Глава 7 (99). В преддверии бури (1/2)

Изабелла Кастро как-то сказала, что тщеславие губит человека, а мотивы, на нем основанные, неминуемо приводят к катастрофе. Картер не забывал о ее словах ни на секунду и вытравливал из себя честолюбие каждый раз, когда вновь обнаруживал его рядом. Каждая одержанная им победа — это победа сотен и тысяч; это не только его успех — это шанс для каждого встретить новый день; и вся эта борьба — это непрекращающееся сражение каждого немекронца за жизнь.

Он понял это окончательно, лишь оказавшись на могиле Алиссы: девушки, что он прежде знал столько лет, что была его сослуживицей, его боевым товарищем, его подругой, которая пыталась поддержать его даже тогда, когда окончательно отвернулись все. Она не была призраком, застрявшим в военных байках, — она была человеком, реальным человеком, которого он знал слишком долго, чтобы просто так свыкнуться с мыслью о том, что она ушла безвозвратно.

Командующий Джейсон говорил, что все это делается ради других. Солдат берет в руки оружие не для себя — для других. Для дома, для семьи, для близких, для беззащитных граждан, в конце концов, — ради светлого будущего тех, чье время еще не пришло. Ради этого он и отдал свою жизнь. Как и Алисса. Как и сотни, тысячи и миллионы других. Все ради мирного неба над головой. Одной лишь памяти об этих людях хватало, чтобы продолжать бороться и не сметь сдаваться — ведь иначе в чем смысл этих жертв?

Картер пообещал самому себе, что ради них и всех тех, кто еще был жив, ни за что не сдастся.

Сегодня, по прошествию недели, состоялось очередное собрание. Все тот же состав, все те же лица — в том числе и Линтон, одно только присутствие которого вызывало у Картера нервный тик, пусть он старательно этого и не показывал. Отвратительно было знать, что этот человек приходился ему отцом. Отвратительно было помнить, что их связывало. Все, что касалось его биологической семьи, было отвратительно.

Картер слишком сильно привык к мысли о том, что у него не было никого, кроме Джоанны, и жизни такой, словно у него не было даже прошлого. Ему нравилось просто быть: смотреть вперед, не оглядываться назад; но каждое слово, произнесенное Линтоном, беспощадно елозило по сердцу. Картер старался делать вид, будто того не существовало, хотя мыслями раз за разом приходил к тому, что хотел бы, чтобы так случилось по-настоящему. Исчезнет Линтон — исчезнет и львиная доля всех их проблем.

Даже присутствие Кертиса не раздражало его столь же сильно. Впрочем, Гарридо и вел себя достаточно невзрачно: внимательно слушал и говорил только тогда, когда его спрашивали. За все собрание он лишь отчитался об обстановке на фронтах: по словам капитанов, отправленных туда, Империя уже несколько недель не совершала ни набегов, ни нападений, ни даже мелких диверсий — все было тихо. И если прежде такое затишье можно было расценить как предвестник страшной бури, то теперь подобные новости, как ни странно, вызывали только спокойствие.

Похоже, боевой дух имперцев неслабо подбил провал на Крайних землях, как и тот факт, что Немекрона оперативно возвращала себе бразды правления на собственных землях: большую часть севера, исключая прибрежье Солнечного моря (которое, впрочем, также начинало оживать и оттеснять имперских солдат) контролировали войска Изабеллы; дальний юг охранялся Сесилией Маркес; а Окулус и все, что пролегало западнее, обороняла капитан Йетер из Ордена Дельвалии. Вместе с тем, пламя войны вновь вспыхнуло в Ибирше, расположившемся в нескольких десятках миль от границ Пепельной пустоши, и постепенно распространялось севернее, грозясь добраться аж до Кретона. Все это не могло не радовать. Немекрона решительными шагами подбиралась к тому, чтобы изгнать оккупантов, а уж когда в их руках окажется Каллипан — Картер не сомневался, что это произойдет, ведь они с Каспером денно-нощно вели подготовку, — в их победе нельзя будет усомниться.

Однако зацикливаться на одном только Каллипане было нельзя, тем более, что перед ними нарисовалась еще одна крупная цель — научно-военная база в Пепельной пустоши, чьи позиции ослабли после провала на Крайних землях и казни Суррана. Картер считал, что ее просто необходимо захватить — или хотя бы уничтожить, лишь бы только лишить Империю даже самого ничтожного шанса, — и остальные, по всей видимости, были с ним согласны. Единственным фактором, который удерживал Гарнизон от того, чтобы незамедлительно ввести туда войска, была неопределенность королевы: та попросту не знала, кого стоит отправить туда. Картера она хотела видеть рядом с собой (тем более, что он был занят вопросом Каллипана), а Кертису не хотела передавать контроль над базой: управление давалось ему не так хорошо, как военное дело. Другие способные командиры уже были отосланы по разным уголкам Немекроны и держали под контролем позиции фронта, а доверить это ответственное дело какому-нибудь новичку-командиру она не решалась.

Картер и сам думал о том, что в Гарнизоне осталось не так уж мало надежных лиц, — пока одним вечером Джоанна не подбросила кое-какую идею. Сначала Картер отнесся к ней скептически, но потом, взвесив все «за» и «против», нашел ее весьма заманчивой, и потому не мог упустить возможности предложить это королеве.

— Ваше Величество, — обратился он, как только та закончила комментировать рапорт Кертиса, — если Вы не будете против, нам стоило бы наконец обсудить вопрос о наступлении на военную базу удракийцев в Пепельной пустоши, — проговорил Картер и выдержал паузу, дожидаясь, пока Кармен посмотрит в его сторону и кивнет, позволив продолжить.

Сидящая напротив Джоанна заметно оживилась и метнула в него выразительный взгляд, в ответ на который Картер чуть наклонил голову в бок — так, чтобы это не бросалось в глаза остальным, но чтобы ей точно стало ясно, что он собирается сказать именно то, чего хотела она.

— Я нашел человека, которому можно было бы доверить руководить этой операцией.

Лицо Кармен озарило удивление — и вместе с тем в ее взгляде отчетливо промелькнул скепсис.

— Вот как, — задумчиво изрекла она прежде, чем Картер продолжил. — И кто же он?

— Как Вы знаете, в прошлый раз, во время битвы в Пепельной пустоши, нас поддержали люди из Красного восстания. Конечно, в тот день многие из них погибли, а те, кто выжил, подались в бега и залегли на дно, но все-таки лидеры остались и нашли убежище у нас, в Гарнизоне. Их глава, Фрида, вполне могла бы возглавить эту операцию. У нее есть опыт в командовании, она обладает хорошими боевыми навыками, отлично знает местность… Тем более, что именно благодаря ее людям мы получили сведения о строительстве базы. Мне кажется, ее кандидатура могла бы подойти.

Если честно, Картер даже понятия не имел, что эта Фрида из себя представляет. Он так и не смог выкроить свободной минуты, чтобы встретиться с ней лично, но Джоанна и Каспер, да и Нейтан тоже, говорили, что она действительно храбрая и полная боевого запала девушка. Никого более подходящего у них не было; да и к тому же, тот факт, что она была хороша знакома с Джоанной и успела неплохо поладить с Каспером и Нейтаном, говорил о том, что она не переметнется в самый неподходящий момент на другую сторону: к Линтону, например. Не то, чтобы это было решающим фактором, ведь на первое место Картер ставил прежде всего успешный исход этой операции, но все-таки ему не хотелось получить потом удар в спину.

Кармен явно задумалась над услышанным; маршал недоверчиво нахмурился, хотя не осмелился что-либо сказать; а Линтон сделался недовольным и мрачным, словно туча. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем королева все-таки заговорила:

— Ваша идея, безусловно, хороша, однако… Как я могу быть уверена человеке, которого никогда даже не видела, настолько, чтобы поручить ему такое важное дело?

— Эту проблему решить очень просто, — слово перехватила Джоанна, чем снова обратила на себя заинтересованные взгляды. Постучав пальцами по столешнице и улыбнувшись с какой-то ехидцей, она обходительно произнесла: — Если Вы хотите, я могу привести ее к Вам, чтобы Вы могли оценить, подходит она Вам, или нет.

— Ваше Величество, — встрял Линтон, едва только Кармен успела снова призадуматься, — Вы ведь никогда раньше не видели эту женщину. По сути, она посторонний человек…

— И что с того? — фыркнула Кармен, выгнув бровь. — Если так рассуждать, то мне стоит уволить всех до единого и воевать вместе с Пастором Гальярдо. У нас не осталось опытных людей в Гарнизоне. Есть, конечно, командующий Карраско и командующий Гарридо, но они нужны мне здесь, а не где-то на отшибе в Пепельной пустоши. А вот Фрида, похоже, обладает теми качествами, которые нам нужны. Но убедиться в этом я смогу только при личной встрече.

Линтон не стал возражать. Картер глубоко вдохнул и постарался сделать вид, что не слышал всего этого. Джоанна тем временем поджала губы и отвела взгляд в сторону, отчаянно подавляя в себе желание начать злорадно улыбаться.

— Мисс Лиггер, я согласна, — сказала Кармен. — Приведите ее ко мне сегодня вечером.

***</p>

С тех пор, как Фрида оказалась в Гарнизоне, каждый день проходил так по-дурацки бессмысленно и уныло, что моментами ей приходилось залезать под одеяло с головой и глотать слезы, накатывающие каждый раз, стоило только задуматься о бренности собственного бытия. Она не привыкла жить вот так, словно оказалась в бесконечной временной петле, когда каждый день проходил без всяких дел (если не считать, конечно, глупые забавы Джона), да еще и в окружении членов Ордена Дельвалии, которые осуждающе смотрели на нее всякий раз, когда она без дела слонялась по коридорам корабля.

Усугублял все голос совести, который каждую ночь грыз ее столь же усердно и беспощадно, сколь черви грызут наливные яблоки и абрикосы на деревьях. Фрида знала, что она плохо справлялась с ответственностью, которую сама на себя же и возложила, — да что там: она не справлялась с ней от слова совсем. По какой-то неведомой причине она решила, что может возглавить борьбу за свободу в Пепельной пустоши, а потом, после первого же крупного поражения, сбежала куда подальше, поджав хвост, — и с тех пор не сделала ровным счетом ничего. Она думала, что сможет осилить бремя лидера, но у нее не получилось.

Даже Джон, этот инфантильный шалопай, справлялся с происходящим лучше нее — с самого начала, еще когда вербовал людей в их ряды и заставал первые смерти боевых товарищей. Хотя, возможно, именно его несерьезность и легкомысленность и были причиной его несгибаемой воли; а может, это просто какая-то мудрость, которую ты постигаешь с возрастом независимо от того, сколько серой массы в твоей голове? Фрида понятия не имела. Но ей хотелось бы быть такой же уверенной, каким был Джон.

Правда вот, она никогда не говорила об этом вслух и на все вопросы предпочитала улыбаться и пожимать плечами, словно все шло именно так, как должно.

Когда вечером Джоанна заявилась к ней и сказала, что Фрида срочно должна пойти вместе с ней для какого-то невероятно важного дела, она была немало растеряна и сбита с толку. На вопрос о том, что именно случилось, Джоанна ответила, что хочет поговорить с ней наедине, и поспешила вывести с корабля, потому что, как она сама выразилась, копаться было некогда.

Оказавшись на улице и повернув в сторону главного здания Гарнизона, Фрида мгновенно спросила:

— Теперь ты расскажешь мне, что случилось? Куда ты так торопишься и зачем тебе я?

Джоанна действительно шла очень быстро, ступая по земле широкими шагами и притом громко стуча тяжелой подошвой ботинок.

— Помнишь, ты как-то сказала, что хочешь быть здесь полезной и сражаться с Империей? — отозвалась Джоанна, на что Фрида кивнула. — Ну, поздравляю: теперь у тебя есть такая возможность.

— Что ты имеешь ввиду?

— Сегодня утром мы обсуждали на собрании одно дело, про удракийскую военную базу в Пустоши. Наша королева уже давно думает над тем, что нам стоило бы отобрать ее у этих ублюдков, но не могла придумать, кого назначить главным. И тогда я предложила Картеру идею, а он уже рассказал про нее на собрании, чтобы командование доверили тебе. Ей это понравилось, но сначала она хотела бы лично с тобой встретиться и познакомиться.

— Королева хочет познакомиться со мной?!

Фрида почувствовала себя так, как будто у нее только что выбили землю из-под ног, и на секунду даже забыла, как дышать. Это казалось чем-то невообразимым и немыслимым и упорно отказывалось укладываться в голове.

Кармен, королева Немекроны, хотела встретиться с ней и думала о том, чтобы поручить ей командование войсками.

— Успокойся, — требовательно процедила Джоанна, отчего Фрида только еще сильнее обескуражилась. Ей казалось, что она сумела достаточно хорошо скрыть свое изумление, граничащее с шоком, но, похоже, панический взгляд и хвост, который принялся нервно дергаться из стороны в сторону, решили нагло выдать ее. — В этом нет ничего ужасного. Это даже… — Джоанна замялась, чтобы подобрать подходящее слово, а затем бодро воскликнула: — Хорошо! Да, это просто отлично. Она тебя еще не знает, но уже, ну, знаешь, доброжелательно настроена.

— Вот именно, она меня не знает. Что если я не понравлюсь ей? Или как-нибудь разозлю?

— Если ты не смогла разозлить меня, то не сможешь уже ничего, — саркастично опустила Джоанна, но ее это отнюдь не утешило. — Просто подбирай красивые слова, делай умное лицо, и все пройдет как по маслу.

— Почему нельзя было сказать об этом раньше? Я могла бы хотя бы поприличнее одеться, привести себя в порядок… — Фрида все не унималась. Ее охватила такая паника, которой она, наверное, никогда в своей жизни не испытывала. Ведь одно дело общаться с сомнительными лицами из Пепельной пустоши, а совсем другое — встречаться с глазу на глаз с самой королевой.

— Если бы что-то было не так, я бы сказала тебе об этом, — хмуро изрекла Джоанна. — Просто успокойся, и все.

— Это сложнее, чем ты думаешь.

— Я знаю. Но у тебя нет выбора.

Почему-то это прозвучало, как приговор. И все-таки, Джоанна была права: ее никто не спрашивал, и выбора теперь у нее не было.

Фрида старалась последовать ее совету как можно скорее и заглушить нарастающую панику до того, как она достигла катастрофических размеров, но у нее это получалось не так успешно, как хотелось. В это же время по другую сторону горланила совесть и здравый смысл. То, что предлагала Джоанна, действительно походило на ставшее за последние месяцы практически неосуществимым желание Фриды — желание бороться с Империей, за дом, за тех, кто был ей дорог. Один формальный разговор был ничтожной мелочью по сравнению с тем шансом, что удачно свалился ей в руки.

Ей оставалось только притвориться, что она совершенно не волнуется перед встречей с королевой.

Времени прошло немало, прежде чем они добрались до места назначения: коридоры Гарнизона действительно были очень витиеватыми и запутанными. Джоанна остановила Фриду в конце коридора, в нескольких метрах от двери кабинета, которую охраняли двое солдат, вооруженных ножами и ружьями, — одного только взгляда на этих людей хватило, чтобы Фрида по привычке насторожилась, — и, наклонившись к ней, произнесла:

— Когда зайдешь, не забудь поздороваться и поклониться.

— Поклониться? — изумленно переспросила Фрида.

— Мне это тоже нравится, но без этого пафоса никуда. Просто сделаешь вот так, — Джоанна отступила на шаг в сторону, чтобы сложить руки за спиной и кивнуть, — и все.

— Но это не похоже на поклон…

— А что ты хочешь? Надеть пышное платье и согнуться в три погибели, как в фильмах? — саркастично опустила та. Фрида задумчиво нахмурилась. Возможно, ее ожидая и правда были не слишком правдоподобными, но что вообще Джоанна могла ожидать от нее? В конце концов, она вздохнула и повторила то, что показывала ей Джоанна, а потом спросила:

— Так нормально? — Та глубоко вздохнула и многозначительно покачала головой, хотя ее обескураженный взгляд красноречиво намекал, что Фрида сделала что-то не так. — Что ты так смотришь?..

— Тебе не идет с руками за спиной. Убери их вперед.

Фрида последовала ее указаниям, но все же не смогла удержать себя от возражений:

— Ты надо мной издеваешься?

— Нет. Просто даю экспертную оценку. Ну все, пошли.

Джоанна направилась к кабинету королевы, и Фрида последовала за ней, а охранники, как ни странно, сразу их пропустили, как только Лиггер сказала, что их ждут.

Войдя в кабинет, Фрида сделала именно так, как показывала Джоанна: сложила руки перед собой, отвесила кивок-полупоклон — и постаралась не таращиться на королеву слишком явно, хоть ей этого и хотелось.

— Ваше Величество, — проворковала Джоанна милейшим тоном, на который была способна, отчего Фрида немного даже удивилась: она не ожидала, что девушка может быть так любезна, — как Вы и просили, я ее привела.

Королева посмотрела на нее, и Фрида поняла, что не знает, куда себя деть. Если она продолжит делать вид, будто всего-навсего изучает стены, потолок, или же аккуратный минималистичный интерьер, это будет выглядеть так, как будто она пребывает в животном ужасе от происходящего; но и взять и вылупиться на королеву казалось ей невежливым и неуместным. Все же, Фрида решилась взглянуть на нее хотя бы мимолетно, и этого хватило, чтобы ощутить всю стать и властность правительницы Немекроны.

Ей было всего девятнадцать, но Фриде казалось, что она выглядит как минимум на год-два старше своих лет. Возможно, виной тому было контрастное сочетание бледной кожи и темных, как воронье крыло, волос; а возможно, и строгий синий костюм, который та носила поверх черной водолазки. На ее пальцах, сцепленных в замок на столе, мерцали серебряные кольца; на голове — небольшая диадема с лазурными камнями; а пронзительный взгляд темных глаз выражал взрослую суровость и задумчивость, с которой она изучала Фриду, чувствующую себя, без всяких преувеличений, не в своей тарелке.

— Значит, Фрида — это вы, — опустила Кармен, откинувшись на подлокотник. — Полагаю, именно так я и должна к вам обращаться?

— Верно, — кивнула та и невольно замялась.

Фрида всегда считала, что у нее хорошо получается решать деловые вопросы и общаться с авторитетами Пепельной пустоши, да и Рут никогда не упускала шанса заметить, что она «излучает харизму», но теперь ей так не казалось. Взгляд у молодой королевы был совершенно спокоен — не враждебен, но вместе с тем и не полон радости и дружелюбия, — однако очень суров, и это сбивало с толку. Фрида мельком взглянула на Джоанну — та же смотрела куда вперед и задумчиво жевала внутреннюю сторону щеки, будто не понимала, в каком замешательстве она оказалась. Помощи от нее ждать не стоило.

Фрида сделала глубокий вдох и мысленно отсчитала до трех. Всего-то нужно было преодолеть этап неловкого знакомства — а дальше все будет хорошо. Для начала надо успокоиться, надо успокоиться, надо успокоиться… И постараться расположить королеву к себе.

— Извините, — сказала она, дернув хвостом, — я немного волнуюсь. Просто я еще никогда не общалась с такими важными людьми, как Вы…

— Ничего, я понимаю. Мисс Лиггер сказала вам, для чего я хотела вас видеть? — Фрида кивнула. — Вы что-нибудь знали о планах командующего Карраско на вас?

— Нет, — честно призналась она. — Но я все равно очень рада, что он такое придумал. Борьба с удракийцами в какой-то момент стала смыслом моей жизни, и мне было горько из-за того, что я столько месяцев сидела, сложа руки.

— Похвальный энтузиазм, — прокомментировала королева без всякого налета иронии. — Мне, признаться, тоже нравится эта идея, потому что найти подходящего компетентного человека в последнее время довольно сложно.

Если бы Джоанна не объяснила раньше, с чем заключалась суть их с Картером идеи, Фрида непременно возразила бы, мол, а как же командующий Карраско или командующий Гарридо? Но королева не хотела отпускать их из Гарнизона, а Фрида, зная об этом, благополучно промолчала.

— И все же, мне хотелось лично убедиться в том, что вы подходите, — продолжала тем временем она. — Уже сейчас я вижу, что вы благородный человек, однако, вы же и сами понимаете, что этого мало. Расскажите, как проходило ваше командование Красным восстанием? С чего вы начинали, чем занимались? Расскажите все.

Фриде пришлось притормозить на несколько секунд, чтобы подумать и взвесить слова. Одно дело рассказывать о таком за стопкой водки кому-то из Пустоши, совсем другое — отвечать на вопросы самой королевы Немекроны.

— Как Вы знаете, Пепельная пустошь всегда оставалась в стороне от всего, что происходило в мире, — начала Фрида, мысленно выверивая едва ли не каждую произнесенную буковку. — Если честно, я и сама никогда особо не вникала в политику. Мне просто было интересно знать, что происходит. Но потом, когда мэр Хелдирна сам сдался Империи и по сути предал свою родину, никто не смог оставаться в стороне. Все-таки Пепельная пустошь тоже часть Немекроны, и все прекрасно понимали, что мы станем следующими, поэтому многие начали думать о том, что будут делать, если имперские солдаты до нас доберутся. Тогда у меня появилась идея объединить всех, кто готов был сражаться за свою свободу: так появилось Красное восстание. Чисто технически, его лидером была я, но на самом деле мне помогали еще несколько людей. Они занимались разведкой, вербовали новых людей, а я, можно сказать, приводила все в порядок. За несколько месяцев у нас собралось примерно двести добровольцев, и появились бы еще, если бы не тот ужасный день. Тогда мы потеряли почти всех. Многие из тех, кто выжили, исчезли. Возможно, они оказались в плену, а возможно, просто сломались и не смогли продолжить… Я не виню их, но мне жаль, что все так закончилось.

— Действительно… Это печально, — мрачно опустила королева и тяжело вздохнула, а потом, поразмыслив несколько секунд, спросила: — Так значит, у вас есть опыт командования армией?

— Получается, что так.

Фрида нервно облизнула губы и покосилась на Джоанну: та по-прежнему смотрела куда-то в сторону, словно отсутствовала здесь, но ее статичная напряженная поза говорила о том, что она внимательно слушала весь их разговор. А судя потому, что она не удосужилась подать ей какой-либо знак, Фрида делала все так, как надо.

Теперь уже стало не так тревожно.

— Может, у вас остались какие-то записи? Ну, скажем, учетные книги?

— К сожалению, с собой у меня нет ничего. Все осталось в штабе.

Королева снова задумалась, постучав пальцами по подлокотнику. Джоанна тихо вздохнула и переминулась с ноги на ногу: кажется, ей не очень нравилось, что та не торопилась с выводами. Фриду, признаться, это ожидание тоже напрягало, но только что она могла сделать?

— Сложно судить о чем-то, когда у меня на руках нет ничего, кроме ваших рассказов. Мне нужно время, чтобы подумать.

***</p>

В последнее время в Кальпаре было неспокойно, ведь неделю назад Императрица издала указ о казни нескольких чиновников, военных командиров и даже некоторых солдат, который уличила в ненадлежащем исполнении обязанностей и потому обвинила, как гласило официальное постановлению, в государственной измене. К тому же, за более мелкие проступки несколько десятков человек были приговорены к показательной порке и исправительным работам.

Народ был напуган и возмущен; и пятый армейский корпус Кальпары нахлынувшая волна недовольств не обошла стороной, ведь буквально позавчера члены дворцовой стражи, посланные сюда по личному приказу Императрицы, выносили тела четырех капитанов, приговоренных к расстрелу. Сразу после того, как это случилось, в корпусе воцарилась щекотливая обстановка. Солдаты, позабыв обо всех делах, только и обсуждали произошедшее, пытаясь понять, чем приговоренные к казни старшины могли заслужить такой участи, но так и не смогли найти разумных объяснений решению Императрицы. На следующий день они объявили забастовку, бросив все свои обязанности и решив упрямо игнорировать любые приказы. Командующая Эгидба пыталась призвать их к спокойствию, но это не помогло: солдаты только и делали, что продолжали возмущаться несправедливому решению Императрицы. Череда поражений, которые Империя в последнее время терпела раз за разом, и без того подбила их воинственный настрой — а уж этот указ только подливал масла в огонь.

Забастовка продолжалась и сегодня, но капитан Селим не слишком спешил усмирять шестую роту, которая, с подачи одного из лейтенантов, буйствовала больше всех остальных. Стоя на помосте и наблюдая за тем, как Байрам, резвый и к тому же совершенно бесстрашный, раз не опасался последствий, молодой человек, метался между солдатами и распинался о жестокости Императрицы, он только почесывал платиновую бороду, с почти неощутимой тревогой пытаясь представить, как далеко все это могло зайти. Провокатор-Байрам разносил разные вещи: о том, что Императрица кровожадна и беспощадна; о том, что Императрица безумна; и о том, что с сегодняшнего дня им уже не будет покоя, ведь начав череду расправ, она уже не сможет остановиться. Еще он говорил о том, что это просто свинство: относиться так к армии, которая фактически является опорой государства, — и Селим не мог не согласиться.

Императрица восходила на престол, подавая огромные надежды, но теперь из раза в раз разочаровывала своих подданных. Все началось еще с того, когда она призвала ко двору немекронку Карлу, затем — оставила Удракию и всю Империю на попечение Хакана, отдав предпочтение войне на дальней колонии, а по возвращению казнила его и почти всех членов Совета, потеряв, к тому же, господство на Рейенисом. Аурийское королевство и Маррун тоже стремительно приближались к обретению суверенитета. Бесконечные войны, бунты и мятежи, неминуемо оканчивающиеся поражением, потеря многих важных предприятий — например, сети оружейных заводов, принадлежащих госпоже Дагне, принявшей сторону оппозиции, — привели к тому, что государственная казна стремительно истощалась. А императорский двор, вместе с тем, продолжал жить на широкую ногу. Постоянные праздники, гулянки, попойки — о том, как роскошно и весело жили придворные, знали все далеко за пределами дворца.

Указ о массовых казнях стал последней каплей. Воздух загустел и наэлектризовался — рано или поздно должно было полыхнуть. Вопрос был только один: когда разразится буря?

— Капитан, — Селим обернулся, когда за его спиной появился солдат, — командующая Эгидба приказала вам немедленно прийти к ней.

Мужчина вздохнул и, оторвавшись от перил, завернул дверь, ведущую с помоста внутрь здания. Он не сомневался, что сейчас, когда он придет туда, эта женщина непременно начнет его отчитывать и снова грозиться наказанием. Только вот в их-то положении, вряд ли такими мелочами, как недельное дежурство, можно было запугать хоть кого-то.

Постучавшись и получив дозволение, Селим вошел в кабинет командующей и, поклонившись, поприветствовал. Эгидба, представляющая собой тридцатилетнюю женщину с квадратным лицом, обрисованным четкими и даже, пожалуй, грубыми линиями, короткими прямыми рогами и курчавыми волосами, собранными в низкий хвост, тут же отставила в сторону чашку кофе, за которой по традиции проводила свой обед, и сложила руки в замок на столе, устремив на него недовольный взгляд цианитовых глаз.

— Капитан Селим, — шипя, процедила она, не тратя время на церемонии, — мое терпение подходит к концу.

Селим тяжело вздохнул, посмотрев на потолок, но ничего не сказал. Когда Эгидба говорила такие вещи, он не слишком переживал, признаться. Она, конечно, могла быть жесткой, но в основном остывала быстро и чаще всего отличалась колоссальной выдержкой и просто поразительной невозмутимостью. Не самые лучшие качества для командующей корпуса, как на его взгляд, однако в этой Империи должности раздавали не столько за способности, сколько за преданность и самоотверженность — что в характере Эгидбы четко прослеживалось.

— Угомоните шестую роту. Немедленно.

— Я пытался, — соврал Селим. — Но усмирить людей, чье недовольство справедливо и обоснованно, очень сложно…

— Что это значит: «справедливо и обоснованно»? — выплюнула Эгидба, нахмурившись. — Императрица издала указ, и никто не смеет его обсуждать, каким бы он ни был, и уж тем более — устраивать забастовки.

— Даже если и так, мне все же кажется, что пытаться разогнать их — не самая лучшая идея…

— Ну, да, конечно, — фыркнула Эгидба и язвительно опустила: — Вам же, капитан, виднее всех, как правильно поступать. Я посмотрю, что вы будете делать, когда поднимется бунт…

— Да разве кто-то посмеет поднять бунт? — возмутился Селим. — Пошумят еще пару дней — и успокоятся. Мы именно поэтому и не должны обращать на них внимания и пытаться подавить силой. Иначе их недовольство только возрастет, и уж тогда точно случится катастрофа.

Командующая шумно вздохнула и закатила глаза — как и всегда, ее гнев быстро сошел на нет. Она только откинулась на спинку кресла, устало потерла переносицу и раздражительно пробурчала:

— Поступайте, как считаете нужным. Но учтите, что шестой ротой командуете вы, а значит, и ответственность за все беспорядки тоже понесете вы.

— Я понимаю. И я к этому готов.

Разумеется, Селим снова слукавил. Пока он держался в стороне, поскольку опасался печальной участи некоторых своих сослуживцев, но уже точно знал: ему все это осточертело, и если разразится пожар, то он бросится в этот огонь вместе с остальными.

***</p>

Пусть Марле и нравилось поддерживать роль радушной хозяйки, но в этот раз оно стоило ей титанических усилий, нескольких почти бессонных ночей и убитых нервов. Она и сама прекрасно понимала, что прием членов Альянса должен пройти безукоризненно, но вот Дагна не упускала возможности напомнить об этом лишний раз. Марла прекрасно знала о выдающихся организаторских способностях этой женщины, как и о том, что она была ужасающе придирчива и дотошна, но ей все-таки было бы намного легче, если бы та не вилась вокруг за нее и не пыталась сунуть везде свой нос и что-нибудь, да раскритиковать.

А вообще, Марла считала, что справилась хорошо. Для принца Моны, для господина Канги и госпожи Ракель она подготовила самые лучшие покои, снабдив внимательной и участливой прислугой, позаботилась о том, чтобы повара учли все их пожелания, когда те ужинали за отдыхом после долгого пути, и, конечно, не забывала о том, чтобы банально поддерживать порядок во дворце во время их пребывания здесь — впрочем, это, по большей части, взяла на себя Ясемин, которой пришлось ненадолго отвлечься от выполнения государственных дел и сосредоточиться на комфорте их дорогих гостей.

Единственным, что беспокоило Марлу, было состояние Церен. Едва только узнав о готовящейся встрече с членами Альянса, принцесса пришла в неистовое волнение, которое, как бы она не старалась скрывать, отчетливо читалось в каждом ее жесте, взгляде и даже интонации. Ивар пытался поговорить с ней, но она старательно убеждала его, что все в порядке и причин для беспокойства нет; затем в ход пустилась Дагна, которая, по большей части, пыталась подбодрить принцессу, но все ее комплименты и воодушевления она приняла, как и всегда, скромно и, скорее, из вежливости, нежели потому, что искренне верила в свою блистательность. Марла не могла позволить Церен предстать перед коалицией в невыгодном свете — это никому из них не пошло бы на пользу. И потому ей пришлось лично наведаться к ней поздним вечером накануне утреннего собрания.

Когда Марла пришла к Церен, та уже была одета в белую ночную рубашку и, кажется, собиралась ложиться спать: именно об этом она и спросила, решив, что, возможно, в таких условиях будет не слишком уместно обсуждать нечто подобное. Принцесса сказала, что ничего страшного в этом нет, ведь сон не шел к ней, как бы она ни хотела. Итак, Марла прошла к ней в покои и расположилась на софе — Церен села напротив и явно была напряжена: очевидно, из-за встречи с Альянсом, а может, еще и из-за внезапного визита Марлы.

— Принцесса, — обратилась все-таки она, решив, что нельзя больше оставаться в стороне от происходящего, — Вы уж простите мне мое любопытство, но меня очень беспокоит Ваше состояние.

— Мое состояние? — растерянно переспросила та, нахмурившись. Церен старалась делать вид, будто все было в порядке и она искренне не понимала, что Марла имела ввиду, однако она же видела, как та была встревожена.

— Я вижу, что Вы очень волнуетесь. Но поверьте мне, Альянс…

— У меня все хорошо, — Церен оборвала ее на полуслове и нервно улыбнулась, а затем настойчиво добавила: — Правда. Я действительно немного переживаю, но в этом нет ничего такого.

Марла тяжело вздохнула и поджала губы. Почему-то изначально ей казалось, что обращаться с принцессой будет намного проще, но как же она ошибалась. Эта бедная девушка была полна тревог, страхов и беспокойства, которые были не в силах затмить даже ее искреннее желание бороться за свою мечту, и это было так странно и даже, пожалуй дико, стоило только вспомнить о том, как амбициозны, горячны и взбалмошны были остальные члены правящей династии Удракийской Империи. Вспомнить только Ивара, потомка принцессы Дельвалии: даже несмотря на то, что он был человеком совершенно других взглядов, идеалов и принципов, этот огонь, текущий в жилах династии, бешено бурлил в нем.

Конечно, Ивар и Церен были родственниками настолько далекими, что их без зазрений совести можно было назвать чужими людьми: в конце концов, предок ныне правящей ветви, Император Альтор, и предок низложенной ветви, Император Керук — два брата — разминулись более восьмиста лет назад. С тех пор утекло много воды, кровь династии сотни раз перемешалась с кровью других знатных особ, но все же род у них был один — род великого Азгара Завоевателя, последнего короля Удракии и первого Императора Удракийской Империи.

— Принцесса, — мягко обратилась Марла, — я ведь желаю Вам только добра и искренне хочу Вам помочь….

— Я знаю, и я очень ценю это. Однако, правда, Вам не о чем беспокоиться.

— Но я же вижу, Вас что-то гложет. Скажите честно: дело в Альянсе? Вы переживаете из-за встречи с ним? — На сей раз Церен ничего не ответила, даже не попыталась оправдаться или отмахнуться, а только выдохнула и мрачно потупила взгляд. Этого схватило Марле, чтобы окончательно убедиться в том, что ее догадки были безошибочны. — Вы напрасно так волнуетесь. Люди приняли Вас, они любят и верят в Вас, и Альянс, не сомневайтесь, тоже. Госпожа Ракель, господин Канги и принц Мона очень ждут встречи с Вами и говорят о Вас лишь хорошее.

— В этом и вся проблема, — раскололась наконец Церен. Марла заметила, как она тут же нервно сжала пальцы сцепленных рук — настолько, что у нее посветлели костяшки. — Мне страшно, что я не смогу оправдать их ожиданий.