрест, — что жертва не старше двадцати пяти. Похоже, что он долгое время питался хлебом грубого помола. Мускулатура рук и груди слабо развита. Отсюда следует: перед нами студент, живший бедно, но не оскорблявший храм божий презренным трудом. Ещё… да, мы наблюдаем явные следы укусов. Раны… глубоки. Судя по отпечаткам, зубы, оставившие их, принадлежали человеку. Края ран свежие, не воспалены заразой, а это значит что нанесены увечья незадолго до гибели. Но что особо интересно…
Он вздохнул, покачивая в пальцах кюреткой.
— Мы наблюдаем укусы не только на лице и руках. Но так же на груди, боку, внутренней стороне бёдер, а так же в паху. Такое возможно, если бы несчастного повалили и начали грызть. А ещё… следы человеческих ногтей. Прошу обратить внимание, что у мужчины не исполосованы лицо и шея. Зато всё остальное… н-да. В противном случае можно было бы предположить, что он напал на кого-то, и жертва, защищаясь, откусила ему нос. Но тогда мы бы видели следы ногтей в районе шеи и глаз. Их нет. Кстати?.. вы нашли его недостающую часть?..
— Д-да. Н-неподалёку. Но-но…
— Понимаю.
Адри ещё раз внимательно осмотрел рану на шее. Кто-то вцепился несчастному в плоть. И с силой рванул от себя. То есть будто бы знал, как поскорее обескровить жертву. Похожая рана так же наблюдалась и в паху.
— Он погиб от потери крови, — вздохнул Адри, — которая хлестала из этих вот двух ран. Нападавший знал, куда следует кусать, чтобы убить наверняка. Но его не пытались есть. То есть это не акт каннибализма. К слову, зачем вы омыли труп?..
— Та-та… так положено, м-мсье.
Адри повернулся к вешалке. На ней висело одно только нещадно искромсанное женское платье.
— А где его костюм?..
— Та-та-та…
— От него остались только заляпанные кровью лохмотья, — сказал инспектор, который явно устал слушать бесконечное «татаканье». — Их сожгли.
— Ве-ве… вещи в тумбе. Мо-мо…
— Спасибо.
Адри выдвинул верхний ящик. И с первого раза угадал. Набор вещей был скуден, и явно принадлежал мужчине. Расчёска, карманные часы, пара билетов, и… револьвер. Длинноствольный, явно не европейского производства, он подходил скорее армейскому кавалеристу, чем горожанину.
Латунная спусковая скоба, восьмигранный ствол и характерная рукоять — Адри сейчас же узнал детище Ремингтона.
— Хо-хо, — сказал Адри, аккуратно беря в руки оружие. Его вес приятно тянул ладони.
Агрест любил орудия смерти. И ненавидел одновременно. Такая дихотомия нисколько его не смущала. Он к ней привык.
— Надо же, — произнёс Адри не без удивления. — Как интересно. Это «Ремингтон». Модели один восемь — пять — восемь. Время его не пощадило. Как и владелец. Бедняга не следил за оружием…
Адри пощёлкал барабаном — ход его вызывал едва слышный скрип, и уж точно не был плавным. Пальцами он потянул вниз рычаг над стволом. Вытащил ось, после чего нажал на курок: барабан выпал в подставленную кисть.
Доктор посмотрел на просвет сначала каморы, затем и ствол. Провёл пальцем у дула — перчатка осталась чиста. Недовольно цокнул языком.
— Если его и заряжали, то в Гражданскую войну. Это старое оружие, которое последний раз стреляло, наверное, в Америке. Откуда оно, собственно, и родом. Интересно, зачем он таскал с собой эту полковую пушку? Разве что на память?.. похоже, это уникальный образец. Обычно стальные детали Ремингтонов воронили, а этот блестит как сабля.
Адриан быстрыми, точными движениями собрал оружие. Чем вызвал одобрительное «хм» со стороны служителя сюрте. Доктор взвёл курок, нажал на спусковой крючок. Щёлк! Барабан не повернулся.
— Оно не способно стрелять, — заключил Адриан, возвращая револьвер в ящик. — У бедолаги не было шансов, даже если бы он потрудился сие чудо зарядить.
— Вы хорошо разбираетесь в заморском оружии, — задумчиво протянул Роут.
— Для моей работы оно подходит идеально, — объяснил Адриан. — Европейские образцы недостаточно точны. Разве что заряжать их удобнее.
Теперь настал черёд часов. Вопреки ожиданиям, они не предъявили ничего интересного — за исключением старости. И родины.
— Фабрика Массачусетс, город Уолтем, — прочитал Адриан полустёртую надпись, поворачивая корпус к свету, — это «Уолтем» модели пятьдесят седьмого года. Монетное серебро, грубое массовое производство. Заводятся ключом. Хм. Ни памятной надписи, ни имени владельца. Понятно. Перед нами останки небогатого американца, господа. Он владел вещами, либо купленными в ломбарде, на родине, либо, вернее, доставшимися от отца. Студент, который обучался в районе Сорбонны, он погиб неподалёку от своей alma mater. Его убивали, причём долго и мучительно. Две раны на шее и в паху стали для него смертельными. Requiescat in pace!
— Бэ-бэ-раво, м-мсье, — сказал танатолог. — Ве-ве-сьма не д… дурно.
— А где его деньги?..
— Деньги в кассе, — ответил полицейский. — Шесть франков. Его не ограбили, иначе забрали бы и пистоль, и часы.
Адри осмотрел билеты, но что-то разобрать на них не смог — бумагу залила кровь.
— Два билета… два, — задумчиво произнёс Адриан. — Не контрмарки. Он собирался посетить какое-то мероприятие. В компании. Это не все вещи, так мсье сюрте?..
Роут вскинул подбородок. Заложил руки за спину.
— При нём было кольцо. Золотое.
Адри поднял брови.
— Вот как. Оно, надо полагать, в кассе. Что же. Очень мило, что вы об этом сказали. А теперь я бы хотел знать, к чему вы скрыли от меня это колечко?..
— Вы здесь не для того, чтобы определять личность усопшего. Мы её уже установили. Его звали Джорджем Бринтоном. Двадцать три года, студент.
— Прекрасно. Теперь я начинаю подозревать, что вы привели меня сюда не только с тем, чтобы я осмотрел раны. Иначе зачем вы не представили мне покойного?..
Роут кивнул.
— Я хочу убедиться, что вы годитесь для этой работы.
Томительно — долгую секунду они играли в гляделки. Сыграли в ничью.
— Тогда продолжим экзамен, — улыбнулся Агрест.
Он набросил покрывало на несчастного. Пуассон бросился было ко второму столу, но Адриан остановил его жестом.
— Судя по платью, это женщина?..
— Д-д…
— В таком случае прошу дать мне минуту.
Адриан подошёл к столу. Склонился над простынью, под которой угадывались человеческие контуры. Стараясь не дышать глубоко — он чётко чувствовал сладковатые нотки тлена — Агрест произнёс:
— Меня зовут Адриан Агрест. Доктор Агрест. Божьей волей и собственным разумом я иду по следу вашего убийцы, с тем чтобы остановить его злодейства. Для этого мне необходимо осмотреть ваше тело — я бы не стал этого делать, но меня вынуждает долг перед обществом. Прошу меня простить. Вы позволите?..
Адри терпеливо ждал, не обращая внимания на полные недоумения взгляды. Так продолжалось, пока ворон легонько не клюнул его в мочку уха. И тихо произнёс:
— Да.
— Прекрасно. Тогда приступим…
— Вы что, спрашиваете дозволения у трупа? — спросил за его спиной Роут. — К чему эта комедия?
Адри медленно разогнулся. И, повернувшись к собеседнику лицом, произнёс:
— Перед нами женщина.
— Это труп!
— Смерть — только состояние, — холодно произнёс он. — Она не отменяет приличий в отношениях между мужчиной и женщиной. Как англичанину вам положено об этом знать. Живя в Париже вы кое-что забыли. Как славно, что я сумел вам об этом напомнить.
Но Роута не так-то просто было сбить с мысли.
— Вы задали ей вопрос. Отвечайте — это был акт некромантии?..
Агрест белозубо улыбнулся.
— «Ей». Прекрасно, я не сомневался в вашей порядочности, сэр. Однако, если вы намерены сажать в яму всех, кто обращается к усопшим (в горе, или в силу плохого зрения), то можете меня арестовать. Если же нет — могу я вернуться к осмотру?..
Полицейский воздел очи горе, но ничего не ответил.
Адри жестом попросил Пуассона отбросить покрывало. И тот выполнил просьбу.
— Ох. Я ждал чего-то подобного. Ну что ж…
На столе, вытянув руки вдоль стройного тела лежала, несомненно, женщина. Спина её покоилась на длинных, густых волосах, какие могли вызвать в мужчине только восхищение. А в девушках — недостойную, но вполне оправданную зависть; при жизни кожа несчастной была смугла, но теперь смерть, а так же свет от масляной горелки, добавили её желтоватый оттенок.
Округлое детское личико с пухлыми губами, сложенными в «бантик», несло на себе умиротворённое выражение. Аккуратный носик заострился в смерти, и это ей совершенно не шло.
Бедняжка была прекрасно сложена, не портила её фигуры и умеренная худоба. Последняя не наводила на мысли о недоедании, нет. Даже сейчас, при беглом осмотре было видно, что девушка не бедствовала. Агрест не заметил на тонких, начавших чернеть у ногтя, пальцах ни единой мозоли. Какие бывают, скажем, у белошвеек. И уж точно не было сорванной кожи — вечного спутника прачек.