Глава I - 4 (1/2)
~ IV ~ </p>
Новый просмотр назначили в здании, где уже досматривали самого Адриана. Девушке перестали заламывать руки, и она шла впереди всех на манер урождённой графини, гордо вскинув голову. «Табачный» держался скромнее, но рядом с Адри сделался куда как увереннее.
Мсье Домокл не мог не видеть в окно безобразную сцену, и уже успел проработать в голове план поведения. Судя по нервно бегающим глазам, ему совсем не хотелось спорить с представителем известной фамилии (тем более, что последним разговором он его весьма расстроил). Теперь он сменил халат на короткий, цвета шоколада, пиджак.
И — сама учтивость! — предложил Адриану самому осмотреть подозреваемых.
— …а я буду рад при этом присутствовать, дабы перенять бесценный опыт соседней страны.
Жандармы остались ждать снаружи. Вместе с Нино, который сбросил с себя ношу (безо всякого почтения к содержимого сумок), и во всеуслышанье заявил, что не тронется с места, пока Агрест не решит в какую сторону собирается идти. То есть вперёд, или всё-таки назад.
Мужчину и девушку развели по разным кабинетам. Адри достался джентльмен, Дамоклу — дама. Осмотр первого не занял много времени — единственный грех «табачного» был только в оскорбляющей эстетический вкус волосатости. Она, конечно, навевала мысль об оборотнях, но не шла вразрез с нормальной анатомией. Когда все детали были тщательно зафиксированы, а выводы — сделаны, счастливчику с извинениями вернули документы.
— Вы великий экзорцист, — со слезами на глазах говорил «табачный», тряся руку Агреста возле двери, — великий, говорю я вам! Буду молиться за ваше здоровье, и здоровье вашей матушки!
— Моей матери нет больше с нами.
— Тогда за батюшку! Что бы там про него не говорили злые люди — теперь я знаю, что такой великий человек мог родиться только у величайшего! Не иначе как само провидение послало вас ко мне, я с первых минут это почувствовал! С первых, мсье Агрест!
Когда душещипательная сцена исчерпала себя, Адри направил стопы к соседнему кабинету. Там случилась какая-то заминка. Это было ясно уже по ругани, которая неслась из-за двери.
— Старый хер, — обращалась к Домоклу дама, — что б ты в аду горел, скотина!
Адри толкнул створку, и стал свидетелем презабавнейшей картины: несчастный студент Лязире в полнейшем испуге пытался врасти спиной в оклеенную зелёными английскими обоями стену. Мсье Домокл отгородился от громогласной девушки стулом, и, судя по позе, готов был пустить сие оружие в дело.
Сама же мадемуазель успела разоблачиться до простенького корсета и нижней юбки (одежда её бесформенной кучей валялась подле ширмы).
— Мсье Агрест! — взволнованно сказал Домокл. — Эта куртизанка не хочет раздеваться, как вам это понравится?
Адри внимательно посмотрел на девушку. Та оказалась молода — даже моложе, чем он сперва решил. Не старше семнадцати на вид, невысокая, она была обладательницей простодушной крестьянской мордашки. На диво огромные голубые глаза были широко расставлены, светлая кожа усеяна россыпью конопушек. Милое личико сердечком слегка портил маленький носик — картофелинка.
В целом девушка была довольна мила, благодаря пухлым, бантиком, губам, глуповата на вид, и ладно сложена. Таких изображают в довесок пасторальным картинам, где пастушка пасёт овечек. Однако картины не имеют озвучание, а если б имели такое, то растеряли бы всё сельское очарование.
— Этот старый пердун, чёртова развалина, удумал какую-то гнусную… гнусь! — заявила «пастушка», уличающе тыча коротким пальчиком в сторону Домокла. — И привлёк этого вот школяра с бородкой!
Адри с улыбкой всплеснул руками.
— Прошу меня простить, милая мадемуазель, но я с ними заодно. Раздеваться на смотре — обязательно. Ровно так же как и перед бенедектианками. Иначе не определить здоровы, или заражены демоном.
— Больна ли бесом? Бес вселился в эту старую сову, прямо под ребро, говорю тебе, господин, как на духу. Раздеваться я не против, но старый хрен вздумал меня лапать!
Агрест с наигранной укоризной посмотрел на Домокла. Те участки его щёк, что не заросли бородой, густо покраснели.
— Я только хотел посмотреть на родимое пятно на левой руке!
— Руку с ногой перепутал, скотина? А ещё дохтур! Меня гинеколухи смотрели, я «девочка с карточкой», сечёшь?
Она гордо вскинула короткий веснушчатый подбородок. Спутанные светлые волосы рассыпались по тронутым солнцем обнажённым плечам. Эта деталь чётко впечаталась в мозг Адри, но он пока решил оставить это без внимания.
— Деятельность путан, — пояснил Домокл, словно пытаясь оправдаться, — если таковые хотят заниматься ремеслом легально, требует осмотра врачами. Она хочет сказать что её уже…
— Я понимаю, о чём она говорит, — сказал Адри, и повернулся к девушке. — Мадемуазель. Вы вольны раздеться за ширмой, и предстать перед комиссией в чём родила вас матушка. Или же прямо сейчас одеться, и отправиться в карету к жандармам. Ничего другого предложить вам не могу даже я. Впрочем, если кто-то из присутствующих смущает вас особенно сильно, мы можем пойти навстречу. Я прав, мсье Домокл?
Профессор быстро промокнул платком огромный, испещрённые бороздами морщин, блестящий на свету лоб.
— Пожалуй… я мог бы довериться вам в этом деле, мсье Адриан. Вижу на вас она ещё не кидается. Но предупреждаю, психика её нестабильна… впрочем, если вы справлялись с одержимыми…
Девушка поморщилась.
— Сам ты «держимый», жопа совиная. Я нормальная!
Адри в ожидании склонил голову чуть набок. Девушка стрельнула на него глазами, язычок нервно лизнул губу.
— А што, молодой господин, — спросила она, покачиваясь то влево, то вправо, совсем по-девичьи сложив руки на подоле, — вы в лондонах тоже девиц разоблачали? Или держали, как говорит этот хрыч? За што держали хоть, интересно узнать?.. Это я не по делу… так… болтаю.
Агрест не нашёлся что ответить, но того и не требовалось, девица холодным, внимательным взглядом изучила его фигуру, и сделала какие-то выводы.
— Скорее уж они сами разоблачались, если хорошо подумать. Ты с виду ничо так. Симпатичный. Вон какие баки отрастил, чисто кот в марте. К тому ж Агрест. О-о-о! Какая важная птица залетела в наши трущобы!
Она говорила эти пошлые глупости, а глаза, внимательные и злые успели отметить перчатки, цепочку часов, капли грязи на брюках. Адри был знаком этот взгляд — девица была, конечно, страшно необразованна, изобретательна в ругательствах, но далеко не глупа. Такие люди встречались Адри и в Лондоне и за его пределами — интеллект не всегда идёт рука об руку с воспитанием.
— Как вы поняли, что я приехал из Англии? — спросил Агрест.
— А чё не понять? На тебе аглийский костюм. К тому ж в походном варианте. С корабля — да на бал, ага? Опять же, говоришь ты не как здесь. Птица важная, а где они гнездятся? В Лондоне. Плюс твой носатый дружок, очень уж у него знаменитая клетка на шмотье.
Она помолчала.
— Ну а вообще, если без вранья, этот старый похотливый сов проболтался.
— Сколько вам полных лет, мадемуазель?
Девушка начала вихляться ещё пуще — ей пришлось по душе уважительное отношение.
— Шестнадцать мне. А чё? Запала в душу? Всё мамзель и мамзель. Держите меня, я вся таю! Ваще-то доброе слово и кошке приятно. Понял, школяр? Ещё раз назовёшь меня шлюхой, бороду вырву.
Она показала студенту кулачок.
— Так как мы поступим, мсье Агрест? — нетерпеливо произнёс Домокл. — Этот спектакль одной актрисы может продолжаться хоть до ночи. Поверьте моему опыту.
— О-ой, глядите на него, по борделям ходок! — хохотнула девушка. — Опытный. Внучку там искал, дедушка?
— Всё зависит от этого милого создания, — с прохладой ответил Адриан. — К сожалению и я не могу находиться здесь весь день. Меня ждут дела.
Милое создание повелительно махнула ручкой в сторону дивана.
— Садись, бегун. Не стану задерживать светлость, коли у него дела. А ты, Дромдокл, держись подальше. Школяра уберите, он меня знатно бесит.
Адри послушно опустился на кушетку. Домокл, поколебавшись, сел за стол, и растеряно полистал журнал. Лязире бесшумно покинул комнату.
— Назови своё имя, — сухо потребовал профессор.
— Жожетта, — томным, грудным голосом отозвалась девушка.
— Меня не интересует твой псевдоним. Настоящее имя!
— Эдетт, — уже нормальным тоном произнесла она. — В карточке всё писано, чё ты, читать разучился?
— Я проверяю насколько достоверны в ней сведения. Вы не поверите, Адриан, на какие уловки идут эти… создания, чтобы получить вид на работу. Подделка документов, подложные сведения — коррупция разрушает Париж изнутри. Но есть важный момент, — он с улыбкой погрозил пальцем пустоте, — они зачастую не знают что писано в бумагах, потому что не умеют читать!
— Да-а, проститутки без карточек — просто чума Франции, — фыркнула Эдетт, — это из-за них храбрые вояки сдали Париж фрицам!
Адриан улыбнулся в кулак. Это не ускользнуло от внимательного взгляда Эдетт, девушка подмигнула ему и состроила рожицу.
— За такие речи ты можешь оказаться в месте похуже лечебницы, — ледяным тоном сказал Домокл. — Тебя повесят за шею.
— А што? Я на стороне закона, хоть режьте. Клятые безкарточницы разрушают эти… устои и столпы нравственности. Шатают основы, фундаменты и прочая. А ещё шансонье. Ох уж эти певуны! Аж старая стена рухнула от их песенок. Пришлося строить новую. Хорошо что мсье Луи, то бишь амператор, за них взялся как следует, а то бы неизвестно чем всё оно закончилось для бедной страны<span class="footnote" id="fn_32252462_0"></span>.
Адриан вынул из нагрудного кармана часы, нервно глянул на время. Эдетт намёка не поняла, её несло:
— А што самое страшное, дорогие мусье, эти распутницы не платят налогов! И дают взятки! Можете себе представить? Понятно и Булонскому ежу, кабы они не давали, бравые полисье бы и не брали! А так берут, и отсюда ужасненькая корруп… как там?.. коррупеция?
Терпение покинуло мсье Домокла. Он хлопнул ладонью по столу.
— Тихо, тихо, дядечка. Уже разоблачаюсь. Подожди — тут напридумывали крючков, шнурочков… так просто и не стянешь с себя дезабильё.
Мурлыча под нос какую-то уличную песенку, Эдетт начала покачиваться в подобии танца. Она лукавила — с крючками и шнуровкой расправилась бы очень быстро. Если бы захотела. Танцуя, девушка из-под тени ресниц глянула на Адриана, и бросила к его ногам расстёгнутый корсет, оставшись в одной только сорочке до колен и полупрозрачных, застиранных панталонах
— Откуда вы? — спросил Агрест, сохраняя равнодушное, хоть и дружелюбное выражения лица.
— Из Нормандии. Прибыла с маменькой и папенькой. Светлейшие люди, работящие, хоть живут в этой вашей зоне.
— Конечно-конечно, — пробурчал Домокл, шевеля бородой, — типичный случай. Отец, надо полагать, растлил собственное дитя, чем заложил основы безнравственного поведения. Печальный итог — перед нами.
— Ты батюшку моего не трожь, — вскинулась Эдетт, — вы оба подмёток его не стоите, воздухом одним дышать с ним не смеете! Понял, Дромдокл?
— Пощадите моё время, — напомнил Адри, снова извлекая часы. — Давайте покончим с этим. Поскорее.
Девушка умолкла. Набрала в грудь воздуха, как перед нырком. А затем потянула сорочку за обшитые желтоватым от времени кружевом края. Стянула её с себя — потревоженные волосы колыхнулись, снова рассыпались по плечам, целомудренно прикрыли обнажённую грудь.
Адриан кивнул мыслям. Теперь ему стало понятно, отчего Эдетт (если её вообще звали так) не желала разоблачаться перед Домоклом. Может быть тот же фокус она пыталась провернуть и с монашками — за что те тут же отправили её в лечебницу.
Руки девушки, а также верхняя часть узких плеч, были покрыты южным загаром. Такой загар можно было получить где-нибудь на юге Франции, и только в той одежде, какую обычно носят крестьянки. То есть в сорочках с удобным для работы коротким рукавом и широким воротом. Эти сорочки они украшают надетым поверх корсажем — но это к делу не относилось.
В Париже заработать подобные поцелуи солнца не представлялось возможным — Адри справедливо решил, что здесь и костюма такого не носили. Ибо Город Огней живёт модой, это известно всем и каждому, и касается, так же, каждого.
— Надо полагать, вы в Париже больше полугода, — задумчивым тоном произнёс Адриан.
— Д-да… — пролепетала Эдетт, испуганно, исподлобья глядя на Агреста. Пухленькие ручки потянулись к груди, чтобы скрыть её. Но отчего-то остановились на половине пути. — Два… года…
— Как вам местная погода? — продолжил Адриан, храня на губах дружелюбную улыбку. — Здесь больше солнца, чем в Нормандии, не правда ли?
— Угу.
Девушка оказалась даже умнее, чем Адри ожидал. Другая на её месте даже не задумалась бы над такой деталью, как загар. И сболтнула бы что-то такое, отчего её легенда посыпалась.
Надо сказать, что Адриан всегда ценил в людях ум, и совершенно не обращал внимание на происхождение людей, с которыми имел дело. Вернее — старался не обращать внимание. Так Эдетт для него смотрелась истинным самородком, который по несправедливости судьбы оказался в навозной жиже. И никто, кроме него, не смог рассмотреть в грязи отблески золота.
Это знание не только подогревало самолюбие, но и настраивало юношу на поэтический лад.
Собственно, именно таким путём в его друзьях оказался и Лахифф. Адри считал благородным поступком вытащить талантливого человека из этой грязи. Пускай тащить приходилось и за уши.
Мсье Домокл же был совершенно иным. Всё что выпадало из зоны «достойного» (по его мнению) как бы теряло очертание, фокус. Переставало быть различимым, и сливалось для профессора в одну неразборчивую муть.
Потому даже сейчас, когда он поднял глаза на девушку, то не увидел никого кроме полуобнажённой куртизанки. Впрочем, некоторые детали он смог оценить:
— До чего удивительная вещь — судьба, — сказал он тоном философа, — посмотрите на эту фигуру, Адриан. Разве она не должна принадлежать юной нимфе? Разве не могла бы сделать счастливым достойного юношу? Вдохновить поэта на труд, заставить скульптора взяться за инструмент, и запечатлеть это чудо природы в камне? Но злой рок! Она досталась порочному созданию, и порочные люди…
Домокл печально вздохнул и сокрушенно покачал седой головой. Адри с трудом сдержал полную иронии улыбку.