Часть 3 (1/2)

Боря и Макс никогда не стремились навесить на свои отношения ярлыки. Бесконечное море тепла между ними не нуждалось в каком-либо точном определении. Границы дозволенного давно уже были размыты, личное пространство тоже стало одним на двоих. Им было комфортно друг с другом во всём — в музыке, в дружеских подъёбах, в сексе, который случился впервые просто потому, что почему бы и нет, а потом как-то незаметно стал обычной частью их совместного существования. Они не выставляли свои отношения напоказ, но и не сказать, чтобы сильно скрывались — просто вели себя так, как им было удобно, не обращая внимания на мнение остальных. А остальные, к слову, привыкли к такому взаимодействию ритм-секции группы довольно быстро. Иногда даже заменяли их имена на слитное «Борямакс» — настолько естественной и гармоничной выглядела (и была) их связь.

Ян цепляет обоих — сначала Макса, а потом, спустя какое-то совсем незначительное время, и Борю. Как и все в группе, он прекрасный музыкант, но в данном случае главное даже не это. То, как легко и быстро Ян подхватывает какие-то изначально внутренние шутки и развивает их, его образ мысли — вот что подкупает. Макс, привыкший почти сразу переходить к действию, в один прекрасный день говорит Боре: «Он нам нужен». У Бори нет ни единой причины для того, чтобы не согласиться. И тут возникает проблема.

Ян не считывает их сигналы. Вообще.

Это странно. Ян совершенно не кажется дураком или человеком, который по каким-то причинам сознательно избегает определённых тем — как раз наоборот, многие его приколы, если не сказать большинство, завязаны как раз на сексе, и, кхм, отнюдь не только гетеро. Возможно, дело в самих Боре и Максе, но по некотором размышлении они решают, что если так, то Ян уже десять раз мог бы открытым текстом отшить их — было бы обидно, ведь он им искренне понравился, но никто никого насиловать не собирался и не собирается. Их поползновения не встречают ни однозначного отпора, ни внятного согласия на какие-либо дальнейшие действия — они просто разбиваются о невидимую стену, за которой светят привычные дружелюбные улыбки.

Такое поведение интригует и, по мнению Макса, требует разговора, чтобы расставить все точки над «ё». Боря усмехается и добавляет, что магическое Максово «бу-бу-бу» способно развести кого угодно на что угодно. Но в целом, конечно, беседа словами через рот в данной ситуации обоим представляется наиболее разумным решением. Нужно только улучить подходящий момент.

Он наступает внезапно. Просто на следующий день после репетиции, во время которой Яна по неизвестной причине словно подменили, как-то само собой случается так, что они остаются на точке втроём. Шура улетает на свидание с «вот такииииииими сиськами, пиздец, вы даже не представляете»; Лёва спрашивает, прилагается ли к «вот такиииииим» сиськам что-нибудь ещё, за что посылается нахуй и, по всей видимости, именно туда уходит с гордо поднятой головой. Звонок убегает ещё раньше на встречу с чуваком, который добыл для него какие-то, по его словам, совершенно уникальные струны. В репетиционной комнате стоит диван — старый и потрёпанный, но от этого не менее уютный. Дверь запирается на ключ.

Всё складывается идеально — за исключением тишины, которая повисает, стоит Боре и Максу устроиться на диване по обеим сторонам от Яна. Неловкой до крайности, давящей на мозги, попросту невыносимой тишины. Максово «что случилось?» — естественно, именно он не выдерживает первым — уходит в пустоту. Борино — вызывает тихий вздох и средней паршивости попытку отшутиться. А ещё одно Максово, повторённое более настойчиво, влечёт за собой тираду — эмоциональную, почти сплошь нецензурную и самоуничижительную.

Последнее ощущается до одури неправильным и несправедливым.

— Лёва долбоёб, — уверенно резюмирует Боря, когда Ян затихает, глядя перед собой.

— Не просто долбоёб, а сказочный долбоёб. И пидорас. Во всех смыслах этого слова, — нахмурившись, поддерживает его Макс.

Перед ними Ян — Ян настоящий, без привычной брони язвительности, потерявшийся в неуверенности и отвращении к себе. Это слишком интимно, откровенно и болезненно. Ни один из предполагаемых ими вариантов беседы не предусматривал такое — а момент вот он, на ладони, куда уж более подходящий. Жизнь, бессердечная ты сука.

Остаётся только действовать наугад. И надеяться, что хуже не станет — иначе невозможно будет простить себя.

Втянув в себя воздух с тихим звуком, Боря придвигается к Яну и кладёт руку ему на плечо. Ян бросает на него короткий взгляд, но никак не комментирует это. Ффух.

— Он пидорас. И это не новость, — со стороны Макса раздаётся хмыканье. — Но тебя это ебать не должно.

В ответ — невесёлая, кривая ухмылка.

— Как видишь, ебёт. И даже разъёбывает.

— Забей, правда, — на колено Яна ложится ладонь Макса. В четыре глаза они отслеживают реакцию. Ян как-то странно, рвано вздыхает, но руку не сбрасывает. Даже тогда, когда она начинает поглаживать его по колену и выше. Окей, допустим.

— Легко сказать.

Макс смотрит на Борю поверх Янова плеча. Боря смотрит на Макса. В глазах у Макса читается решимость — такая, как если бы он собирался спустя мгновение прыгнуть в пропасть. Макс еле заметно поднимает брови в немом вопросе. Боря кивает.

— А ты постарайся, — эта фраза звучит на полтона ниже и тише обычного Максова голоса, и у Бори по коже бегут мурашки. Макс ёрзает на диване и перемещается ближе к Яну — настолько ближе, что ещё сантиметр, и он сможет уткнуться носом в Янову щёку. Боря чувствует, что Максу хочется это сделать, но он всё равно немного медлит. Хотя, если речь о Максе, «медлит» — это максимум секунд на десять.

Так и происходит.

— Что... — только и успевает сказать Ян перед тем, как Макс мягко целует его в щёку, а потом трётся о неё носом, словно большой рыжий кот. От такого зрелища у Бори внутри приятно ноет. Он подаётся вперёд и накрывает своей рукой ладонь Макса на Яновом колене, переплетая пальцы. Макс издаёт негромкий горловой звук — ни дать ни взять мурлыканье.

По щекам Яна разливается краска. Кожа горит — Боря ощущает это, когда поглаживает её тыльной стороной ладони, а потом дотрагивается губами.

— Ты классный, — шепчет он, обводя кромку уха Яна кончиком пальца, чтобы заправить волосы. Дыхание Яна учащается, и Боре хотелось бы сказать, что он готов остановиться сам и остановить Макса по первой же просьбе — в конце концов, человек между ними в полном душевном раздрае, — но именно в этот момент он понимает, насколько естественным и приятным ощущается для него всё происходящее. Для Макса, он более чем уверен, тоже. А для Яна?..