Глава 5 (1/2)

Интенсивно загребая морские волны могучей рукой в положении полубоком, Клаус не без труда выбрался на песчаный берег пристани. Однако едва хлюпающие ботинки отпечатались на влажной полосе прибрежного песка, корабль беспардонно разразился оглушительным воем тревожных сирен. Стоит отдать должное экипажу Элизабет — не прошло и двух минут, как вся правая часть корабельного борта покрылась огненными светлячками ламп подскочивших по тревоге матросов.

— Они на берегу! — прокричал какой-то особо горластый тип, чей возглас перекрыл даже визг несмолкающих сирен. Светлячки всколыхнулись и как по команде в едином порыве полетели к забортному трапу, ну, а Клаус покрепче прижал к себе влажное тело несчастной девушки и бросился прочь, в сторону города, надеясь успеть разыскать лачугу того доктора, пока не стало слишком поздно.

Песок под ногами осыпался, скрадывая размашистые движения, отчего Клаусу казалось, что он бежит не быстрее сухопутной черепахи, а размытая ночной теменью грань, отделяющая берег от растрескавшихся земляных мостовых, и становящиеся всё отчётливее крики за спиной лишь усиливали этот эффект. Но страшнее всего было состояние Элизабет: она холодела всё больше с каждой секундой, и этот холод сквозь тонкую ткань вымоченной сорочки передавался и самому великану, закрадываясь в его бешено колотящееся сердце и вонзаясь в плоть леденящими иглами отчаяния. Демонслеер вновь затеял опасную гонку со временем, где в который уже раз на кону оказалась чья-то жизнь. Яростный рык вырвался из обожжённого частыми вдохами ртом горла, и Клаус, собрав всю свою волю в кулак, ускорился до таких пор, пока к нему не вернулось ощущение ясности совершаемых движений. Всё, хватит с него смертей! Сегодня он собственноручно разорвёт этот порочный круг и во что бы то ни стало спасет эту девушку.

Пулей вылетев на мостовую и перепугав разбуженных сиреной горожан, которые со справедливым возмущением на полусонных — ну по крайней мере так было до появления несущегося прямо на них пирата — лицах выглянули посмотреть из-за чего весь сыр-бор, Клаус набрал полные лёгкие воздуха и громко — чем только увеличил количество загоревшихся светом окон — прокричал:

— Здесь есть доктор?!

Реакция людей на его крик получилась различной, — кто с визгом падал на пятую точку, превращая глаза в наполненные первобытным страхом блюдца, и сотрясал землю под собой нервной дробью; кто-то со скоростью вспышки молнии залетал обратно в дом, хлопая дверью так, что с потолка в прихожке осыпалась побелка; кто-то по классике превращался в неподвижную статую, роднясь с молчаливыми горгульями, верой и правдой охраняющими сны суеверных богачей, — однако никто из присутствующих так ничего и не ответил. Великан злобно сплюнул, впервые посетовав в душе на свою дурную славу, и продолжил бежать, надеясь, что ему удастся сориентироваться, как только он окажется в окрестностях трактира «Весёлый пьяница».

— Эй, здоровяк, ¬– внезапно окликнул сосредоточенно всматривающегося в вывески великана чей-то ещё не надломившийся мальчишечий голосок, — следуй за мной.

Не останавливаясь, Клаус в недоумении мотнул головой в направлении голоса и увидел мальчишку лет двенадцати в потрёпанной холщовой одёжке, больше подходящей бродяжкам, который зазывал его в переулок впереди. Поддавшись на уговоры загадочного мальчугана, потому что от него не исходило совершенно никакой угрозы, не считая разве что присутствия некоторой лукавости в невзрачных серых глазах, однако не демонслееру со своим лисим взглядом его осуждать, великан на полном ходу свернул в переулок, чуть было ненароком не протаранив стену ближайшего дома, и после этого бежал уже вслед за ним, стараясь подстраиваться под темп маленького проводника.

Кирпичные фасады зданий с безумной скоростью сменяли друг друга, километры тёмных переулков, казалось, сливались в единый нескончаемый лабиринт, и если бы не юркий проныра, ведущий Клауса непонятно куда, — но лучше бы, конечно, к доктору, для его же благополучия, — то последний точно бы заблудился в нём, наивно посчитав, что эта провинция маленькая. Беготня по улочкам прекратилась только с рассветом, когда они оказались в том самом тупике, где стоял кособокий домишко с испещрённой мелкими дырами дверью. Парнишка вбежал на крылечко, по-свойски отодвинул половик, который укрывал под собой ключ от замка, в два поворота открыл его и вошёл внутрь, а следом за ним влетел Клаус с умирающей девушкой на руках.

— Бабушка! — с порога прокричал в полутёмный коридор мальчуган. — Бабушка!

— Чего горланишь с утра пораньше, шалопай? — глухо отозвалась она скрипучим голосом, донёсшимся из первой боковой двери. Послышался звук сливаемой воды, затем его сменило неторопливое шарканье уже немолодых ног, после чего дверь открылась, и в коридор выглянула морщинистое лицо с заспанными глазами и торчащими в разные стороны серебристыми волосами. — И вообще ¬– где ты шляешься по ночам, негодник?

— Бабушка, сейчас не до этого! — сердито отмахнулся парнишка. — Здесь девушке срочно нужна твоя помощь! — маяча рукой в направлении застывшего истуканом великана, проговорил он.

Сузив подслеповатые старческие глаза, старушка всмотрелась в очертания неожиданного гостя за спиной внука и безошибочно опознала в нём недавнего пациента с глубокой раной на груди, а после опустила взгляд на его бледную как приведение ношу, и её лицо мгновенно преобразилось.

— Филип, проводи их в кабинет. Я сейчас подойду.

— Хорошо, бабушка, — с готовностью отозвался мальчик и поманил Клауса в самую дальнюю комнату коридора.

Всё внутреннее убранство комнаты целиком и полностью являлось медицинским. На тонких нитях плетёных веревочек под потолком висели высушенные целебные травы, по углам смиренно стояли шкафчики с мутными стеклянными дверцами, через которые можно было разглядеть рулоны бинтов, склянки с настойками и мазями, а по бокам стояли две белые больничные койки, делящие стены с рабочим столом с одной стороны и двумя тумбочками с хирургическими инструментами с другой.

— Положи её на койку, — распорядился Филип и, как только Клаус выполнил распоряжение, изучающее, можно даже сказать профессионально осмотрел Элизабет, нисколько не смутившись просвечивающих сквозь белую ткань сорочки изгибов женского тела. Хотя, надолго он на них особо и не задерживался, потому что его взгляд почти сразу приковал к себе покрытый безобразной кроваво-гнойной плёнкой, распухший и обросший тёмно-фиолетовой расползшейся по щеке вдоль венозных жил паутиной порез. Мальчик всё понял и быстро побежал к угловому шкафчику.

— Что с ней приключилось? — осведомилась старушка, как только вошла в комнату. Сейчас она выглядела прямо как заправский доктор: строгий белый халат, собранные в хвост волосы, очки с толстыми линзами в круглой оправе и свисающей с шеи стетоскоп. Да и действовала соответствующе: не дожидаясь ответа, быстрым шагом подошла к Элизабет, прощупала пульс, послушала дыхание, осмотрела рану и, несколько расслабившись, посмотрела на демонслеера.

Клаус только раскрыл рот, чтобы всё прояснить, как его перебил Филип, дотошно перебирающий одинаковые на вид склянки:

— Это сильно действующий яд. Нужно приготовить противоядие.

— Какой яд?

— Я подозреваю, что слёзы кореглаза.

— Так и есть, — несколько недовольно подтвердил его догадку великан, слегка раздражённый тем, что ему снова не дали высказаться. Но с другой стороны — чего он ожидал, оказавшись в семье врачей, которые по всей видимости хорошо знали своё ремесло.

— Филип отправляйся на кухню и приготовь настойку…

— Из жёлтого цикория и… горькой полыни, — найдя наконец пузырёк с экстрактом последней, закончил за бабушкой мальчик и, сорвав с верёвки несколько одуванчиков, умчался корпеть над противоядием.

— Всё то ты знаешь, шалопай, — недовольно пробурчала ему в спину старушка, но по подскочившим вверх уголкам морщинистых губ Клаус с уверенностью мог сказать, что она гордится внуком. — А я пока позабочусь о её ране. Необходимо полностью вымыть из неё все остатки яда и хорошенько продезинфицировать.

— С ней точно всё будет хорошо? — угрюмо поинтересовался облокотившийся о дверной косяк мечник, с недовольством наблюдая за сменившим быстрый шаг неспешным шарканьем пожилой докторши до одной из тумбочек.

— Если девочка дожила до сюда, — невозмутимо ответила та, открывая первый отсек и доставая оттуда упаковку резиновых перчаток, — то доживёт и до рассвета. Лиза — криолис, она сильная, справится.

Старушка подмигнула хмурому великану и отточенным годами движением надела перчатки на руки, после чего взяла железный лоток и начала собирать в него все необходимые вещи. Как только всё было собрано, она подошла к койке с пациенткой, поставила лоток у изголовья, а для себя приготовила низенькую табуретку.

— И как же до того дошло? — поинтересовалась она у Клауса, аккуратно убирая миниатюрным пинцетом плёнку с раны. В ответ на это порез разразился нелицеприятной буро-жёлтой жидкостью. Старушка быстро убрала её кусочком ваты.

— Бунт на корабле, ¬– мрачно усмехнулся демонслеер.

— Бунт на корабле, — врачевательница обмакнула деревянную палочку с намотанным на конце куском ваты в пузырёк с призрачной жидкостью, — бывает только на пиратских суднах. Уж поверь моему богатому полевому опыту, — насмешливо добавила она, с тщательным усердием отчищая рану от всякой инородной гадости.

— И где же получался этот опыт?

— Под боком у Роджера, — горделиво поделилась старушка, покончившая с вычищением и теперь продевающая нить в ушко изогнутой полумесяцем иголки.

— Чешешь, — недоверчиво бросил Клаус. — Больно ты молода для той, кто пиратствовал в море пятьдесят с лишним лет тому назад.

— А ты знаешь, как польстить даме, — старчески хохотнула пиратка в отставке, стягивая разрезанную щеку идеально ровными стежками. — Но ты прав, мне действительно было всего шестнадцать лет, когда я попала на корабль Роджера. Эх золотые были времена… — ностальгически протянула она, затягивая последний узелок, и мелодичным щелчком ножниц обрезала нитку.

— Значит, ты уже вторая моя знакомая, которая знала Роджера лично.

— Вторая? — удивлённо переспросила пожилая женщина, обернувшись на гостя с приклеенным к кончику указательного пальца распечатанным пластырем.

— Да, мой бывший капитан — его внучка.

— К-как внучка?.. — совсем уж опешила старушка широко разведя руками в стороны, отчего ненадёжно прицепившийся пластырь отправился в свободный полёт до тех пор, пока не прилепился к полу. — Его жену и ребёночка ведь пираты же…

— Не родная внучка, — поспешил внести ясность Клаус, пока его собеседница ещё чего себе не навыдумывала. — Он приютил её совсем ещё крохой и растил до тех пор, пока его не схватили дозорники и не устроили показательную казнь.

— Первый раз об этом слышу… — рассеяно пробормотала бабушка и повернулась к пациентке, чтобы доделать свою работу. Она быстренько выдавила на сложенный квадратиком бинт горстку мази из тюбика, приложила его к ране и, откупорив новый пластырь, надёжно зафиксировала им повязку.

— Неудивительно, — Клаус освободил проход для возникшего в дверях с кружкой горько пахнущего отвара и широкой деревянной ложкой в руках Филипа. Войдя, он не мешкая направился к Элизабет. — Об этом знал только я.

— Пои её каждые три полных переворота часов, — уступив табуретку внуку, дала последнее наставление старая врачевательница, снимая с узловатых рук перчатки, после чего прошла до больших песочных часов, по стойке смирно стоявших на рабочем столе, подвинула их так, чтобы Филипу было видно и перевернула. — А я пока побеседую с нашим гостем, — она поравнялась с великаном, подхватила его под локоть и повела на кухню.