Глава 25 (83). Шепот сердца (1/2)

Даже охвативших город Мулладаар, столицу Рейениса, осенних дождей оказалось недостаточно, чтобы загасить вспыхнувшее пламя революции — именно так заметил один из солдат, лейтенант Айкут, что неустанно сопровождал Тенгу в течении всего пути и даже сейчас, на поле битвы. Тот нашел это поэтичное замечание вполне точным, и потому не выпускал его из головы последние полтора часа, проведенные в башне.

Правда состояла в том, что все происходящее по-настоящему пугало Тенгу. Само собой, он не позволял себе показать и толики страха, оправдывая свое укрытие в этой темной, кишащей охраной башни тем, что в случае его смерти миссия с треском провалится без его командования. Однако все, казалось, уже катилось к неизбежному провалу.

Несмотря на ужасные погодные условия, лужи, воду, грязь и исполинский ветер, приносящий с собой колючие капли дождя, солдаты мятежников держались с завидной уверенностью и решимостью. Предатели-удракийцы, одетые в белую форму, контрастную с черной одеждой солдат Империи, слишком сильно выделялись среди всей этой вакханалии — и в то же время будто нарочно показывали, как силен и непреодолим их напор. Без всяких колебаний они расстреливали и рубили тела тех, кого когда-то называли своими соотечественниками и сослуживцами, сражаясь с врагами, которые теперь стали их союзниками.

Отвратительно, до чего же отвратительно — Тенга не мог даже понять, что сильнее в нем взыграло: страх, или же все-таки презрение, направленное на бунтовщиков, которое, перерастая в ненависть, жгло его душу с дня смерти отца.

Вместе с мятежными удракийцами сражались и люди принцессы Марлы, которых вычленить из разношерстной толпы также было несложно: они все были облачены в военную форму цвета охры и носили на спине алые плащи, развевающиеся на промозглом ветру подобно языкам пламени.

Над ними возвышались флаги: золотое лучезарное солнце на красно-белом фоне — символ революции.

Весь этот шум — выстрелы, лязг клинков, отдаленные взрывы и яростные крики, чередующиеся в воплями ужаса и агонии, — вселял в Тенгу недюжинное беспокойство, которого он не испытывал, пожалуй, еще ни разу в своей жизни, заставляя сердце колотиться бешено и громко: но не достаточно, чтобы заглушить ни эти удручающие звуки, ни назойливую барабанную дробь, отбиваемую каплями дождя.

Когда прямо под окно крепости, отброшенное взрывной волной, упало развороченное, полностью покрытое кровью тело неизвестного солдата, обмякшее, словно печеная груша, которую силой швырнули в стену, Тенгу чуть не стошнило. Большими усилиями ему удалось сдержать рвотный позыв; однако взгляда от этой кроваво-мясистой массы он отвести не смог. От земли его отделяло порядка пяти метров, но он все равно видел все слишком отчетливо, будто стоял прямо над эти солдатом.

Отвратительно, до чего же все это отвратительно.

— Господин Тенга, — громкий голос лейтенанта Айкута, поднявшегося по лестнице, раздался из-за спины, словно спасительный гудок. Тенга выдохнул и резко обернулся, однако должного облегчения не почувствовал — потому что парень перед ним выглядел чем-то страшно напуганным.

— Что с тобой? — озадаченно нахмурившись, протянул Тенга.

— Мятежники подобрались к крепости и пытаются прорваться внутрь, — взволнованно отчеканил Айкут. — Боюсь, если они…

Громкий хлопок двери, раздавшийся снизу, заставил сердце уйти в пятки. Тенга повелительно взмахнул рукой, приказывая Айкуту молчать и, весь покрывшийся испариной, метнулся к лестнице, прислушиваясь. Несдержанную брань и шум драки оборвали несколько громких выстрелов, после которых на несколько мгновений наступила тишина.

— Пошли…

Топот начал подниматься. Тенга отшатнулся от лестницы и сдавленно сглотнул, чувствуя, как в горле засел плотный ком, не давая толком нормально вдохнуть. Они настигли его. Они убьют его, как и его отца.

— Лейтенант Айкут…

Когда он обернулся, тот стоял напротив с поднятым и наведенным аккурат на него оружием, из дула которого виднелся, опасно поблескивая, дротик. Тенга замер, как вкопанный. Айкут поджал губы, сурово свел брови к переносице и смотрел на него в ожидании, будто не решался выстрелить. Да, он собирался в него выстрелить, он заодно с предателями, — осознание этого пришло к Тенге не сразу, а когда же это произошло, его пробила резкая волнообразная дрожь, словно кто-то окатил его ведром ледяной воды. Тенга глубоко вдохнул, вновь ощущая это щемящее чувство в горле, и медленно потянулся к клинку, закрепленному на поясе, — в тот же момент Айкут выстрелил, выпуская дротик в шею Тенги.

Тот рефлекторно отшатнулся и попытался выдернуть его, что тут же отозвалось ужасной болью во всей шее и верхней части спины. Тенга вскрикнул и зашипел, падая на колени, — это чувство оказалось настолько сильным и мучительным, что на секунду едва не лишило его зрения. Перед глазами все поплыло, голову словно налил свинец. Пришла еще одна догадка: в дротике был яд.

— Что ты…

Тенга так и не смог договорить — в считанные секунды его тело сделалось полностью ватным, а мир вокруг окончательно помутнился, сменившись беспокойной темнотой. Последним, что он услышал, был неразличимый язвительный комментарий Айкута.

***</p>

— Господа, — голос Хакана, обращенный к собравшимся в его спальне членам Совета, строго прорезал тишину, вынуждая и без того мрачные лица посерьезнеть, повернувшись к нему, — мы с вами оказались в катастрофической ситуации. Вчера мы не только отдали Мулладаар, и вместе с ним и весь Рейенис, в грязные лапы повстанцев, но и потеряли господина Тенгу. Без него наш основной план более неосуществим.

— Почему нет? — голос подал адмирал Эдиз, который сидел между господином Бурханом и господином Бальтой. Он представлял собой мускулистого, широкоплечего мужчину с колючими короткими волосами, из которых, словно копья, вырывались два идеально прямых рога, и пышными бакенбардами, и глазами, чистыми, как голубые морские воды. Впрочем, по натуре он был не так мягок, как по внешности: этот человек любил спрашивать в лоб и не церемониться. — Нельзя найти кого-нибудь другого на роль Императора?

— Может, ты хотел сказать «другого на роль пушечного мяса»? — с ухмылкой язвительно подхватил господин Гёк. По внешности от адмирала, который к тому же, как ни странно, был его близким товарищем, этот человек отличался разительно. Он был худым, даже, можно сказать, тощим, и полностью облысевшим, из-за чего его сухое, обтянутое смуглой кожей точно по контуру черепа, лицо, вкупе с длинными извилистыми, словно лоза, рогами, казалось каким-то зловещим, коварным.

Когда на него устремились недовольные взгляды — едкость Гёка была в такой ситуации совсем неуместной, — он лишь искренне пожал плечами и с прежним пренебрежением продолжил:

— А разве я не прав? Она не захочет выходить замуж, особенно сейчас. Мы можем подкладывать под нее кого угодно и сколько угодно, но она изживет их всех. Ее постель — прямой путь в могилу.

— Ну, — слово взял Бурхан, неопределенно покачав головой, — тогда мы могли бы устроить ей замужество без, так скажем, «предварительных ласк».

Пока все молча смотрели на него, как на умалишенного, Гёк несдержанно, даже, по большей части, демонстративно, расхохотался, хлопая себя по бедру.

— Ой, господин Бурхан, рассмешили, рассмешили… — он шумно выдохнул, закинул ногу на ногу, развалившись в кресле, и саркастически процедил: — Напомню, что мы сейчас говорим о нашей неугомонной Императрице, а не о какой-то девственной школьнице. Для нее только это, наверное, и важно.

— А знаете, как-то это странно, — хмуро заметил Бальта, — что мы сидим и обсуждаем личную жизнь Императрицы.

— Что вы, не переживайте. Ее личная жизнь — это общественное достояние, — снова уколол Гёк; но затем, театрально нахмурившись и вскинув указательный палец, добавил: — Однако я, прошу заметить, говорю это не потому, что я ворчливый брюзга, который завидует ее страстной личной жизни. Просто это, господа мои, правд: у правящих особ не бывает ничего личного. Тот, с кем она спит сегодня, может начать править страной уже завтра. Поэтому это важно. Это дело всего государства.

— В любом случае, — Эдиз, недовольный всей этой пустой болтовней, решил соскользнуть, — нового жениха мы ей не подыскиваем, так?

— Нет, не подыскиваем, — заключил Хакан, качнув головой в подтверждение своих слов. — Это слишком нерационально, долго и ненадежно. Неизвестно, когда закончатся эти поиски и чем они увенчаются. Как правильно заметил господин Гёк, — тот обольщенно ухмыльнулся, — Императрица не настроена на брак, и сейчас нам этого не изменить. Все, что мы сделаем, это потратим впустую время, людей, и навлечем на себя еще больше гнева. Зато Империя, — его голос опустился и заиграл мрачными, тяжелыми нотками, — уже трещит по швам и находится на грани страшной беды. Чтобы не довести до нее, нам нужно действовать быстро и радикально.

— Согласно плану «Б»? — скептически протянул Эдиз.

— Согласно плану «Б».

Хакан задумчиво поджал губы и окинул собравшихся хмурым взглядом. Несмотря на то, что он уже почти два месяца обсуждал с ними свои — вернее, ставшие общими для всех — планы и так и не разу за всю это время не получал ни малейшего повода поставить под вопрос чью бы то ни было преданность, в некоторые моменты его все же терзали определенные сомнения: как, например, сейчас. Ведь одно дело — рассуждать вслух о замужестве Императрице. Совершенно другое — обсуждать ее убийство.

Пока Хакан собирался с мыслями и отгонял паранойю, дверь в его покои медленно отворилась, впуская служанку, которая заодно и прервала их беседу. Девушка согнула ноги в коленях, приседая вместо поклона, поприветствовала их, прошлась с подносом к столу, вокруг которого они расселись, и поставила на него несколько тарелок с фруктами и сладостями.

— Достань и принеси вино из нижнего шкафчика, — велел Хакан, махнув в сторону стеллажа. Девушка кивнула и отправилась выполнять поручение. Генерал тяжело вздохнул и устало потер переносицу, уткнувшись в пол. Присутствие служанки сейчас было очень некстати: время тянулось, и вынужденное ожидание его раздражало. Десяток секунду, в течение которого девушка шла к стеллажу, доставала бутылку и возвращалась обратно, растянулся словно на целую минуту.

— Будут ли еще какие-нибудь поручения?

— Нет, Фидан, пока ты можешь быть свободна, — вздохнув, отмахнулся Хакан. — Я позову тебя позже, чтобы ты убралась.

Служанка поклонилась и удалилась. Гёк, проводивший ее пристальным взглядом, не смог удержаться от очередной колкости, когда дверь за ней закрылась:

— Генерал Хакан, а вы любите молоденьких?

— О, звезды, оставьте меня от своих грязных шуточек, — тот закатил глаза.

— Да что вы так реагируете-то? — Гёк пренебрежительно фыркнул. — Я же просто спросил…

— Ваши бестолковые вопросы в такой ситуации совершенно неуместны, — строго пресек Хакан. Тот демонстративно цокнул, но на сей раз промолчал. Генерал выдохнул, наполнил свой бокал вином (после чего то же самое принялись проделывать и все остальные) и, подхватив его, протянул: — Итак, господа, мы с вами должны убить Императрицу.

В комнате на секунду повисло напряженное молчание. Всего пару слов — и этого достаточно, чтобы всех их немедленно арестовали и казнили; однако сказанного уже не вернуть, как и не сострупить с того шаткого, скользкого пути, на который они встали.

— Это будет несложно, — пренебрежительно опустил Гёк, и Хакану начало казаться, что он не единственный, кто начал уставать от его едких слов. — В наше время все имеющие власть мрут, как мухи. И главное, что виновник всегда один — Орден Дельвалии.

— Верно, — согласился Эдиз, ухмыльнувшись. — Орден, конечно, доставляет нам кучу проблем, но зато теперь его обвинить в чем угодно.

— Правда что. Сейчас я вдруг случайно подавлюсь этим вином, и уже завтра весь двор будет галдеть о том, что меня хотел отравить «Безликий убийца».

— Да… Это очень удобно играет нам на руку, — покачав головой, заключил Бурхан и задумчиво потер между пальцами ус. — Однако если нас кто-то заподозрит — а нас вполне могут заподозрить, — от суда и расправы будет никому не уйти.

— Почему это нас могут заподозрить? — небрежно опустил Гёк. — Мы ближайшие советники Ее Величества. Мы служили короне еще когда был жив ее отец — и вдруг нас как-то резко отвернуло. Без доказательств эти обвинения не будут стоить ни гроша.

— И все-таки — если?

— Я согласен с господином Бурханом, — вставил Бальта. — Это может стоить нам жизней.

— Но в этом и смысл службе государству, — отчеканил Эдиз. — Отдавать за него свою жизнь.

— Вот именно, адмирал, вот именно. И всем остальным, — укоризненно протянул Хакан, — стоило бы к вам прислушаться.

— Но если мы, самые благочестивые люди этого государства, умрем, но кто найдется вместо нас? — опустил Бурхан.

— Именно поэтому мы и не умрем, — заключил Гёк.

— Вы хотите сказать, что вы неподсудны, неуязвимы перед пулями, лезвием меча, электрическим стулом, да и в принципе — перед всеми методами смертной казни, господин Гёк?

— К сожалению, нет. Но я знаю, как сделать так, чтобы никакого преступления, за которое нас можно было бы казнить, не было.

— Я тоже знаю: можно не убивать Императрицу. Хотя тогда все равно мы все умрем…

— У вас хорошо получается выдумывать проблемы, господин Бурхан, но, к сожалению, не хватает знаний, чтобы их решать… — уколол Гёк и громко вздохнул.

— Ну, если хватает вам, — отозвался в той же манере Бурхан, — поделитесь с нами своими глубокими познаниями.

— Я именно это и собирался сделать, — он ухмыльнулся и, сделав глоток вина, неторопливо начал: — Помните, господа, существовала такая планета в Дзета-квадранте, — Нимерия? На ней было множество удивительной живности, богатая флора, фауна… И куча токсинов и вирусов, которые были губительны для всех, кроме самих нимерийцев.

— Помним, господин Гёк, — нахмурившись, произнес Бальта. — Император Азгар поэтому ее и уничтожил. Находиться на ней было невыносимо, а нимерийцы, которые вылетали за ее пределы, заражали всех вокруг непонятными болячками.

— Верно. Но то, что Нимерия была уничтожена, не значит, что болячек этих не осталось. Они уже разнеслись по космосу и всегда где-то, да будут показываться. Но кроме того, есть еще и нимерийские яды, которых тоже осталось немного по всей Вселенной. Ими обладают лишь единицы. И я, по счастливому стечению обстоятельств, нахожусь в их числе.

Гёк ухмыльнулся, и на секунду могло показаться, что от его слов всем вокруг стало не по себе. И действительно — нимерийские яды всегда были известны на весь мир как «смерть, что обрела физическое обличье», а сами нимерийцы — как искусные отравители.

— У меня есть яд, который называется «Шепот сердца». Называется он так потому, что это вовсе никакой не яд, а вирус в специальной защитной среде обитания, которая защищает его от гибели, пока он не попадет в кровь. «Шепот сердца» поражает дыхательный пути и сердце, пока человек не перестает дышать, а его пульс резко не останавливается. При поверхностном осмотре это можно принять за какой-нибудь инфаркт, но при более тщательном сразу же выяснится, что это — нимерийский вирус. Однако на то, что это был яд, никто никогда и не подумает.

— Так значит, это ваш хитрый замысел по устранению Императрицы? — спросил Бурхан, скептически выгнув бровь.

— Он самый, — Гёк кивнул. — А вам не нравится?

— Как раз-таки наоборот, это очень находчиво… Но вы не боитесь, что мы и сами можем им заразиться?

— Это вряд ли. Этот вирус чаще всего передается только половым путем.

Эдиз несдержанно прыснул. Бурхан и Бальта подхватили следом на ним — один Хакан остался задумчив и серьезен, мысленно пытаясь просчитать все риски.

— Ну, — смешливо опустил Эдиз, — в нашу ситуацию это отлично вписалось бы.

— Верно, — голос, наконец, подал и генерал. — Я долго думал над ядами, но это — идеальный вариант.

— Осталось только выбрать нужный момент, — заметил Бурхан.

— Я прикажу своей служанке Гоксель проследить за покоями Императрицы и после того, как у нее кто-то будет, подать блюдо с ядом, — тут же сообразил Хакан. — Даже лучше будет отравить их обоих — для большей надежности. И после этого, я надеюсь, в Империи наконец наступит покой.

***</p>

«Мятежники подобрались к крепости и пытаются прорваться внутрь… Мятежники подобрались к крепости и пытаются прорваться внутрь… Мятежники подобрались к крепости и пытаются прорваться внутрь…»

Шепот, доносящийся откуда-то словно сквозь толщу воды, все это время не утихал ни на секунду, повторяя одно и то же раз за разом. На то, чтобы разлепить веки, банально не было сил — но перед глаза все равно плясали разноцветные огни, перекатываясь в спиралевидные узоры, от вида которых все тело будто бы скручивало, и распрямляясь, чтобы укатиться в темноту и снова из нее возродиться.

«Будь осторожен, когда отправишься в Мулладаар. Не совершай глупостей, не совершай глупостей, не совершай глупостей, не совершай глупостей… Иди. Иди. Иди. Иди».

Тенга сдавленно простонал и, собрав все силы, которые оставались в его теле, перевернулся на бок. В то мгновение мир словно перевернулся — именно так это и ощущалось. Как будто он посетил праздник, намешал все существующие виды эля, вина и прочей выпивки и осушил за один присест, а теперь валялся в своей постели, отравленный всеми этими спиртами. Только вот это был вовсе не алкоголь — то был яд, в этом сомневаться не стоило.

Впервые за неопределенный промежуток времени шепот в голове, состоящий преимущественно из напутственных слов Хакана, последних лживых предупреждений Айкут и еще каких-то фраз, принадлежащих кому-то, о ком Тенга не мог вспомнить, оставил его — и вместе с тем к нему, кажется, начала возвращаться ясность сознания. По крайней мере, теперь он четко понимал, что выпущенный в него дротик был отравлен.

Лежа на чем-то твердом, он ощущал себя настолько немощным, словно превратился в фрукт, из которого выжали все соки, пережевали и выплюнули на пол, притоптав сверху ботинком. Мышцы по всему телу ныли и гудели, голова раскалывалась от шепота и смутных видений, которые не оставляли его все то время, что он провел без сознания, а в горле ужасно пересохло.

О, звезды, как же он хотел простой, самой обычной воды!

Тенга разлепил тяжелые, будто налитые свинцом веки, и уткнулся взглядом в металлическую стену перед собой. О том, что это был именно металл, он догадался по характерному отблеску света, доходящего не то с коридора, не то от тусклой лампы прямо в месте его заточения. Ушло порядка минуты — а может, и всего секунда, — чтобы зрение стало достаточно четким. Тенга тяжело выдохнул и выдвинул в сторону руку, чтобы оттолкнуться от нее и присесть — но тут же резко, от чего голова снова пошла кругом, подскочил, когда услышал громкий гудок прямо внутри своей камеры.

— Ну наконец-то ты проснулся!

Айкут? Нет, это был не Айкут — даже голос совсем не такой. Тенга рефлекторно прижался спиной к стене, оказавшись зажатым новым приступом страха — позорного, отвратительного страха, который он прежде всегда старался тщательно скрывать, — и поднял растерянный взгляд на незнакомца. Первым, что бросилось в глаза в его облике, были голубые волосы, заплетенные в дреды; вторым — тот факт, что это был удракиец. На вид он был всего на несколько лет старше Тенги, и при этом спокойно сидел, развалившись и закинув ногу на ногу, на стуле в углу камеры прямо напротив него. Смотрел, изогнув губы в легкой, почти незначительной, но оттого кажущейся не менее угрожающей, ухмылке, и скучающе покачивал левой ногой.

— Если честно, я очень боялся, что ты умрешь… Но ты жив. И вот, ты здесь.

Незнакомец вел себя слишком беспечно и жизнерадостно, что, впрочем, тревожило не меньше, как если бы он сейчас яростно налетел на него с ножом и пеной изо рта, намереваясь убить. Тенга вдохнул, чтобы выдавить из себя хоть что-то, и тут же судорожно раскашлялся. Горло дико жгло и раздирало. Внутри все пересохло настолько, что его чуть не скрутило от боли. Тенга схватился за горло и судорожно забегал глазами по камере. В другом углу — стул с кожаными ремнями (его присутствие не внушало ничего хорошего, но Тенга успешно проигнорировал его, гораздо сильнее опасаясь буквально захлебнуться сухим воздухом), на потолке — одинокая желтая лампа, на двери — маленькое окошко с решеткой, а под ногами незнакомца — заветная бутылка с водой.

Тенга никогда в своей жизни не думал, что будет хоть перед кем-то так унижаться, но инстинктивное желание выжить взяло свое: стиснув горло, чтобы не кашлять, он, чуть подавшись вперед, сдавленно, из последних сил, пробормотал:

— Во…

— Во…? — нахмурившись, отозвался незнакомец.

— Во…

— Хочешь поиграть в слова? — насмешливо бросил он. — Если да, то нет такого слова — «во». Есть «восьмерка», «воздух», «волейбол», «вода»… — Тенга чувствовал, что вот-вот задохнется, но, услышав нужно слово, тут же оживился, с усердием закивав головой. — А-а-а… — качнув головой, растянул незнакомец. — Я понял. Ты хотел сказать «вода». Хорошо. Мое слово — «абзац». — Тенга рвано выдохнул и отчаянно замотал головой в отрицании. В голове снова кто-то начал шептать. Пренебрежительный тон незнакомца, неприкрытая насмешка над ним, садисткий взгляд и, конечно же, мучительная жажда — все это просто сводило с ума. — Нет? — незнакомец недоумевающе свел брови к переносице. — Не вода?

— Дай…