Глава 7 (99). В преддверии бури (2/2)

— Понимаю, — отозвалась Марла, склонив голову набок и ненадолго призадумавшись.

Нужно было сказать что-то, что могло бы утешить Церен, только вот все предыдущие попытки не оборачивались успехом. Ей казалось вполне логичным, что мысль о всеобщей любви, признании и почете приободрит принцессу, но, как оказалась, она и впрямь искренне боялась этого — как огня.

— Я ведь и сама когда-то была такой, — призналась Марла. Она не очень любила вспоминать те беспокойные, полные постоянной тревоги, смятения и страха перед неопределенным будущим дни, но если уж требовалось поковыряться в старых ранах, чтобы показать Церен, что она не одинока в своей печали, она готова была это сделать. — Юной, неопытной девушкой… Моя мать, принцесса Улджи, и ее муж, принц Шахин, много лет провели в бегах. Матери пришлось рожать меня в трущобах и пеленать в старую одежду, а отец неделями голодал, чтобы она могла хорошо есть и у нее не пропало молоко. Я очень плохо помню что-то конкретное о том времени, но зато хорошо помню чувство страха, которое преследовало постоянно и меня, и моих родителей. Потому что, пока мы скитались по закоулкам без единого гроша, Император опасался, что моя мать соберет войска и пойдет против него, и постоянно посылал за нами шпионов и убийц. В один момент они даже почти добрались до нас, но партизаны-подпольщики вовремя пришли на помощь. Не знаю, как все это произошло, но мы оказались у них в штабе. Получили крышу над головой, одежду, тепло, еду… Да, сейчас у меня в распоряжении есть целый дворец, тысяча слуг, куча нарядов и украшений, но тогда я радовалась даже куску хлеба. Долгое время я не понимала, почему жизнь так жестоко обошлась с нами, но потом моя мать все объяснила мне. Тогда я самой себе пообещала, что никогда не сдамся. Не стану бояться, не стану молчать. Буду бороться за свой дом и за своих людей, чтобы ни мне, ни им не пришлось пережить то, что пришлось пережить моей семье, и помогу каждому, кто нуждается в помощи, как в свое время помогли мне. Моя мать и мой отец хотели того же, но все эти события так потрепали их, что, когда мне было тринадцать, отец скончался из-за сердечного приступа, а мать умерла спустя еще три года из-за проблем со здоровьем, которые начались у нее еще после родов. Мне было шестнадцать лет, а на мне уже висела ответственность за судьбу всех людей Рейениса, и я солгу, если скажу, что мне не было страшно. Я совершенно не знала, что должна делать. Всему, что я знаю, меня научила мать, но после ее смерти у меня не осталось никакой поддержки. Те люди помогли мне выйти на связь с Орденом, но я все равно была растеряна и не представляла, что мне делать. Ушло много времени и еще больше усилий на то, чтобы переступить через себя и свои страхи, но все же я сделала это, и вот — я здесь. Я принесла мир своим подданным и буду оберегать его до последнего своего вздоха.

После этого они еще долго разговаривали: по меньшей мере около часа так точно. Откровение Марлы тронуло Церен настолько, что у нее в какой-то момент заслезились глаза, но, правда, сама она не смогла дать разумного объяснения своему состоянию. Впрочем, Марле этого и не требовалось, потому что, кажется, она смогла добиться того, чего хотела.

На следующее утро принцесса, облачившись в багровое платье, надев свою солнечную корону, которая в какой-то момент стала главным украшением ее образа, и собрав волосы в изящный пучок, первая явилась к Марле в покои, когда служанки еще только заканчивали приводить в порядок ее многоярусную прическу и мятно-зеленое вафуку. Когда они остались наедине, Церен вновь поблагодарила Марлу за поддержку и решительно заявила, что готова ко встрече с Альянсом и уже не так боится упасть лицом в грязь, хотя и переживает по-прежнему.

Вдвоем они вышли из королевских покоев, когда Ясемин, Ивар и Вивьен уже ждали их, и направились к залу совещаний.

— Ее Величество королева Марла и Ее Высочество принцесса Церен! — объявил страж, когда они подходили.

Двери открылись, и те прошли в зал совещаний, где уже сидели, ожидая, пока подтянутся остальные, госпожа Ракель, господин Канги и принц Мона.

Ивар и Вивьен вышли вперед, заняв места, следующие на Ракель, которая расположилась по левую руку от Марлы, через один стул, предназначенный для Ясемин, которая опустилась на него сразу же, как только за стол села Марла; а Церен расположилась по правую руку от нее, перед принцем Моной и господином Канги. Три пары глаз тут же устремились в сторону принцессы, но она выдержала эти взгляды с достойным спокойствием и безучастностностью, ожидая пока возможность подобающе представиться выпадет ей сама.

— Рада наконец приветствовать всех вас в своем дворце, — обходительно начала Марла. — Надеюсь, вы все удобно устроились и хорошо отдохнули?

— Все замечательно, — отозвалась Ракель, сдержанно кивнув. — Ваш дворец изумителен.

— Благодарю, — она польщенно улыбнулась, а затем, вдохнув, произнесла: — Но что меня радует еще сильнее, так это то, что сегодня, когда мы все в сборе, рядом с нами присутствует еще и принцесса Церен.

— Как и меня, — подхватила та, улыбнувшись в ответ, и мимолетно взглянула у Ивара. Тот едва заметно дернул головой, мол, продолжайте, и она действительно продолжила: — Ее Величество давно обещала организовать эту встречу, и я ждала ее с нетерпением. Очень надеюсь, что совместными усилиями мы сможем положить конец многовековой тирании и сделать шаг навстречу счастливому, мирному будущему.

Позже немало времени ушло на то, чтобы Церен как следует познакомилась со всеми, а также не забыла рассказать о себе: чем занималась на Немекроне, какие шаги планирует предпринять дальше, на что, в конце концов, надеется, о чем мечтает… Марла выслушивала этот от начала и до конца десятки раз, но все равно внимательно следила за каждым словом, произнесенным принцессой, и пыталась понять, как та себя чувствует прямо сейчас. В общем и в целом, Церен держалась уверенно. Конечно, то, как она без конца крутила одно из колец на пальцах, выдавало ее нервозность и напряженность, но все же после каждого вопроса она чувствовала себя все более раскованно и непринужденно. В основном расспросами ее осыпала Ракель, изредка что-нибудь уточняющее вбрасывал Мона; а вот Канги, что было довольно странно, молчал.

Как правило, на всех собраниях Альянса он говорил громче всех, но пока что-то не торопился с тем, чтобы влезать в разговор. То ли он приценивался, то ли что-то задумал, то ли все вместе — Марла могла только гадать; но все же уповала на его благоразумие и надеялась, что не выдаст что-нибудь этакое, как любил это делать. Если госпожа Ракель хотела поступать правильно, а принц Мона — обдуманно и осторожно, то Канги всегда был радикалом во всем, в каждой мелочи. Не самое типичное поведение для маррунийца, которые были известны своей «холодной» силой, но, что уж поделать, из каждого правила бывали исключения. Этот горячий мужчина все же умел принимать жесткие, бескомпромиссные решения и добиваться желаемого в любой ситуации — потому и поднялся так высоко, став лидером борьбы с оккупацией.

Марла опасалась, что он что-нибудь выкинет, и не зря: сразу же, как только миновал этап формальностей и всех этих церемоний, он выдал:

— Что ж, теперь, когда мы все здесь и точно знаем, что хотим одного и того же, не стоит терять время впустую. Пора обсудить, что мы собираемся предпринимать дальше.

— Согласен с вами, господин Канги, — поддержал Ивар. — Мы слишком долго не предпринимали новых шагов; но теперь принцесса с нами, и можем более уверенно судить о том, что будет дальше.

— Я с самого начала говорил о том, как следует поступать: нам нужно незамедлительно свергнуть Рейлу. А поскольку Ее Высочество теперь здесь, с нами, я не вижу для этого никаких препятствий.

Марла глубоко вдохнула, пытаясь сохранить невозмутимость. Ей до жути не нравились все эти изречения Канги; да и Церен они, похоже, не пришлись по вкусу: та мгновенно растерялась, нахмурилась и о чем-то усердно задумалась. В ее голова наверняка уже представлялись картины утопленной в крови Кальпары — ведь именно это предполагали любые замыслы Канги. Его не волновала даже жестокость, которую он мог ненароком проявить — и слишком чрезмерно, — только лишь результат. И все же, Марла, да и все остальные тоже, прекрасно понимала, чем чреват столь необдуманный шаг. Ведь если бы все было так просто: просто взять и убить Императрицу — они бы давно это сделали. Однако у нее по-прежнему оставались сторонники и те, кто верили в неприкосновенность ее власти.

— Господин Канги, мы ведь уже говорили об этом, — вмешался Мона, заправив за ухо прядь огненно-рыжих волос. — Царствующий деспотизм держится не только на одной Императрице. Не будем забывать и о ее верных приближенных: например, об Айзелле, которую она сделала генералом и главой Совета. Или о Таргарисе.

— Таргарис стар, — отрезал Канги. — Совсем скоро Рейла отправит его на пенсию точно так же, как и Текера. Останутся только Айзелла и хранительница покоев Мерена, но что они две — против армии Рейениса, Марруна, Аурийского королевства, Ордена и Немекроны?

— Не забывайте о том, что у Рейлы тоже есть преданная армия за спиной. Как только они сойдутся, вся Кальпара утонет в крови. А разве нам это нужно?

— Я солидарна с Вами, и сделала бы все для того, чтобы избежать напрасного кровопролития, — смогла, наконец, вмешаться Марла. Она прекрасно понимала, что, если не остановить Канги сейчас, его изречения придется слушать до самого конца собрания. — Это нерационально и, к тому же, очень жестоко.

— Неужели? — снисходительно фыркнул в ответ мужчина. — Разве без кровопролитий Вы бы отвоевали свой дом?

— Я отвоевала свой дом не потому, что мои люди захотели этого. Точно так же они захотели увидеть меня королевой, — сурово опустила Марла в ответ. Ей стоило огромных усилий не выдать раздражения, которое закипало в ней все сильнее и сильнее с каждой секундой, потому что, право слово, иногда этот человек был просто невыносим! Неужели он не понимал, что никто не станет поддерживать его безумные идеи? — Воля народа — вот наш главный приоритет. Иначе чем мы будем отличаться от нацистов-диктаторов?

— Как хорошо, что народ солидарен со мной, — почти что прорычал Канги. — Они ненавидят Рейлу и ее прихвостней и жаждут их падения. Буря разразилась, и ее не успокоить.

— Может и так, но что на счет аристократии? — слово вновь взял Мона. — Они все слишком ценят преемственность и вряд ли захотят видеть на троне принцессу, которая предала собственную семью. Не в укор Вашему Высочеству, — принц мазнул по ней виноватым взглядом, — но это реальный факт.

— Вы правы, — решила высказаться Ракель, — не вся знать признает принцессу Церен и уж тем более — новые порядки, которые она отстаивает. Однако нельзя забывать, что перемены уже произошли. Теперь абсолютом всего стала не идеология Яшара, потому как сама Рейла ее отвергла, а абсолютизм и тирания. Аристократы, поддерживающие Рейлу, цепляются за статусы и власть, а не за идеалы, и как только она перестанет давать им нужное чувство безопасности, они первыми побегут от нее. Процесс уже начался, ведь сначала она казнила пятерых членов Совета, в том числе генерала Хакана, который верно служил еще ее отцу и деду, а теперь учинила массовые убийства и аресты тех, кто просто ей не угодил. Знать уже сомневается в том, что Императрица и дальше будет на их стороне, а с подачи Карай этот огонь распространится. Истинное лицо Рейлы рано или поздно раскроется, и тогда у нее не останется союзников.

Марла задумчиво прикусила внутреннюю сторону губы. Орден, а именно господин Карстен вместе с немекронским сенешалем, это действительно хорошо придумал: отправить ко двору своего человека, — однако в последнее время ее тревожили способы, которые тот избрал для достижения поставленных целей, и потому она решила вклиниться в разговор, пока была такая возможность:

— А не слишком ли радикальны методы Карай? Не стоит забывать, что такими решениями мы портим не только репутацию Рейлы, но и подрываем благополучие ее подданных, невинных гражданских.

— Невинных гражданских? А думала ли Империя о невинных гражданских, когда веками терроризировала чужие народы? — Канги, разумеется, не мог обойтись без своих циничным комментариев. Марла перевела не него недовольный взгляд и вдохнула, готовясь, наконец, поставить его на место, когда неожиданно инициативу перехватила Церен.

— Если мы и дальше будем так рассуждать, цикл насилия никогда не прервется, — опустила она и, кажется, в ее голосе отчетливо промелькнуло раздражение. — Да и как Вы можете судить ни в чем невиновных людей за чужие ошибки, когда перед Вами сидит три чистокровных удракийца?

Марла не смогла сдержать довольной улыбки, когда Церен осадила Канги до такой степени, что тот даже не смог придумать — впервые такое было! — что такого заносчивого и едкого выдать в ответ.

— Кроме того, — продолжила принцесса, — я ведь уже говорила: сначала мы должны помочь Немекроне. Я обещала королеве Немекроны сделать все, что в моих силах, чтобы освободить ее дом, и я сдержу свое слово.

***</p>

— Будь любезна и потрудись объяснить мне, почему, когда в пятом корпусе уже неделю длится забастовка, я узнаю об этом только сейчас.

Айзелла шумно выдохнула и опустила взгляд, в то время Рейла, восседающая на троне, смотрела на нее так, словно готова была растерзать.

— Я сама узнала об этом только сейчас, — ответила она. — Вероятно, командующая Эгидба пожелала скрыть происходящее.

— Вот именно, Айзелла, — недовольно выплюнула Императрица. — У меня под носом назревает бунт, а я узнаю об этом от посторонних, которые не имеют к этим делам совершенно никакого отношения. Если бы не командующий Разор, кто знает, до чего дошла бы эта ситуация… Но я прекращу это. Немедленно.

— Позвольте спросить, — настороженно протянула Айзелла, подняв на нее хмурый взгляд. Враждебная, почти что рычащая, интонация Рейлы не сулила ничего хорошо. — Что именно Ваше Величество собираются предпринять?

— А разве это не очевидно? За ненадлежащее исполнение своих обязанностей и нарушение военной присяги, подразумевающей абсолютную верность короне — то есть, мне, — Эгидбу полагается казнить.

Айзелла непроизвольно выпрямилась, и ее лицо изумленно вытянулось от того, что она услышала. Поначалу ей показалось, что это ей и повсе почудилось, но все было по-настоящему, и Императрица была совершенно серьезна. Ее глаза блестели от жажды крови, а сама она, мрачная, точно грозовая туча, ждет от Айзеллы ответа — покорного согласия и беспрекословного смирения с ее решением, вернее сказать.

Но женщина не собиралась молчать в этот раз. Ей хватало и того, что Дамла, эта мерзопакостная змея, влезла в дела, которые ее не касались, и подтолкнула Рейлу к решению, повлекшему за собой немало бед. Указ об арестах и казнях как раз-таки и стал причиной народных волнений и забастовок в корпусе, а уж если она и дальше продолжит отдавать подобные распоряжение, опасения о бунте вполне себе могут стать реальностью. Айзелла, как глава Совета, второе по значимости в государстве лицо после самой Императрицы, не могла допустить подобной беды.

Разумеется, она была верна своей правительнице, но еще больше она была верна Империи и здравому смыслу, границы которого Рейла перешла давно.

— Ваше Величество, нет никаких сомнений в том, что командующая Эгидба провинилась, и она должна понести за это наказание. Но все же я думаю, что у нее не было дурных намерений. Мне кажется, она сама хотела разобраться с происходящим и не доставлять Вашему Величеству лишних хлопот.

— Ты что, — прошипела Рейла, наклонившись вперед, — защищаешь ее?

— Ваше Величество, я всего лишь…

— Я — законная и полноправная правительница этого государства. Во мне течет кровь великой династии Азгара Завоевателя. Я есть суд, закон и власть, и какая-то вояка мне и в подметки не годится! — ее громкий голос эхом отскочил от высоких пустых стен тронного зала, отчего Айзелла невольно поморщилась: благо, здесь было достаточно темно, чтобы Рейла не увидела ее реакции. — Кто она такая, чтобы делать что-то у меня за спиной? И кто такая ты, чтобы указывать мне, что делать?

Вдох, выдох… Айзелла поджала губы и на секунду прикрыла глаза, стараясь как можно быстрее абстрагироваться от происходящего — но как же это было сложно! В такие моменты она уже жалела о том, что в прошлом так усердно выслуживалась перед Рейлой, стараясь завоевать ее расположение, ведь на самом деле эта женщина была просто невыносима. Уж лучше бы она осталась на Немекроне, или прозябала бы в какой-нибудь жалкой дыре, чем день ото дня наблюдала за тем, как Императрица прожигает жизнь, воркует со своей змееподобной фавориткой, и выслушивала бы ушаты грязи, которые та выливала на ее голову при любой возможности. Айзелла знала, что у многих членов династии было раздутое самомнение, но тщеславие Рейлы напрочь затмило ей взор.

— Ваше Величество, — наконец обратилась она, сохранив при этом поразительную невозмутимость, — я не пыталась указывать Вам. Я всего лишь выполняла свои обязанности, как глава Совета: я советовала Вам, как поступить лучше. Как мне кажется, сейчас не самое лучшее время, чтобы принимать настолько жесткие меры. Дайте им чуть-чуть остыть, а уж потом наказывайте всех, кого считаете виновными. Только, прошу Вас, не стоит подливать масла в огонь.

— Ах вот как! — патетично воскликнула Рейла и ядовито выплюнула, скривившись: — Раз ты такая умная, иди и усмири их сама, если ни капитаны роты, ни командующая не могут сделать этого.

Поразительно, но это действительно была разумная идея. Айзелла выдохнула, кивнула и протянула:

— Как Вы скажете. Я все сделаю.

***</p>

Рейла велела ей ехать в корпус немедленно и не тратить ни секунды на сборы, чего Айзелла, признаться, не ожидала. И все же, тех двадцати минут, что она провела в пути, с лихвой хватило на то, чтобы туда уже успели, каким-то образом, донести весть о ее скором визите.

Айзелла переступила ворота корпуса, а ее ожидали уже выстроенные в стройные ряды роты и их командиры, которые поклонились и поприветствовали ее, когда та, сложив руки за спиной, в сопровождении стражи вышла в главный дворик.

— Для нас большая честь видеть вас здесь, генерал, — сказал один из капитанов — Айяс, кажется, — сделав несколько шагов в ее сторону. — Мы очень рады.

— А вот я совсем не рада, — едко опустила в ответ Айзелла, скривившись.

Она почти готова была разрешить все максимально спокойно и мира, даже разговаривать настроилась любезно, но только вот все эти лестные, полные лжи и лицемерия фразочки, которыми этот человек сходу осыпал ее, убили всякое настроение отнестись к ним с пониманием. Айзелла уже знала: они начнут лебезить, оправдываться, перекладывать вину друг на друга, увиливать, заговаривать ей зубы — в общем, всеми силами попытаются скрыть свои недочеты. Они выдали себя хотя бы тем, что, когда она пришла, роты уже стояли по местам, но даже такой видимый порядок не смог скрыть витающего в воздухе напряжения. Несколько солдат вытаращились на Айяса, как на полоумного, кто-то зашептался, но капитан Селим быстро усмирил их, метнув в сторону болтунов укоризненный взгляд.

Айзелла демонстративно вздохнула, посмотрев на него, закатила глаза, а затем снова взглянула на Айяса и произнесла:

— До меня уже дошла информация о том, что происходит в вашем корпусе. Объясните, как вы допустили это.

— Не понимаю, о чем вы, генерал, — солгал Айяс. Если бы Айзелла не знала правды и не сгорала от гнева прямо сейчас, она бы, возможно, и поверила ему. — У нас все хорошо.

— Вот только не надо мне врать. Я прекрасно знаю обо всем этом балагане, который творится здесь уже целую неделю. Но мало этого — вы еще и имеете наглость скрывать это! Так еще и в лицо мне улыбаетесь и идиота из себя строите! Это что такое?!

— Генерал, мы…

— Не утруждайте себя. Не хочу слушать ваших жалких оправданий. Вы! — рявкнула Айзелла, обращаясь к солдатам, и прошла вперед, грубо толкнув Айяса в сторону. — Что вы себе позволяете?! Кто дал вам право не подчиняться приказам старших по званию? Вы хотите, чтобы я приказала всех здесь казнить?!

— А вам только казни и подавай… — язвительно буркнул кто-то неподалеку, от чего Айзелла вмиг вспыхнула. Вытянув шею, она принялась искать по сторонам этого паршивого наглеца и готова была поклясться: задушит его собственными руками!

— Кто это сказал?! — прорычала она и метнулась в сторону солдат, от одного из которых, как предполагала, услышала это. Они тут же все потупили взгляды и поджали губы, пока она медленно обходила каждого, пронзительно глядя прямо в лицо. Айзелла прекрасно понимала, что они недовольны происходящим, но и неуважение к себе оставить без внимания не могла — да и еще и тогда, когда это было трусливое тявканье из-под бока! — Ну же, отвечайте мне!

Девушка, напротив которой она остановилась, поморщилась. Айзелла шумно выдохнула и снова осмотрела солдат. Молчали и даже шелохнуться не смели — то-то еще! Позорные шавки…

— Что, неужто смелости не хватает? — презрительно выплюнула женщина, фыркнув. — Забастовки устраивать и лясы точить вы горазды, конечно… А отвечать за свои поступки кто будет, а?!

Из строя вышел один солдат. Молодой, долговязый мужчина с коротко остриженными волосами, прямыми рогами и щетиной, покрывшей лицо, он, держа руки сложенными спереди, вздернул подбородок и объявил:

— Я сказал это.

Айзелла стиснула зубы и в два шага сократила расстояние между ними, приблизившись практически в притык, в то время как тот так и продолжил смотреть вперед, не моргая.

— Назовись, — приказала она, на что тот ответил без заминок:

— Байрам. Лейтенант шестой роты.

Айзелла снисходительно покачала головой и дернула рта. Подумать только: какой-то лейтенант вздумал говорить ей такие вещи!

— Хорошо, хорошо… А теперь повтори то же самое мне в лицо, Байрам.

Она не ожидала подобной смелости и жесткости, но он действительно сделал это. Опустив голову и посмотрев ей прямо в глаза, Байрам, нахмурив густые брови, произнес:

— Наше терпение на пределе, генерал. Ее Величество издала указ, согласно которому наших соратников посадили или и вовсе: казнили — ни за что, и мы крайне этим обеспокоены. Разве подобное отношение к своей армии — это справедливо?

— Вот еще: тебя спросить забыли! — презрительно выплюнула Айзелла. — Ты кто такой, чтобы рассуждать о решениях самой Императрицы?

— Я имею право рассуждать о чем угодно, если это меня волнует.

— Ну, так это не должно тебя волновать. Императорская воля неприкосновенна — да и вообще, любая воля того, кто выше тебя по званию. Какое право ты имеешь пренебрегать приказами своего капитана и своей командующей?

— Вы не оставили нам другого выбора, — продолжал гнуть свое Байрам. — Армия всегда была опорой нашего великого государства, и мы вправе требовать к себе уважения.

Остальные солдаты мрачно загалдели, поддерживая его. «Вот именно! — кричали они. — Мы требуем справедливости! Императрица нас не уважает!» Айзелла разъяренно округлила глаза, когда развернулась и оглядела бушующее войско. Айяс сразу бросился успокаивать их, но никто его не слушал.

— Это что такое? — прошипела Айзелла и громко воскликнула: — Отставить! Немедленно прекратите! Закройте свои рты!

Толпа все же стихла, хотя и не до конца. Возбужденный шепот продолжал гулять из стороны в сторону, пока она, надрывая горло, кричала:

— Вы что, совсем страх потеряли?! Бессовестные, бесстыжие, дерзкие подлецы! О каком уважении может идти речь, если вы ведете себя, как свора дворовых собак?!

«Вы не имеете права нас оскорблять!» — выпалил издалека кто-то, и толпа вновь подхватила, как мантру, выкрикивая все, что приходило им в голову. Охрана Айзеллы и капитан насторожились, в то время как сама женщина едва не тряслась от гнева: она полностью потеряла контроль над ситуации. С каждой секундой этот шум набирал новые обороты и грозился перерасти во что-то реально опасное — как вдруг мужской голос, донесшийся с помоста, заставил мигом притихнуть всех:

— Что здесь происходит?

Подняв голову, Айзелла увидела Халита, который, опершись на перила, недовольно наблюдал за развернувшейся заварушкой. Проклятый сукин сын! Она не знала, как долго он простоял здесь, но не сомневалась, что он не упустит шанса донести о ее неудаче Рейле — если, конечно, сам сможет совладать с ситуацией. И что он только тут забыл?..

— Что за переполох вы устроили? Разве генерал не ясно вам сказала: императорские указы не подлежат обсуждению, и уж тем более — сомнению. Никто не вправе оспаривать волю государыни, зарубите это себе на носу! Покуда правит Императрица Рейла, не будет вам спуску. Даже не ждите к себе снисхождения, ибо ни одну оплошность Ее Величество не оставит без внимания, не забудет и не простит. Довольно вам!

Закончив, Халит резко развернулся и направился к лестнице, в то время как толпа значительно поутихла. Они расступились и почтительно склонили головы, когда тот спустился и направился к Айзелле. Женщина готова была рвать и метать от бешенства: мало того, что этот змей влез не в свое дело, так еще и усмирил всех именно он!

— Генерал, — приветственно протянул он, поклонившись. Айзелла смерила его недовольным взглядом и раздражительно фыркнула, наблюдая за тем, как он с совершенно непринужденным видом выпрямился, а затем тихо произнес: — Давайте вернемся во дворец.

— Вернемся, конечно, — зло пробурчала Айзелла. — Но сначала объясните мне, что вы здесь делаете.

— Я просто заглянул на чай к командующей Эгидбе, а потом услышал шум, вышел узнать, что происходит, и не смог оставаться в стороне.

— Как хорошо, что вы так участливы…

— Это мой долг, — как ни в чем не бывало отозвался он, словно и не заметил в словах женщины никакой иронии. Да он же просто издевался над ней!

Айзелла закатила глаза и, ничего не сказав, развернулась на выход. Солдаты и капитаны вновь склонили головы, но она уже и не думала о них, гораздо больше обеспокоенная тем, чтобы удержать себя и не придушить Халита на месте.

***</p>

События последних дней заставили мигреням и мышечным спазмам Рейлы вновь напомнить о себе. Даже тот факт, что Халиту удалось все-таки усмирить обезумевших солдат, не приносил должного облегчения, хотя и успокоил раздирающий ее на части гнев. А от всех болезней лекарство было совершенно другое. Дамла.

Потягивая вино, налитое, как и всегда, ее рукой, Рейла наблюдала за тем, как она, опустившись на пол, перебирала струны арфы, своими длинными, тонкими, изящными пальцами создавая завораживающую, почти что убаюкивающую мелодию, и не могла насытиться этим видом. Белые вьющиеся волосы перламутровым отливом сверкают в свете ламп, длинные ресницы припущены и скрывают томность фиолетовых глаз; и парфюм — этот сладких вишневый парфюм, без запаха которого эти покои словно лишаются жизни, который вместе с пьянящим вкусом мягких губ находит ее даже во снах… И как бы мрачен и отвратителен не был прошедший день, эта женщина способна была его спасти, ибо она — пламенный свет тысячи солнц, питающий ледяную твердь ее луны.

Рейла отставила бокал в сторону и поднялась с софы, направившись к рабочему столу так осторожно, чтобы уж точно не отвлечь Дамлу от игры на арфе. Открыв верхний шкафчик, она обернулась, чтобы убедиться, что та действительно ничего не заметила — или, по крайней мере, сделала вид, — и быстро запустила в него руку, после чего вернулась на место, закинув ногу на ногу и вновь подхватив бокал. Рейла уже сбилась со счета, какой она выпила за вечер, но, судя потому, что она еще могла трезво соображать, беспокоиться на этот счет не стоило.

Вскоре бренчание струн пошло на спад, и Дамла, полностью закончив, посмотрела в ее сторону, когда из ее высокого хвоста окончательно выбились пряди челки, изящно обрамляя скульптурное, совсем как у статуи, лицо. Рейла окинула ее изучающим взглядом, стараясь лишний запечатлеть в памяти все лица, дернула уголком рта и, поставив бокал на стол и поманив рукой, протянула:

— Иди сюда. Скорее.

Дамла поднялась, взмахнув широкими воздушными рукавами изумрудной кофты, и приблизилась к Рейле, опустившись рядом с ней на софу, окинув вопросительно-нетерпеливым взглядом: наверняка по одной интонации она поняла, что та что-то замыслила. Рейла решила поиздеваться и немного помолчать, но быстро сдалась, будучи не в силах слишком долго оттягивать этот момент.

— У меня для тебя кое-что есть, — сообщила она. Дамла склонила голову набок и, дернув бровью, проворковала:

— И что же?

Рейла поднялась с софы и обошла ее сзади, и Дамла проводила ее любопытным взглядом, пока та не достигла слепой зоны. Рейла разжала ладонь и поспешила застегнуть на ее шее золотую подвеску, увенчанную камнем граната. Дамла тут же потянулась к ней, аккуратно сжав пальцами и подняв повыше, чтобы рассмотреть крупный, мерцающий на свету, насыщенно-красный, точно вино, граненый кристалл.

— Изумительно… — протянула она, завороженная, и ощутимо вздрогнула, когда Рейла наклонилась, чтобы прошептать ей на ухо, обдав горячим дыханием, пропитанным запахом алкоголя:

— Никогда его не снимай.

Дамла шумно выдохнула и расплылась в лукавой улыбке, а Рейла вернулась на свое прежнее место, снова вооружившись вином. Сделала глоток, окинула задумчивым взглядом ковер, повертела в руках бокал, на дне которого болтыхались незначительные остатки.

— Знаешь, о чем я думаю? — протянула она, и Дамла заинтересованно посмотрела на нее, встрепенувшись, и всем своим видом показывая, что готова слушать и внимать. — Забастовку в пятом корпусе ведь разогнала не Айзелла… Это сделал Халит.

— Верно. Но я не понимаю, к чему ты клонишь.

— Халит — умный человек, а мой Совет полностью обмельчал. Может, мне следует дать ему какое-нибудь место в нем? Уверена, он сможет послужить хорошую пользу.

Не то, чтобы Рейла доверяла этому мужчине… Вообще-то, она никому не доверяла: ни Таргарису, ни Айзелле, ни даже Мерене — одной лишь Дамле Рейла могла отдаться всецело, но не в ее компетенции было членство в Совете. Ей нужны были люди, имеющие талант к политике и понимающие, как управлять дурными головами стадной толпы, и Халит как раз-таки был из таких: он доказал это в тот самый момент, когда, за несколько минут, всего парой слов положил конец беспорядкам в корпусе, которые до этого длились пять дней. Да и спесив он не будет — если, конечно, не глуп, — ведь должен помнить о незавидной участи своего родственничка Гёка. Однако посоветоваться на этот счет с Айзеллой она не могла: заранее знала, что та будет настроена категорически против, ведь Халит фактически растоптал ее гордость…

Звезды, как же сложно возиться с этими идиотами! Если так и дальше продолжится, Рейле придется всех отправить на плаху.

— Думаю, в этом есть смысл, — рассудила Дамла, покачав головой. — Халит производит впечатление достойного, смышленного и благородного человека. Не могу судить о том, насколько он будет надежен, но мне кажется, что он достоин получить шанс проявить себя.

— Вот и я так считаю, — Рейла кивнула и покачала ногой. — Нужно будет еще раз обдумать это.

— Ну, а все-таки, что насчет забастовщиков? Ты уже решила, как с ними поступишь?

— Я с самого начала все решила, — безапелляционно выплюнула в ответ та. — Айзелла назвала мне имена тех, кто кричал громче всех, и тех, кто отчаянно пытался все замять, — я же, когда придет время, их казню, как и полагается поступать с предателями и бунтовщиками. Пусть не ждут от меня пощады, ибо я намерена утопить в их собственной крови любого, кто посмеет встать на моем пути.