8. ЗВОНОК ОБРЕЧЕННЫМ (1/2)

- Меня зовут Олаф Свенсон. Это Ингвар Энстрём, - произнес один из агентов. – А это – Вадим, наш коллега из России.

Равнодушно скользнув взглядом по удостоверениям агентов Службы госбезопасности Швеции (СЭПО), Крис поднял воротник своего приталенного пальто. Пронизывающий ветер трепал волосы, обжигал лицо. Поздняя осень в Стокгольме.

- Просто Вадим? – иронично прищурился Крис. – У меня мало знакомых среди русских, но мне казалось, что Вадим - это имя, а не фамилия. Или я ошибаюсь?

- Не ошибаетесь, господин Шёнборн, - произнес тот на хорошем английском. – Всего лишь имя. Полностью меня зовут Вадим Александрович. Фамилию я вам не назову, извините. И сразу поясню: я не являюсь сотрудником спецслужб России, а нахожусь здесь в качестве… ммм, частного консультанта.

Крис с подчеркнуто скептическим видом пожал плечами.

Русскому на вид было лет 50, может быть больше. Короткие с проседью волосы, седая щеточка усов и очень колючий, цепкий взгляд. Фигура поджарая, спортивная, несмотря на возраст. От него исходила аура опасности.

- Здесь поблизости есть уютное кафе, зачем нам стоять на ветру? – как бы невзначай заметил Энстрём.

- Я не планирую вести с вами долгих бесед, господа, - жёстко произнёс Крис. – Встреча с вами вообще не входила в мои планы. Так что поговорим здесь. Тем более что я догадываюсь, о чем пойдет речь. Вы хотите, чтобы я прекратил расспросы о том, что именно произошло на борту «Принцессы Марии». Я угадал?

- Вы ведь только что были у репортера телеканала ST-3 Густава Ульссона? – невозмутимо осведомился Свенсон, проигнорировав реплику Криса.

- Был. Впрочем, этот визит оказался бесполезным, как и прочие мои визиты здесь, в Стокгольме, - с равнодушным видом произнес Крис, помня о своём обещании журналисту не выдавать его. – Кажется, вы основательно запугали свидетелей. Только непонятно – с какой целью.

- Господин Шёнборн, вы – дипломат и, без сомнения, знакомы с такими понятиями как государственная тайна и гражданская ответственность, - произнес Энстрём. – И мы апеллируем именно к гражданской ответственности. Вашей ответственности. И вашей добропорядочности, наконец. Скажу прямо, расспросы, которыми вы занялись, крайне нежелательны и являются потенциальной угрозой…

- Угрозой чему? – с вызовом спросил Крис. – Швеции?

- Не только Швеции, - вмешался русский. – Иначе меня здесь не было бы.

Безликие шведские агенты не производили никакого впечатления на высокородного графа Шёнборна, в чьих жилах текла кровь владык Священной Римской империи. А вот цепкий, колючий взгляд русского ясно говорил, что этот человек не знает жалости и крайне опасен. Но Крис не собирался поддаваться унизительному страху. Тем более что ему пока даже не угрожали.

- Вы ведь из России? – высокомерно осведомился граф Шёнборн. – Как интересно! И причем здесь Россия, Вадим Александрович?

Он с подчеркнутым уважением произнес трудное русское имя, и в этом уважении сквозила язвительность надменного аристократа.

На лице русского появилась ледяная улыбка. Он молчал. И вдруг фыркнул.

- Черт, и почему мне так везет на графов? Шёнборн, вы уже второй граф, с которым мне приходится встречаться. Первый граф был редкостным мерзавцем*. Надеюсь, вы окажетесь лучше.

- Мне трудно сравнивать, ибо понятия не имею, кого вы имеете в виду под первым графом. Но, разумеется, приложу все усилия, чтобы оказаться лучше него, - холодно заметил Крис. – Итак, господа, почему мои робкие попытки докопаться до истины вызывают у вас такую нервозность? Может быть, дело в той сумке, которую нёс русский мальчик? Влад Воронцов.

- Прошу вас понять: не было никакой сумки, - поспешно произнес Свенсон. – Не бы-ло.

- И мальчика тоже не было? – Крис с вызовом смотрел на мрачную троицу.

- И мальчика не было, - отрезал русский.

- Это всё, что вы можете мне сказать? – презрительно хмыкнул Крис. – Что ж, тогда наш разговор закончен, господа.

- Шёнборн, мы знаем, что вы не просто дипломат. Мы знаем, кто ваш отец, - заговорил Энстрём. – Очевидно, вы полагаете, что его высокое положение и связи гарантируют вам иммунитет от неприятностей. Вынужден вас огорчить: связи вашего отца вам не помогут. Если вы не прекратите свое идиотское расследование…

- А, вот и начались угрозы, - заметил Крис, скрестив руки и свысока глядя на агентов. – Признаться, господа, это выглядит жалко. Я думал, что у спецслужб есть более весомые аргументы, чем угрозы на уровне дворовой шпаны.

- Надеюсь, что до весомых аргументов с нашей стороны дело не дойдёт, - подал реплику Свенсон. – Во всяком случае, нам не хотелось бы демонстрировать свои возможности. А они весьма обширны, господин Шёнборн. Надеюсь, вы это понимаете.

Крис даже не взглянул на него. Перед агентами стоял молодой надменный аристократ, всем видом показывающий, что они – лишь жалкие плебеи, грязь и пыль под его начищенными до блеска ботинками.

- Послушайте, Шёнборн, - снова вступил в разговор русский. – Мы вам не враги. И мы вас прекрасно понимаем. Вы потеряли близкого человека. Но не вы один. 850 человек, даже больше, лежат на дне морском! 850 человек погибли! Сейчас тысячи людей оплакивают своих близких!

- Именно так. А вы препятствуете тому, чтобы эти люди узнали правду! Пытаетесь скрыть, почему судно затонуло и кто в этом виноват. Пытаетесь увести виновных от ответственности, и потому запугиваете свидетелей, угрожаете мне…

- Нет! – в глазах русского сверкнула молния. – Нет, Шёнборн. Совсем напротив. Мы хотим и делаем всё, чтобы… чтобы все, кто виновен, были наказаны. И они будут наказаны, я клянусь! Но вы своим расследованием мешаете нам выйти на виновных…

- И чем же мое расследование вам мешает, позвольте спросить?? Это даже не расследование, это всего лишь расспросы…

- Ваше расследование нам мешает, - жестко повторил русский. – И не просто мешает. Оно ставит под угрозу жизни людей. Повторяю, более 850 человек погибли. В том числе ваша невеста. Вы хотите, чтобы число жертв росло?

- Что вы имеете в виду? – глаза Криса сузились. – Вы намерены убивать свидетелей?

- Нет! Мы намерены спасти свидетелей. Спасти ни в чем не повинных людей. Спасти тех, кто рисковал своей жизнью… Вас, черт возьми, спасти, наконец! Да, вас, Шёнборн! Потому что вы ни черта не узнаете, а вот погибнуть можете легко!

- Мне плевать на свою жизнь! Я…

- Если вам плевать на свою жизнь, то подумайте о том, что вы ставите под угрозу жизни других людей!

- Ваши слова меня не убеждают, Вадим Александрович.

- Знаю. Но других слов у меня нет.

- Они у вас есть. Вы – русский. И Влад Воронцов тоже русский. Похоже, вы прилетели в Стокгольм из-за него – догадаться несложно. Я не спрашиваю, что за дрянь находилась в той чертовой сумке, которую он тащил. Но я спрашиваю: что сталось с этим мальчиком? Где он сейчас? Уже вошел в число новых жертв?

- Нет! – твердо ответил русский. – С этим мальчиком всё в порядке. Просто поверьте. И если вы хотите, чтобы с ним и дальше всё было в порядке, прекратите его разыскивать. В конце концов, зачем он вам?

- Во-первых, он находился в каюте, соседней с той, которую занимала Мари, моя невеста. И он может что-то знать о ней. Во-вторых… во-вторых, я боюсь, что вы его и впрямь можете убить как опасного свидетеля…

- Мы никого не убиваем! – встрял в разговор Энстрём.

- Вы – это кто? – язвительно осведомился Крис. – Служба госбезопасности Швеции? Или спецслужбы России? Или кто-то ещё? Я до сих пор не могу понять.

- Вам и не следует этого понимать, - заявил Свенсон. – Просто прекратите своё расследование или расспросы, как вы это называете. Вам нечего делать в Стокгольме, возвращайтесь в Ригу!

- Господин… Свенсон, так, кажется? Так вот, господин Свенсон, я не нуждаюсь в чьих-либо советах, а тем более указаниях, где мне следует находиться и куда отправляться. Напоминаю, что я гражданин Австрии и свободно могу передвигаться по территории ЕС. Более того, если вы не в курсе, у меня есть дипломатический иммунитет.

- Дипломатический иммунитет не спасает от пули, господин Шёнборн. И нет, это не угроза. Это предостережение.

- Это угроза, господин Свенсон. И никак иначе.

Швед пожал плечами.

Воцарилось молчание.

- Это действительно было лишь предостережением, Шёнборн, - заговорил русский, и его тон был примирительным. – Черт, какие же вы все, графы, упрямые! И это упрямство превращает вас в полных идиотов.

- Благодарю вас за прямолинейность, Вадим Александрович, - Крис вновь старательно выговорил русское имя.

- Мы с вами союзники, Шёнборн, - взгляд русского сейчас был цепким, но не колючим. – Мы все хотим одного: наказать виновных. И вы можете оказать нам неоценимую помощь.

- А именно: не вмешиваться, - саркастически заметил Крис.

- Именно, - кивнул Вадим Александрович. – Поверьте, это единственное, что вы можете сделать.

- Я все-таки постараюсь сделать чуть больше, - холодно произнес Крис. – Всего хорошего, господа.

И он, сунув руки в карманы пальто, зашагал прочь. Никто его не остановил.

***

Крис был взбешен. Здравомыслие подсказывало, что оба шведа и русский правы: ему не следует лезть в тайну крушения парома. Это опасно. И это не вернёт Мари.

Но всё в нём восставало против того, чтобы сидеть сложа руки. Это был своего рода инстинкт самосохранения. Мари была смыслом жизни для Криса. И теперь, когда этот смысл был безвозвратно утрачен и в жизни образовалась чудовищная пустота, нужно было делать что-то, чтобы если не обрести новый смысл, то хотя бы не дать этой пустоте утянуть душу в пучину смерти.

Крис чувствовал, что сейчас не время задумываться о будущем. Всё равно никакого будущего не просматривалось. Его жизнь сейчас походила на погибший корабль, лежащий на морском дне. В этом корабле была похоронена любовь, похоронены мечты и надежды, было похоронено счастье.

Но жить было нужно. Хотя бы сегодняшним днём. Даже не днём, а мгновением, не думая о том, что произойдет через час, через минуту или даже секунду. Так можно было продержаться какое-то время. Может быть, даже очень долго. Пока из погибшего корабля не выйдет весь воздух и легкие не наполнит черная мертвая вода…

Крис намеревался с утра начать поиски портового таможенника, о котором ему говорил журналист ST-3. И делать это нужно было очень аккуратно, поскольку теперь было очевидно, что за Крисом следят. Крис понятия не имел, как путать следы, уходить от слежки. Об этом он разве что читал в романах или смотрел в фильмах, хотя и не был поклонником шпионской белиберды.

Вернувшись в гостиницу, граф Шёнборн для начала напился. Чтобы снять нервное напряжение. Прогнать страх. Отчаяние. Алкоголь снова подарил оптимизм, пусть и иллюзорный. И Крис решил, что настало время побольше узнать о загадочном русском херувимчике, поскольку тот оставался последней ниточкой, способной привести его к разгадке зловещей тайны.

Исходных данных было мало. Владислав Воронцов. Но в какой стране он жил: в Латвии? России? Белоруссии? Украине? Где-то еще? Непонятно.

Крису ничего не оставалось как прибегнуть к помощи всезнающего Google.

Поиски были не то чтобы бесплодными. Просто Владиславов Воронцовых нашлось если не сотни, то десятки уж точно. У Криса в глазах рябило: и от выпитой почти полностью бутылки виски, и от бесконечных фотографий, многие из которых были нечеткими, сделанными издалека. А многие аккаунты в соцсетях вообще не имели фотографий. Да и не исключено, что этот Влад присутствовал в соцсетях под псевдонимом.

Но после долгих поисков на экране появилось знакомое лицо. Да, то самое лицо: русые волосы с челкой, глаза темно-орехового цвета, озорной, игривый взгляд. И родинка на левой щеке.

Владислав Воронцов, Московская область. 17 лет.

Да. Это он. Но доступ на страницу в соцсети был ограничен. Присутствовала сама страница с фотографией, еще пара-тройка фотографий: осенний городской парк, какая-то улица, опушка зеленого леса… Никаких подписей. Когда и где именно эти фотографии были сделаны – непонятно.

Владислав Воронцов. Московская область. 17 лет. Больше – никакой информации. Доступ к списку друзей был закрыт. Список интересов отсутствовал.

И всё же это было уже кое-что! Крис кликнул на раздел личных сообщений. Задумался, что именно написать мальчишке… Послать Владу фотографию из судового ресторана, где тот сидит рядом с Мари? «Я – жених этой девушки. Пожалуйста, расскажи мне…»

Крис, несмотря на небольшой стаж дипломатической службы, уже составил десятки писем, сотни депеш. Его учили писать письма с детства. Но сейчас он вдруг впал в ступор. Он боялся написать что-то не так, спугнуть парня…

Между тем все это время страница с формой для отправки личных сообщений медленно грузилась… Чтобы в итоге продемонстрировать Крису издевательское: «404. File not found».

Мысленно прокляв гостиничный wi-fi, Крис снова набрал скопированный в буфер адрес аккаунта Владислава Воронцова. Чтобы тут же на экране появилось: Пользователь с таким именем не найден».

Крис замер. На его лице появилась презрительная и горькая усмешка. Конечно, он еще пару раз перезагрузил страницу. Но было ясно: страница удалена. Причем удалена прямо сейчас, в тот самый момент, пока Крис ломал голову, какие именно слова подобрать, чтобы письмо Владу было убедительным.

Крис хмыкнул. Он уже не злился и не удивлялся. А если и удивлялся, то лишь тому, что страницу Владислава Воронцова не удалили раньше. Впрочем, и у свенсонов/энстрёмов и прочих вадимов александровичей тоже был цейтнот, ясно же! Эти типы спешно заметают следы.

- Твари! – пробормотал Крис, допивая остатки виски прямо из горла. – Вот твари!

Он уже ни о чем не мог и не хотел думать. Он слишком устал. И он был пьян, очень пьян.

Крис и не заметил как отключился.

***

Помощник директора таможни Стокгольмского порта Ханс Бильдт снял наушники, устало потер глаза и откинулся в кресле, сцепив руки за головой. Он устал. Последние два дня были адскими. Доставка пострадавших с потерпевшего крушение парома «Принцесса Мария» потребовала мобилизации людей, круглосуточной работы почти без перерывов. Поток транспорта, направлявшегося в порт и выезжавшего из него, увеличился в разы. Кареты скорой помощи, полиция, военные, гуманитарные грузы, медикаменты… Гробы, наконец.

Ежечасно приходилось решать тысячу проблем, к чему не был готов ни Бильдт, ни его подчиненные. Ибо за 18 лет работы в стокгольмском порту Бильдт столкнулся с подобным кошмаром впервые.

И при этом высшее начальство, непрерывно требовавшее «ускорить, упростить, обеспечить», даже и не подумало отменить хотя бы часть документооборота по оформлению таможенных процедур. Наоборот, приходилось заполнять гораздо больше форм, причем многие пункты в этих формах, похоже, были сформулированы идиотами, ни дня ни проработавшими в таможне и понятия не имевшими, что это такое…

Но Бильдт был не просто высокопоставленным чиновником портовой таможни. В его небольшом кабинете, помимо основного рабочего монитора, стоял еще один. С виду обычный ноутбук, но с особой начинкой. На этот ноутбук время от времени поступали номера и технические параметры телефонов, оказавшихся в зоне стокгольмского порта. При этом автоматически активировалась аппаратура, прослушивавшая разговоры, которые велись с этих телефонов. Собственно, от Бильдта даже не требовалось самому заниматься прослушкой. Он должен был лишь следить за тем, чтобы система прослушивания телефонных разговоров работала безотказно.

Но Бильдта не устраивала эта роль простого айтишника. Он жаждал большего. Он начал свою игру и незаметно втянулся. Ибо разговоры, которые прослушивались через секретный ноутбук, порой были слишком интересными.

Вот и сейчас Бильдт включил и в который уже раз внимательно прослушивал запись телефонного разговора, который состоялся буквально за пару-тройку часов до крушения «Принцессы Марии». В тот самый момент, когда гигантский корабль входил в штормовую зону на Балтике.

Разговор шел не по сотовой, а по спутниковой связи, действовавшей и в открытом море, вне зоны покрытия обычных мобильных операторов.

Бильдт прослушивал его снова и снова. Он, кажется, уже наизусть выучил этот диалог, мог произвести его сам, вплоть до пауз и интонаций, даже брани на латышском языке, которого, вообще-то, не знал.

Он понимал, что рискует. Очень сильно рискует. Но Бильдт любил риск. Кто-то страдает алкоголизмом. Кто-то подсаживается на наркотики. Кто-то проматывает деньги в казино. А страстью Бильдта был слив ценной информации.

Ему не нужны были деньги, у него было высокое жалованье, после развода он жил один и никаких особых материальных запросов у него не было. Бильдту нужен был кайф. А этот кайф он испытывал, когда слышал в теленовостях или читал на новостных сайтах: «хорошо информированный источник, пожелавший остаться неназванным, сообщил нам, что…» И Бильдт знал, что этим источником является он сам. Он!

«Я – тот самый источник, который знает всё, но которого вы не знаете. Это я. Я!»

Это осознание для Бильдта было подобно оргазму. Как и уверенность в собственной неуловимости.

Бильдт вздохнул. Побарабанил пальцами по столу. Еще раз вздохнул – глубоко. Набрал номер телефона.

- Густав? Надо встретиться. Есть кое-что важное. Да, сейчас. Прямо сейчас. Там, где обычно. Нет, не пожалеешь. Тут у меня бомба. В буквальном смысле. И даже не одна.

***

Корреспондент ST-3 Густав Ульссон вышел из маленького бара в центре Стокгольма. Бар этот располагался на узенькой улочке, которая была заполнена веселыми компаниями как молодых, так и не очень молодых шведов, пришедших расслабиться в питейных заведениях, коих в этом районе Стокгольма было великое множество.

Отличное место для незаметной встречи, в этих толпах легко затеряться. Ульссон уже не впервые встречался в этом баре с Бильдтом. Таможенник был ценным информатором, и Ульссон относился к нему очень бережно. Сведения, которыми делился Бильдт с Ульссоном, приносили репортажам последнего заоблачные рейтинги. Например, репортаж о рекордной партии героина – сразу пять тонн – найденных в трюме прибывшего из Таллина парома. Было это полгода назад. Паром был еще на середине Балтики, когда Бильдт позвонил Ульссону с сообщением о том, что стокгольмская полиция уже ждёт груз контрабанды…

То же было с информацией о переправке на паромах нелегальных мигрантов и даже оружия.

Оружие было отдельной историей. Бильдт делился с Ульссоном ценными сведениями на протяжении последних нескольких месяцев, но тот не торопился выдавать их в эфир, ожидая новых данных, чтобы сенсационное расследование было подтверждено неоспоримыми фактами.

И когда Ульссон шел на встречу с таможенником, то был уверен, что у того появились новые данные об оружейной контрабанде. Но то, что он услышал от Бильдта, потрясло журналиста, несмотря на весь его профессиональный цинизм.

И теперь Ульссон стоял, прислонившись к стене дома, наискосок от бара, пытаясь привести в порядок мысли. Переулок был заполнен гогочущей публикой, двери многочисленных баров то открывались, то закрывались…

Царила расслабленная атмосфера пятницы… Но Ульссону было не по себе. И от услышанного. И от ощущения неведомой опасности, притаившейся рядом. Они с Бильдтом обычно встречались в самом дальнем и темном уголке маленького бара, подальше от посторонних глаз. Входили и выходили из бара всегда порознь: осторожный Бильдт не хотел, чтобы его видели в компании с журналистом.

Обычно Ульссон, получив от Бильдта информацию, сразу уходил, причем никогда не останавливался возле бара. Но сейчас остановился. Его голова шумела как у пьяного, хотя выпил он всего кружку пива.

Он стоял метрах в 15-ти от двери бара, из которой вот-вот должен был появиться Бильдт. Ничего страшного. В разношерстной, гомонящей толпе никто не обратит внимания ни на Бильдта, ни на Ульссона.