Глава II - 1 (2/2)

— Я хочу сказать, можно ли положиться в некоторых вопросах на молодость?

Ильберт слегка приподнялся в кресле.

— Нет, мсье! Конечно нет! Вы… вы говорите совершенно правильные вещи!

— …тем более на иностранца…

— Ах, и опять же, как это верно!

— Словом… чего тянуть… Ильберт, я бы принял твою помощь. Если ты согласишься покинуть этот дом.

Дворецкий в одно мгновение словно бы скинул десяток лет — а может быть во всём виноват неверный свет пламени? Морщины на лице разгладились, плечи стали шире.

— Говоря строго между нами, мсье, — торжественным тоном произнёс он, — мне уже давно не рады этом достойном доме. Но я не мог уйти вот так, бросив все дела на неумех. Кроме того… мне было некуда идти. Однако теперь я чётко вижу путь и без страха ступлю на него. Это порадовало бы вашу матушку.

— То есть ты согласен? — с лукавой улыбкой спросил Адриан. Огонь играл в зелёных глазах. — Признаться, я боялся, что придётся умолять тебя, старый друг. Как славно, что на новом месте у меня будет надёжная опора!

Этот комплимент окончательно добил старика — на щеке блеснула слезинка.

— Почту за честь.

Адриан хотел сказать кое-что ещё, но Ильберт его опередил:

— Я никому не выдам ваших тайн. Даже на Страшном Суде. Будьте покойны.

На это оставалось только кивнуть. Вообще идея увезти подальше отсюда старину Ильберта у Адри возникла почти сразу же. Но оформилась только к вечеру — младшему Агресту было тоскливо от одной только мысли, что его воспитатель останется здесь, без присмотра, под злыми насмешками Феликса.

А ещё Нино в самом деле требовалась помощь. Хоть забывчивая и не такая ловкая, как прежде.

Особенно при тех задачках, какие друзьям приходилось решать.

«Только б не прихватило у бедолаги сердце с непривычки. Впрочем… если его нервов достало на отца, хватит и на меня» — решил Адриан.

В холле громадный, ещё старорежимный часовой шкаф гулко отмерил семь ударов. Едва эхо тревожного бреньканья стихло, как секунду спустя ему вторили хронометры по всему дому.

****** </p>

Столовая, созданная для приёма не меньше чем в сто персон, с детства ещё давила на Адри размерами. И если днём глаз радовала барочная роскошь лепнины, пузатые и лупастые купидоны, намалёванные на потолке, тщательно сберегаемая позолота на старинной мебели… то ночью она вызывала ощущения куда менее приятные.

Теперь Адриану казалось, будто он сидит на крохотном острове, вокруг которого плещется холодная октябрьская тьма. Разожженный камин бросал конус рыжего света, весело хрустел поленцами. И хруст этот эхом проносился по зале, словно там, во тьме, исполинский пёс бергаст доканчивал очередную человечью кость.

На длинном, устланном идеально — белой скатертью столе (за которым сиживали ещё старорежимные графы и графини. А может и вовсе маркизы, кто знает?..) помимо блюд, многоступенчатых ваз с фруктами, стояли так же и свечи в позолоте подсвечников.

Света они давали едва. Стол был длинным, и свечи поставили только там, где сидели Агресты. Получалось, что дальняя часть столешницы тонула во тьме.

Адриан подавленно скрёб ножом по серебряной тарелке, без аппетита доедая птицу. Сидевший рядом Феликс баловал себя вином — бокал Адриана же стоял нетронутым.

Прислуга, безмолвные тени, рядком выстроились за спинами хозяев, ожидая во мраке очередной подачи. Адри было жаль их — хотя в общем-то жалеть было не за что. Навряд ли отец часто устраивал такие вот «пирушки».

Сам он сидел во главе стола, спиной к пляшущему огню, и степенно ужинал.

За вечер он порадовал младшего сына едва ли парочкой холодных любезностей.

Адри украдкой поглядывал на его долговязую, но вполне крепкую фигуру. На аккуратную стрижку и ровно постриженные баки. К ужину он оделся неформально, сюртуку предпочтя удобный халат. Вообще мсье Габриль не выглядел безумным затворником — чего так опасался Адри. Просто, похоже, он в самом деле разлюбил гостей.

Младший Агрест думал так же о том, что английские приёмы незаслуженно считают местом чопорным и даже мрачным. Страшное заблуждение: хотя в некоторых вопросах там имеется строгий регламент, Адриану не доводилось встречать хозяев, которые не развлекли бы гостей оживлённой беседой. Не пошли сразу после ужина в курительную комнату, где при отсутствии дам даже закостенелые джентльмены могли развлечься плосковатой шуткой. И уж наговориться вдоволь!

Всё это там. Не здесь.

Так, в молчании тянулись минуты. Феликс откровенно скучал, высматривая во тьме симпатичную служанку. Напрасный труд — взгляды парня не ушли от её внимания, и девушка благоразумно скрылась в соседней комнате, лишь бы не показываться гусару на глаза.

Эти передвижения Адри отметил машинально. И, конечно, разочаровывать брата не стал. Пускай поищет.

Наконец Габриэль решил, что неофициальную часть ужина можно счесть оконченной. Хозяин подал знак — и слуги быстро убрали со скатерти лишнее.

— Я собрал вас здесь, чтобы огласить новость, — сказал отец, когда посторонние убрались. Голос его звучал, как сталь на морозе. — Очень важную новость, требующую личного присутствие каждого.

— О Боже, — осклабился Феликс, по хозяйски развалившись на стуле, — убийца — дворецкий?! Гаржон, как ты мог?!

Отец пронзил его холодным взглядом. Таким, что даже у видавшего виды Адри по спине пробежали мурашки. Акумы не трогали отца только потому, похоже, что смертельно боялись его.

— Речь пойдёт о репутации нашего дома, — сказал Габриэль. Он щёлкнул пальцами, и дворецкий возник из темноты рядом с хозяином. Пальцы его сжимали серебряное блюдо. На нём одиноко лежал какой-то документ.

«Вернее — письмо», — поправил себя Адри. Слишком уж тонка была бумага — сквозняк легко приподнимал её края. Такие записки передают только в запечатанных конвертах.

Отец подхватил бумажку. Медленно поднялся. Габриэль в раздумьях хмурил светлые брови, на остро очерченных скулах плясали отблески очага.

— Два месяца назад, — неторопливо произнёс он, — я посетил мсье Буржуа. Между нами состоялся разговор о твоём супружестве, Феликс.

— Какая неожиданность, — отозвался брат, сверкнув белозубой улыбкой. Шрам на его щеке безобразно смялся, и Адри решил, что хоть ранение добавило Фелу импозантности, но лишило толики обаяния.

— Мы обсудили всё в деликатной обстановке, полной секретности. И Андре обещал дать ответ, — голос отца едва дрогнул в гневе. — Разумеется, метремониальный вопрос это дело, которое следует тщательно обдумать и подготовить. Но на эту подготовку у моего дражайшего товарища ушёл без малого месяц. И вот, вместо разговора он прислал мне это.

Отец швырнул Феликсу бумагу. Тот ловко перехватил сложенный пополам листок на лету. Быстро развернул. Зелёные глаза пробежали по тексту. Прочитанное стёрло с красивого лица едкую ухмылку победителя.

— Передай Адриану. Пусть прочтёт и он, — велел Габриэль.

Брат, словно бы избегая смотреть на Адри, сунул тому письмо.

«С большим прискорбием спешу сообщить… сейчас наша семья не видит возможным заключить этот союз… поскольку мы с супругой люди современные и предоставляем нашим дочерям выбирать спутника жизни самим. Впрочем, если одна из них даст согласие, то есть когда оно будет обоюдным, мы дадим наше родительское благословение. Ваш друг, Андре Буржуа».

Адри едва хватило выдержки, чтобы не рассмеяться в голос. Впрочем, ни отец ни брат ничего смешного в этом не видели. И если возмущение Габриэля было понятным, то уныние Феликса — необъяснимым. А значит не следовало спешить с выводами.

— Это ваш позор, — холодно произнёс отец, оглядывая комнату поверх голов сыновей. — Но в первую очередь твой, Феликс. Настало время, когда от брака с нашей семьёй отказываются такой… такие… как Буржуа. Мещане и нувориши. Звёзды дня. И всё из-за твоей гнилой репутации.

— Мы оба знаем, что дело не в этом, — огрызнулся Феликс. — Нас обошли, только и всего!

Габриэль недобро прищурил ледяные глаза.

— «Только и всего»? Вот как? Это для тебя игра вроде покера?

— Нет, но…

— Никаких «но». Никаких полумер. Буржуа теперь хозяева города — и они имеют наглость воротить нос от человека, который вытащил их из грязи. Но почему… ты знаешь, Феликс? Потому что мы слабы в перспективе. В тебе не видят надёжного союзника.

— Или кто-то предложил что-то побольше.

Старший Агрест молчал, поджав губы. Пламя бесновалось за его спиной, и в этой картине было что-то демоническое.

— Нет, — наконец произнёс он. — Я узнал подробности. Никаких серьёзных предложений Буржуа не поступало. Всё дело в амулете.

Адриан непонимающе вскинул брови. А вот Феликс отца понял. На лице его отразилась неприязнь.

— О чём речь? — рискнул подать голос Адри.

— Буржуа разжились побрякушкой, — едким тоном произнёс брат, — неизвестно как… хотя наш папенька наверняка в курсе. Речь о таком, знаешь… волшебном амулете. Что-то по твоей части. Амулет героя. Теперь Хло самолично устраивает приёмы, только чтобы им похвастаться.

Адри нервно поправил манжеты рубашки. Он пока не решил, насколько эта новость скверная.

— Ты видел его в действии? Он рабочий?

— Видел, — поморщился Феликс. — И ты… увидишь.

Адри погрузился в тяжёлые мысли. Он и в самом деле прекрасно знал, что такое амулет. Знал так же, какую могучую силу он мог дать владельцу. Если взамен нечеловеческого могущества акумы отнимали рассудок, то амулет взамен не просил ничего. Почти ничего.

Римская Церковь считала что — душу. Хотя англиканская конфессия, напротив, восприняла амулеты как святое знамение божье.

Правда была в том, что амулет был ни чем иным как покорённым кем-то могучим духом. Почти что джинном. Это как если бы акуму можно было приручить и заставить служить людям. Беда только: все владельцы амулетов, с какими сталкивался Адри, никому кроме себя служить не хотели.

— Итак, — произнёс Габриэль, сцепив руки за спиной, — я хотел бы выслушать ваши предложения по решению этой… проблемы. Феликс.

Брат сперва пожал плечами. Повертел вилкой меж пальцев.

— Если мы хотим их унизить, то я знаю пару способов…

Отец поморщился. Кивнул на младшего сына.

— Эдриан.

— Насколько я понимаю, — осторожно произнёс Адри. Под взглядом отца ему сделалось очень неуютно, — префект Сены, то есть мэр, владеет половиной города. Это значит что имеется вторая половина. Я говорю о префекте Полиции.

— Ренкомпри, — кивнул отец.

— Ну спасибо, братец, — фыркнул Феликс. — Такой страховидлы и в Англии не сыщешь. А там, я слышал, с этим всё прекрасно.

— У префекта есть дочь. Это так, — невозмутимо продолжил Габриэль, словно не прозвучало едких реплик. Он ясно давал понять, что вкусы в таких вопросах его не волнуют. — Но она уже помолвлена. Здесь нас и в самом деле, выражаясь языком дна, «обошли».

Брат картинно зевнул.

— Эта проблема решается легко. Достаточно нанять бретёра, который спровоцирует дуэль, и наш женишок отправится на Пер-Лашез.

— Как низко! — вспыхнул Адриан. — Надеюсь ты шутишь!

Брат ответил долгим, задумчивым взглядом. В зелёных глазах плясало что-то недоброе. Губы снова сложились в улыбку.

— Конечно шучу. Не трать нервы, мой дорогой Адри.

Он закинул в рот оливку и подмигнул всё ещё красному от гнева младшему брату. Нервным движением вытер руку о салфетку, брезгливо отбросил её в сторону.

— Это все предложения от вас? Всё что может моё наследие? — спросил Габриэль.

Феликс развёл руками. Не прожевав как следует, ответил:

— А что мы ещё сумеем здесь решить? Не хочет — ну и ладно. Досидится до старой девы. И потом, даже если она выскочит замуж, это быстро кончится разводом. А при разводе, как ты знаешь, все её земли, все деньги, короче всё приданое вернётся очаровашке Хло. Включая, кстати, амулет. Юридически муж может претендовать только на совместно нажитые деньги. То есть на доход с земли. В лучшем случае муженёк останется в Хлоиных долгах. Ну ещё с кубком «я первый кто в ней побывал». Однако ж готов поставить две тысячи на то, что кубок этот будет поддельный!

— Прекрати же её порочить! — резко прервал его Адриан. — Твоя обида понятна, однако такие рассуждения — низкая, пошлая месть!

— «Обида», — скривился Феликс. — Да в пору открыть шампанское как на празднике.

— Как бы то ни было, это недостойное джентльмена поведение!

— Ну ещё, — рассмеялся брат, — вызови меня на дуэль из-за этой дуры. И потом, здесь тебе не Англия. Это Франция. А ещё я думал — мы в кругу семьи, где положено говорить открыто.

Адри бросил на него полный негодования взгляд.

— Да. Но…

— Ладно. Не кипятись. Напишу на неё эпиграмму. Полсотни Париж уже сочинил, будет ещё одна. Полсотни первая. Издадим, как наберётся тысяча, в золотом тиснёном переплёте. Кстати, поспорить готов, что парочку и ты от себя добавишь.

— Я не сочиняю стихов, — всё ещё негодуя, соврал Адри.

И покраснел.

— Брешешь! — хохотнул Феликс. — Чтоб такая чувственная зануда как ты, да и не сочинял! Но если и так, то я тебя научу. Как это делается в нашем Свете. «В её чернильницу перо один холуй макнул — и возгордился. Но в темноте поторопился — так-то, брат! — что крышечку отворотить не потрудился…»

— Поражающая воображение пошлость.

— Но она тебя поразила! В этом весь смысл эпиграмм.

Они умолкли. Отец, на удивление терпеливый, чего-то ждал. Адри догадался чего, и потому нехотя произнёс:

— Значит вся проблема в том, что… Буржуа решили, что мы претендуем на амулет? И свадьба затеяна только за этим?

— Ба! — хохотнул Фелкс. — Какой могучий ум! Возьми себе кексик. Мне вот интересно, у вас все в Скотланд Ярде такие? Хотя-а… с другой стороны, Адрикин прав. Послушай, папа. Это ты затянул с предложением, а не я.

— Молчи, — велел Габриэль. — Сегодня Буржуа нужны нам больше, чем мы им. Увы, это неприятная правда. Мои недоброжелатели не видят сна — они плетут интриги. И это лишь малая часть их действий. Недалёк день, когда они надавят на Префекта, а тот — на нового Императора. Я знаю, что в столе Наполеона — Луи лежал документ о новом законе, направленный против владельцев шёлковых мануфактур. К счастью, не подписанный. Мне удалось убедить монарха в своей лояльности — часть пушек его игрушечной армии куплена на мои деньги. Но Франция боится монополии. Другие страны боятся её не меньше. Не пройдёт и пары лет, как наше дело разорвут на части и раздадут нуворишам вроде Буржуа. Или, скорее, родственникам Бонапартов.

Он посмотрел на сыновей. Вздохнул. И закончил спич так:

— Очень тяжело добиться могущества. Но ещё сложнее его удержать. И кого Господь послал мне в подмогу? Двух балбесов. Идиотов. Один — кутила, картёжник, бабник и пьяница, которого того гляди прихлопнет на войне сын какого-то грязного бюргера. Другой — ищейка чужой страны и к тому же… колдун. Наш статус овеян помазанием святой церкви, а он, как последний язычник, плюёт на это благословение, проводя бесовские ритуалы. Про одного моего сыночка шепчутся, что он бестолковая казарменная вошь, про другого — что тот магик-шарлатан и английский шпион. Можете ли вы этим заслужить доверие Бонапартов? Нет. Не станет меня — император сотрёт вас в порошок, вышвырнет вон из страны. Вы пустите нажитые средства на ветер. Один превратит особняк из фамильного гнезда в бордель. И продаст в уплату карточных долгов. Другой сделает из него лечебницу для одержимых бесами.

Всё это — правда. Так что не стоит удивляться, что даже мещане — Буржуа брезгливо воротят от вас крестьянские носы. Сейчас нам подают руки из жадности. Но скоро будут подавать из жалости. А там перестанут вовсе.

Братья молчали, опустив взгляды.

— Итак. Я принял решение. Так как до сего дня ни один из вас не доказал, что достоин своей фамилии, и всё что вы делали было только направлено против неё, наследство достанется тому, кто первым докажет обратное. Все земли, все деньги и мануфактуры будут выписаны на того, кто приведёт под нашу руку этих плебеев Буржуа. Другому из вас не останется ничего.

Феликс оторвал взгляд от скатерти, неверяще уставился на отца:

— Ты, должно быть, шутишь? Ты превращаешь всё в глупое пари? Ты, знаменитый Габриэль Агрест, который распекал меня почём зря за игру в карты?!

С брата слетела вся весёлая спесь.

— Напротив, — пронзил его взглядом отец. — Я очень серьёзен. И советую отнестись к этому не как к игре, а испытанию, которое определит ваши судьбы. Соответствующий документ подготовлен. И в нём нет имени. Пока что.

Брат умолк — Адри чувствовал, как тот нервно притоптывает прикрытой скатертью ногой. Надеяться на Феликса было нечего, он всегда был импульсивен и вспыхивал как спичка по ничтожному поводу. Однако и надеяться переубедить отца глупо. Пусть Адриан не знал его так хорошо как брат, всё же кое-какие впечатления в сознании эта долговязая, грозная фигура оставила.

Но не попытаться он не мог — иначе не был бы Адрианом.

— Отец, — сказал Адри. Холодный взгляд переместился на него. — Я верю, что твоё решение мудро с точки зрения стратега. Верю, что мы в самом деле оставили рану в твоём сердце. Но подумай проще — этим ультиматумом ты сталкиваешь нас лбами. Между горячо любящими родственниками рвутся все узы, когда дело касается наследства. И его дележа.

Габриэль медленно кивнул.

— Признаться, это меня останавливало. Раньше. Но теперь обстоятельства переменились.

Адри задумчиво развёл, а затем вновь соединил ладони. Он чувствовал здесь какую-то тайну, загадку. И было бы враньём сказать, что решение таких головоломок не приносят ему удовольствие. Но прежде они касались чужих людей, чужих судеб — он играл, ставя на кон только честь или жизнь. Однако всё это пустяки рядом с честью и жизнью близких людей.

И… прошлого.

«Что же такое случилось в твоём окружении, отец, раз ты решил будто это стоит семейных уз?..»

Ответ, с наскока, получить было невозможно.

— Ты не хочешь нам… что-то рассказать? — спросил Адриан, поднимая на отца взгляд.

Старший Агрест удивлённо вскинул бровь.

— О чём ты?

Адриан печально вздохнул.

— Про «обстоятельства», которые «переменились», — без особых надежд начал он. — И я не о нашем скверном поведении. Я говорю о Буржуа.

Их взгляды встретились.

— Отчего сегодня они сделались для нашей семьи важнее, чем были? — продолжил юноша.

Отец колебался. Секунду — но колебался.

— Это вас не касается, — сухо ответил Габриэль. — Ваша задача в ином, и она проста. Если верить людям, это прямо-таки профиль моих сыновей — соблазнять светских куриц. Всё что от вас требуется — капелька энтузиазма. Остальные вопросы я в состоянии уладить самостоятельно.

Феликс недоумённо покрутил головой.

— Я что-то выпал из беседы, — сказал он с ноткой раздражения, — о чём речь?

— О том, что нам угрожают Буржуа, — ответил Адриан. — Я только хотел узнать чем именно.

Адри сказал это, и по взгляду отца понял, что ошибся с брошенным наугад предположением. Впрочем, это было скорее приятная новость.

«Ошибаться,» — напомнил себе юноша, — «хорошо. Теперь я знаю чуть больше чем ничего».

Ужин закончился в напряжённом молчании.