Глава 16 (74). Тщеславные мотивы (2/2)
Ее голос дрожит и скрипит, как рвущийся пополам лист бумаги. Но голоса из леса опять не согласны, и тот, что принадлежит маленькой девочке, говорит громче всех остальных, вгрызаясь каждым вздохом, каждой паузой и едва уловимыми нотками снисходительного отчаяния.
— Нет. Это не ты. Кто ты?
— Джоанна Лиггер!
— Нет. Это не ты. Кто ты?
— Я — Джоанна Лиггер!
— Нет. Это не ты. Кто ты?
— Марселла! Марселла Галлагер! Я — Марселла Галлагер!
В бессильном отчаянии она падает на землю и сворачивается в калачик. Она не хочет быть Марселлой Галлагер. Все остальные будут лучше ее, сильнее ее, счастливее ее.
— Ты хотела убить свою мать?
В этих голосах столько осуждения, столько презрения.
— Да, хотела.
— Как ты могла, Марселла, как ты могла?
— Она испортила жизнь мне и моей сестре, — ее бормотание было почти беззвучным. Никто не услышит. — Вы даже не представляете, что она сделала…
— Сумасшедшая.
— Умалишенная.
— Избалованная девчонка.
Никто не поверит.
— Хватит! Хватит! Хватит!
Она пытается разжечь огонь, который уничтожит эти мерзкие взгляды и голоса раз и навсегда, но не выходит даже искры. Вместо этого к ней тянутся руки. Десятки. Сотни. Тысячи. Щипают, царапают, рвут одежду и растаскивают лоскуты.
— Хватит!
Ее голос звучит раскатами грома. И голоса затихают.
Она открывает глаза — повсюду кроваво-красный. Словно бы оказалась в кровавой камере без дверей и окон, в центре которой — ее голое, дрожащее бледное тело. В гладкой липкой поверхности пола она впервые спустя долгое время видит себя: это уже не маленькая девочка — теперь это взрослая девушка, которой не так давно стукнуло двадцать два, но которая по-прежнему перепугана. Светлые волосы промокли в крови. По рукам тянется черная жижа. Отвратительно.
Почему она настолько отвратительна?
Голоса сменяются смехом. Неконтролируемым, безжизненным, презрительным смехом. Почему они смеются. С ее наготы? С ее шрамов? С ее слез?
— Хватит! — кричит она, ударяя кулаком в землю. Кровь брызгает в стороны. Но смех становится только громче. — Хватит! Заткнитесь! Я ненавижу вас! Всех вас ненавижу!
Она снова жмурится и закрывает уши. Смех не утихает. Отвратительно.
Почему она настолько отвратительна?
— Джоанна… Джоанна, посмотри на меня.
Кто-то садится рядом и нежно гладит ее по щеке. Она собирается отшатнуться; но не может — не хочет. С надежной открывает глаза. Кто он? Кто он: тот, кто не стал насмехаться? Кто он: тот, кто вместо удара коснулся ее с таким теплом и такой любовью? Она не видит его лица. Но безошибочно узнает карие глаза.
Замирает, когда со щеки его невидимая рука скользит по шее, ключицам и останавливается на грудной клетке — там, где грохочет сердце, запертое под ребрами.
— Думаешь, — насмешливо протягивает он, впиваясь невидимыми пальцами в кожу, — только они могут тебя ненавидеть?
Все остальные хохочут вслед за ним. Сердце будто пронзает нож. Кровь бежит по животу бурной рекой.
Отвратительно.
— Хватит!
Отвратительно больно.
— Джоанна…
— Хватит!
Больно. Больно. Больно.
— Джоанна…
— Хватит!
***</p>
— Хватит!
Джоанна подскочила на месте всполохом пламени, загнанно дыша. В воздухе повис запах гари, в глаза ударили алые лучи восходящего солнца. Лиггер судорожно выдохнула и перевела растерянный взгляд в сторону: на за окном виднелся густой темный лес, а над ним полыхал туманный рассвет.
Это был всего лишь сон. Отвратительный, будоражащий кровь кошмар.
— Джоанна?
Она невольно вздрогнула, когда Картер позвал ее по имени, и обернувшись, застала его сидящим у края кровати и смотрящим на нее с замешательством и одновременно беспокойством. Искренним. Неподдельным.
Вспомнилось фантомное касание к щеке, которое она тут же попыталась отогнать, дотронувшись кожи своей разгоряченной ладонью. Сон отпускал ее из своей липкой вязкой хватки слишком медленно и явно нехотя.
И только обугленный край одеяла, бросившийся на глаза, дал ей возможность окончательно протрезветь.
— Что я?.. — Джоанна так и не смогла закончить свой вопрос, будучи не в силах подобрать достаточно уместные слова, и потому просто перевела вопросительный взгляд на Картера.
— Ты начала кричать и биться, — сдержанно проинформировал он. — С огнем.
Джоанна рассмеялась и зарылась лицом в ладони. Он не должен был этого видеть, никто не должен был этого видеть. Чувство стыда будет мучать ее еще ни один день, пока она наконец управится с тем, что должна была сделать еще шесть лет назад. Шесть гребаных лет ее продолжают терзать ночные кошмары, вспышки беспричинного гнева и всеобъемлющая ненависть ко всем и всему, что ее окружает. Так больше нельзя продолжать. Нужно убить в себе эти чувства, нужно убить источники этих чувств.
Картер вздохнул, поднялся и опустился на кровать рядом с ней.
— Что с тобой происходит?
— Будто ты не знаешь, какая у меня дерьмовая жизнь, — огрызнулась Джоанна, но мысленно возгордилась собой. По крайней мере, она больше не стеснялась признать, что с ней что-то не так. — Я так устала от этого говна…
Картер не нашелся с подходящими словами в ответ. В конце концов, он и сам по уши погряз в невесть чем: они с ним в одной яме. Достаточно было просто того, чтобы он услышал ее, и понял. Да, он непременно поймет. Однако Картер не просто промолчал — поднял руку и коснулся тыльной стороной ладони ее лба, задумчиво нахмурившись. Затем убрал ее и обеспокоенно констатировал:
— У тебя температура.
— И что с того? — Джоанна напускно безразлично пожала плечами в ответ. В последние дни ее и правда периодически мучила легкая ломота во всем теле.
— Она большая.
— Просто… — Лиггер усмехнулась, дернула бровью и саркастически заключила: — Я горячая штучка.
— Это совсем не смешно, — укоризненно отозвался Картер, недовольно склонив голову на бок.
— Говорит человек, который не ел две недели, потому что ему не нравился цвет еды, — уколола в ответ Джоанна. — Лучше не доставай меня с этим. Я в полном порядке, — отмахнулась, отвернувшись к окну. Картер молчал. Это раздражало. Напоминало ей о том, как она плутала за ним по Гарнизону, словно беспризорница. — Я больше не собираюсь спать.
— Я тоже.
— Прекрасно. Тогда поехали из этого клоповника, — решила Джоанна, сползая на край кровати и собирая с пола ботинки. — Оставим ключи здесь, чтобы не видеть тупую рожу этой гигантской поедательницы тараканов.
Уже через десять минут они сидели в машине, оказавшись в нескольких километрах от «Берлоги», с набившим оскомину, но уже полюбившимся сердцу кантри-альбомом, и потягивали сигары с ментолом. По бокам простирался и пролетал малахитовый монолит хвои.
До Дреттона оставалось чуть больше, чем сто километров.
***</p>
Дорога, в конце концов, растянулось на время значительно большее, чем они рассчитывали изначально. Но первой стены можно было добраться за два часа; однако сначала они заехали в деревню, полтора часа провели в ожидании открытия местной столовой, после чего отправились в магазин запастись водой, сигарами и прочей жизненно необходимой мелочью, которую сгрузили на заднем сиденье машины. Немало времени отнимало и то, чтобы банально завести ее: с каждым разом поломанный механизм поддавался все хуже и хуже.
А потом Джоанна будто бы сама начала оттягивать время: то там остановится, то туда зайдет. Один раз побывав в туалете на заправке, вышла оттуда с красными глазами и абсолютно опустошенным видом. Картер не решался задавать вопросы — знал ведь, что она все равно не ответит, а только разозлится, — хотя и усидеть на месте после этого спокойно не мог. А хуже всего было то, что он даже, мать его за ногу, не понимал, что вообще с ней творится. Чем больше они приближались к Дреттону, тем стремительнее угасал ее бодрый настрой, который вытеснило угрюмое молчание и звериная гневливость.
Двадцать километров до Дреттона. Кругом разрушенные дороги, глухая лесная чаща и тревожный шелест листьев. Джоанна открыла окно и закурила: наверное, уже восьмую по счету за полдня. Картер просто не смог промолчать в этот раз.
— Не надоело тебе?
Лиггер перевела на него непонимающий взгляд.
— Что не надоело?
— Курить.
— А тебе не надоело постоянно задавать тупые вопросы?
Картер нервно постучал пальцем по рулю. Ему стоило привыкнуть за столько времен, но резкость Джоанны не переставала поражать. По правде говоря, он ненавидит помогать, ненавидит «постоянно задавать тупые вопросы», и даже отучил себя делать это, как делал раньше только для того, чтобы лишь заслужить еще хоть капельку похвалы, но с ней… С ней он готов был делать все, что ненавидел. Знать бы только, что она это любит, — а она точно любит: просто, по привычке, кусается.
— Почему ты такая?
Неверный вопрос. Джоанна взвилась, как уж на сковородке, вцепившись в него возмущенным взглядом, и прогрохотала:
— Какая — такая?
К счастью, Картер быстро нашелся с ответом. Вернее, ему и придумывать не пришлось: он лишь говорил то, что думал на самом деле.
— Почему не даешь сделать ради себя хоть что-то хорошее?
— Ты и так сделал достаточно, — огрызнулась и снова затянулась: на этот раз дольше, чем обычно, будто надеялась вытравить из себя дух этим дымом. Было что-то поэтичное в том, что она, раздражаясь или расстраиваясь, тут же зажимала между пальцами сигару. Будто бы вместе с табаком сжигались и ее скверные чувства. Картеру удалось задеть одно из самых больных ее мест: Джоанна всегда делала что-то ради других — но ни признать этого, ни позволить ответить тем же попросту не могла. Однако его болезненному упрямству то не помеха.
— Нет, недостаточно, — безапелляционно парировал Картер, сжимая пальцами руль. — Чтобы исправить то, что было раньше, точно нет.
Джоанна демонстративно цокнула и закатила глаза, срываясь на очередную недовольную колкость:
— Как же я ненавижу твои игры в героя…
— Хватит врать, — выплюнул Картер. Выносить это становилось все более и более невозможно. Неужели она и впрямь не видит, и впрямь не верит, что он — как же страшно было признаваться себе в этом после всего, что произошло! — готов весь мир положить у ее ног? Отречься от всех амбиций, сложить знамена и забыть обо всем, лишь бы только снова увидеть пылающий огонь в ее янтарных глазах? — Хотя бы сейчас.
Джоанна посмотрела на него, как на умалишенного. Картер не умел как следует общаться с людьми: все, выходящее за рамки привычного капитана-майора-командующего, вводило его в ступор и страшно пугало, — однако читать их и понимать он умел. Чего они хотят, в чем нуждаются, чего опасаются, о чем лгут… Именно это, наверное, Лиггер в нем и ненавидела.
— Я даже говорить об этом не хочу, — прошипела и раздраженно выбросила окурок в окно.
— Может, ты перестанешь увиливать?
— А может, ты перестанешь нагружать мой мозг всяким бредом, когда у нас есть проблемы посерьезнее?! — вспыхнула Джоанна, резко повернувшись на него с возмущением и бурлящим внутри раздражением. — Например, как нам попасть в Дреттон?
— Зачем нам вообще нужно в Дреттон?!
Этот вопрос окончательно завел Джоанну в тупик — она обомлела и замерла, уставившись на него в замешательстве. Картер, конечно, догадывался обо всем с самого начала; но озвучить свои догадки вслух так и не решался — и сейчас тоже не решился.
— Впрочем, — он вздохнул и отвернулся, сосредоточив взгляд на лесной чаще за лобовым стеклом. Дорога была ужасно трясучая, а маневрировать между деревьями было невыносимо трудно. — Неважно. Можешь не отвечать.
— Спасибо, — вновь огрызнулась она.
Пальцы у Картера начинали болеть от той силы, с которой он сжимал руль. Закипающий внутри гнев, граничащий с отчаянием, уже не давал спокойно сидеть на месте — да побери его, что он, блять, делает не так?! В этом отвратительном мире, в социуме, который презирает его, в океане непоправимых ошибок и пролитой крови, Джоанна остается единственным лучиком света — неуловимым лучиком света, недосягаемым островком счастья в бездне отчаяния. Как ему вернуть те дни, когда она безотказно отдавала ему всю себя, как завоевать ее каменное, облипшее шипами сердце?! Неужели она мстит ему таким образом — или просто и впрямь боится быть преданной снова?
В любом случае, без нее он рухнет вновь. Она нужна ему, нужна как вода и воздух любому живому существу во Вселенной.
С пять минут Картер просидел, как в воду опущенный, мрачно руля машину по лесу. Пока неожиданно что-то не хрустнуло, и она не встала на месте.
— Да что за…
Картер вдавил педаль газа в пол — машина беспомощно зарычала и заново стихла. Так повторилось еще несколько раз, пока мотор полностью не замолчал, не подавая уже никаких признаков жизни. Издав мученический вздох, он выскочил из машины, проводимый растерянным взглядом Джоанны под нависшей тенью хмурых бровей, и рывком поднял крышку капота, пытаясь понять причину поломки. Следом за ним вышла и Лиггер, остановилась рядом и, поставив руки на пояс, пессимистично заключила:
— Мы в дерьме.
Внутри что-то замкнуло — из сложной конструкции из механизмов, гаек и шестеренок тонкой струйкой поднялся дым.
— О, да! — Джоанна издала истерический смешок и всплеснула руками. — Прекрасно, просто прекрасно… Теперь, что-ли, на четвереньках туда ползти?
У Картера задергался глаз. Издав мрачный, недовольный вздох, он перевел на нее хмурый взгляд и укоризненно процедил:
— Этого не случилось бы, если бы мы не останавливались каждые пять минут.
— Правда? — едко воскликнула Джоанна, сложив руки на груди. — Тогда мог бы и не останавливаться.
— Ты будешь меня в этом обвинять? — Картер в точности скопировал ее позу, не считая, разве что, нескрываемого раздражения на лице вместо напускной насмешки. — Однако это не мне нужно было обежать все заправки и запираться в туалетах на полчаса.
— Лучше помолчи, — Лиггер резко переменилась в лице, угрожающе сверкнув янтарными глазами.
— Лучше не говори мне помолчать. Ты вообще хоть понимаешь, что ты творишь? Мы находимся не в том времени, месте и ситуации, чтобы вот так вот безрассудно творить все, что вздумается! И вообще… Зачем ехать туда, куда ты даже не хочешь ехать?
— С чего ты взял, что я не хочу туда ехать?
— Тогда в чем еще дело?!
Джоанна, поджав губы и отшатнувшись, снова не смогла ответить на его вопрос — да и не успела бы: потому что в тот же момент из лесной чащи, наступая на хрустящие ветки и шелестящие листья, вышел без преувеличения десяток людей в ружьями, направленными аккурат на них. Джоанна и Картер рефлекторно прижались спинами друг к другу спинами в боевой готовности. Она сжала кулаки, собираясь разжечь огонь в любое мгновение, а он мысленно проклинал оружие, оставшееся в машине. Тем временем десятка незнакомцев прятала свои лица в тени пурпурных капюшонов и решительно молчала, пока один из них — мужчина, вышедший со стороны Картера, — не заговорил.
— Руки вверх!
Картер почти подчинился его требованию, если бы не вмешалась Джоанна.
— Я натяну твою задницу на твою голову.
Проклятье. Так она точно добьется того, что их прикончат здесь и сейчас. Однако… это точно были не удракийцы — светлые руки, сжимающие ружья, выдали это моментально, — что, в принципе, давало какие-никакие шансы на более успешных исход ситуации.
— Не советую грубить мне, — предупредительно протянул мужчина.
— Грубить мне я бы тоже не советовала, — отозвалась в той же манере Джоанна и, хотя Картер и не видел ее лица, наверняка улыбнулась.
— Нет, ты не поняла, — он опустил ружье и недовольно прошелся в их сторону. Обогнул Картера, встал напротив Джоанны и схватил ее рукой за грудки, после чего презрительно процедил: — Не будешь держать язык за зубами, нарвешься на огромные неприятности. Я могу прикончить и тебя, и твоего дружка прямо здесь и сейчас.
— Мне угрожают этим так часто, что я уже даже не воспринимаю это всерьез.
Мужчина усмехнулся.
— Ты даже не понимаешь, с кем ты разговариваешь.
— С говнюком, который прикрыл свое лицо под грязным капюшоном?
Картер с трудом мог пошевелиться. Джоанна была достаточно близка, чтобы почувствовать, как сильно она, несмотря на дерзкие речи, была напряжена. Это все грозило закончиться очень плачевно. Но и попытаться успокоить Джоанну означало признать свой страх перед нападающими. Гребаный ребус, мать его за ногу!
И вдруг Джоанна дернулась — мужчина болезненно застонал: Картер рефлекторно обернулся и увидел, как тот отпрянул от Джоанны, потирая лоб. Она что, ударила его? Это не хорошо, это совсем не хорошо… Однако другие люди с ружьями не двигались.
Пурпурный капюшон упал с его головы, и Картер теперь смог увидеть его лицо. Первым, что бросилось в глаза, был, несомненно, крупный шрам, диагонально рассекающий лицо мужчины напополам, и огонь ярости, пылающий в контрастно холодных темных глазах. Его голову покрывала свежая темная щетина, а возраст, судя по всему, уже давно перевалил за тридцать. И было в нем что-то дикое, резкое, взбалмошное и совершенно не человеческое, что вводило в своеобразный ступор: Картера и — совершенно неожиданно — Джоанну.
Мужчина швырнул ружье на пол и бросился в ее сторону с кулаками — и Лиггер, несвойстенно самой себе, вместо драки, предпочла отскочить в сторону, позволив тому ударить воздух.
— Успокойся!
Мужчина обернулся на нее со звериным рыком и снова попытался ударить, пока Джоанна старательно уклонялась от каждого выпада.
— Я сказала тебе, ебаный ты придурок, успокойся! — И перехватила его руку в воздухе, резко ударив коленом под дых — а затем еще несколько носом ботинка, после чего, повалив его на спину, набросилась сверху, прижимая к земле своим весом. — Хватит! Билл, мать твою, угомонись!
Мужчина уставился на нее, как на умалишенную, — да и Картер, говоря по правде, тоже ничего не понимал.
Джоанна знала этого человека?
— Что ты сказала? — непонимающе протянул мужчина, скривившись.
— Я сказала, чтобы ты наконец-то перестал махать своими руками и успокоился. Что, не узнаешь меня?
Названный Билл растерянно нахмурился.
— А мы когда-нибудь трахались?
За это Джоанна тут же ударила его в челюсть и, схватив за воротник, хорошенько встряхнула.
— Больной ублюдок, — выплюнула она. — Не помнишь, как тебя закрыли в Люммене за убийство?
— За какое именно?
— В котором ты избил мужика из-за наркоты, — Джоанна закатила глаза, по-прежнему не слезая с него. — Ну, вспоминай.
— Может, ты просто скажешь мне, кто ты такая?
Лиггер демонстративно цокнула и выпалила:
— Твоя старая подружка из психушки.
Лицо мужчины тут же просияло, и брови ошарашенно взлетели вверх.
— Марселла?!
Джоанна издала раздражительный вздох, закусив внутреннюю сторону губы, и прошипела:
— Никогда не называй меня так.
— Это… — Билл даже забыл о том, что был прижат к земле под угрозой жестокого избиения, — вместо этого он вытаращился на Джоанну, словно на привидение или какое-нибудь невиданное чудо света, будто одно ее существование казалось чем-то невообразимым. — Это правда ты? — Она кивнула в ответ. — Но ты ведь… Ты ведь мертва.
— Иногда забываю о том, как много людей считают меня мертвой, — неловко пробормотала Лиггер и покачала головой. — Но нет. Я живее всех живых.
— Итак… Давай ты слезешь с меня и расскажешь обо всем по порядку.
Именно так Джоанна и поступила. Слезла с него, после чего Билл велел своим людям опустить ружья и возвращаться в лагерь (Картер все еще не понимал почти ничего в том, что творилось прямо сейчас), и тогда Джоанна начала свой рассказ: о том, как была схвачена и завербована в Мереж, как выполняла правительственные поручения, в которых убивала и следила за людьми, как работала в амплуа секретарши королевы Каталины — у Билла от этого глаза чуть на лоб не полезли, — а затем о том, как попала в Гарнизон и вместе с Картером оказалась в Иггаззирской тюрьме, из которой они позднее сбежали — и о многом, многом другом… Билл слушал ее рассказ с жадным вниманием и сменяющимся вихрем эмоций на лице: удивление, восхищение, растерянность, непонимание — все это следовало одно за другим по мере того, как рассказ Джоанны набирал все более фантастические обороты, — и не прерывал ни на секунду. Признаться, Картер и сам слышал некоторые вещи впервые. Как выяснилось, у Джоанны была невероятно насыщенная жизнь, некоторые моменты которой, впрочем, оставались кровавыми и пугающе мрачными.
Как только она, пережив все это, еще находила в себе силы улыбаться?
— Хочешь сказать, что ты и он… Побывали в инопланетной тюрьме?
Джоанна пожала плечами и развела руками.
— Такое иногда случается.
Билл вскинул брови, все еще не веря в услышанное, перевел взгляд на Картера и саркастично протянул:
— А это все ей точно не приснилось?
— Хотелось бы, чтобы все это было только сном, — мрачно отозвался Картер. Мужчина неопределенно покачал головой и продолжил:
— Ну а ты-то хоть знал, что было с ней до вашей встречи в Кретоне? Кто она, чем занималась?
— Примерно.
— И ты, зная все это, не боишься разъезжать с ней в одиночку по лесам и заброшенным шоссе?..
— Если кому-то и стоит бояться Джоанну, то уж точно не мне.
Билл усмехнулся и перевел на нее дразнящий взгляд — Лиггер потупила глаза и смущенно ухмыльнулась.
— Такая свирепая девушка — просто мечта, — бодро заключил он. — Ты будешь за ней, как за каменной стеной, товарищ военный!
Картеру показалось, что от неловкости всей ситуации он даже покраснел.
— Вообще-то мы не…
— Ну-ну, не скромничай, — Билл усмехнулся и махнул рукой. — Считай, тебе повезло даже. Она ж перегрызет глотку любому, кто на тебя косо посмотрит.
— Я перегрызу глотку тебе, если ты не успокоишься, — прорычала Джоанна с самой невинной улыбкой из всевозможных, спасая тем самым ситуацию, еле как недостигшую апогея абсурдности. Картер буквально вздохнул с облегчением.
— Не драматизируй, — отозвался мужчина, снисходительно вскинув бровь.
— Я серьезно. Ты уже должен был понять, что я на многое способна.
— Ладно, хорошо, будь по-твоему. Да и, в конце концов, некрасиво встречать так старых друзей. Расскажите лучше, — его враждебно-язвительный настрой тут же сменился свояческим дружелюбием, и на лице появилась легкая улыбка, — как вы оказались в этом лесу и почему ругались, как уставшие женатики?
— У нас сломалась машина, — ответил Картер.
— Это я уже понял. А куда вы направлялись-то?
— В Дреттон.
— В Дреттон? — вторил ему Билл и перевел удивленный взгляд на Джоанну. — Неужели ты…?
— Да, — Лиггер поняла его с полуслова и тут же оборвала, заметно помрачнев.
— И как ты собираешься ее искать? Ты ведь знаешь, что ее спрятали.
— Нет такого места, где человек мог бы спрятаться от своей судьбы, — снисходительно заметила Джоанна. — Больше не будем об этом.
— Ладно… А теперь пора мне показать тебе кое-что, что тебя, я думаю, приятно удивит… Пойдемте, — Билл приготовился идти, даже не дождавшись от них какого-либо ответа, и кивнул в сторону, мол, вон там, — здесь недалеко.
Им не оставалось никакого иного выбора, кроме как последовать за мужчиной. Забрав их машины оружие, пакет с продуктами (а именно бутылками воды и злаковыми батончиками — необходимой мелочевкой) и сигары, они позволили себя вести.
***</p>
Как Билл и обещал, дорога действительно выдалась недолгой: всего-то десять-пятнадцать минут; после чего показался большой-большой холм, который, по его словам, и был их конечной точкой. Едва Картер успел возразить, мол, здесь нет никого и ничего, как мужчина громко свистнул, и блок земли под ногами медленно, с грохотом, поднялся, открывая вид на большой темный тоннель, уходящий вниз — Картеру невольно вспомнился потайной подвал в баре в Канте; только вот эта дыра казалась намного более устрашающей.
Джоанна скривилась при виде ее и мрачно пробормотала:
— Я туда не пойду. Ни за что.
— Ты что, — протянул Билл с язвительной издевкой, — боишься, что-ли?
Лиггер метнула в его сторону возмущенный взгляд и поджала губы. Картер знал: она, конечно же, боялась — ведь она рассказывала когда-то давно о своей клаустрофобии; только вот признаваться в этом своему старому знакомому явно не собиралась.
— Просто ненавижу грязь.
— Зато взрывая здания и убивая людей, ты об этом как-то не думаешь… — заметил Билл как бы между прочим. — Итак, либо ты боишься, либо ты избаловалась. Только вот после твоих рассказов ни то, ни другое не кажется логичным.
Он осадил ее — и Джоанне, тяжело вздохнув и вбирая тем самым вместе с воздухом всю имеющуюся выдержку и силу воли, пришлось сдаться.
— Ладно тебе, я просто пошутила, — отмахнулась она и саркастично протянула: — Конечно же, я полезу в твою темную, сырую земляную нору, в которой мы вполне можем умереть.
— Не можем, — возразил Билл. — Землекопы у нас опытные.
— Поверю на слово.
Спуск выдался одновременно мгновений и просто катастрофически тягучий. Джоанна разожгла в руке огонь — свой собственный источник света, как альтернативу фонарю Билла, — и всю дорогу снова проговорила с мужчиной, пытаясь отвлечься от тревоги, которую нагоняло это место. Картеру и самому, хоть он и не страдал клаустрофобией, начало казаться, что их рано или поздно заживо погребеи под землей, несмотря на то, что стены тоннеля были идеально гладкими и твердыми — кропотливая эльфийская работа. Через несколько минут наконец-то появилось хоть какое-то разнообразие: к верху тоннеля потянулся слабый свет, который, тем не менее по мере приближения усиливался, так что Билл смог выключить фонарь, а Джоанна — погасить огонь.
Узкий тоннель резко оборвался — и перед глазами тут же предстал просторный, просто огромный по своим размерам зал, заставленный палатками и полный галдящих людей, которые, все до одного, были одеты в какое-то затертое тряпье. На первый взгляд могло показаться, что это какие-нибудь беженцы; только вот мускулистые фигуры и холодные, несмотря на искренний смех и усталые улыбки, глаза с головой выдавали в них воинов. Картер окинул их растерянным взглядом и посмотрел наверх: в этом месте пол, потолок, стены — словом, все — было настолько же безукоризненно гладким, как и в длинном узком тоннеле, по которому они только-только брели. Как будто кто-то ножом вырезал огромный пласт земли из ее поверхности. Тем не менее, Джоанна, стоило только на нее посмотреть, не казалась удивленной от слова совсем.
— Э… А кто все эти люди? — недоумевающе протянула она, сложив руки на груди и скептически покосившись на Билла.
— Повстанцы Дреттона, — отозвался мужчина, и его губы растянулись в самодовольной ухмылке.
— Маловато вас как-то осталось, по сравнению с недавними новостями…
— О, это далеко не все. Тут только верхушка; и шпионы. Остальные так и остались в городе. Пойдемте, покажу вам нашего лидера, — ухмылка так и не сошла с его лица — теперь только стала какой-то коварной, заговорщической, а глаза нетерпеливо заблестели. — Думаю, ты очень обрадуешься, когда увидишь ее.
Джоанна пожала плечами и проследовала за Биллом; Картер же — проследовал за ней. Минуя ряды палаток, он видел военных, облаченных в обноски, уставших, с надломом в глазах и, несомненно, кровью на руках, хотя кожа их и была чиста, с вялыми, но все еще полными надежды улыбками, собирающихся вокруг дымящихся костров с мисками, наполненными похлебкой, — видел это, и вспоминал свои вечера перед своими битвами. Правда вот… в последний раз все было совсем не так.
Билл привел их к самой большой палатке, расположившейся аккурат в центре лагеря, и вздернул полотно, вытянув руку в пригласительном жесте.
— Милости прошу, проходите.
Они зашли внутрь палатки и замерли, как вкопанные, прямиком у входа (не считая Билла, который, в свою очередь, уверенно прошагал вперед, сложив руки за спиной). Здесь было тихо — ужасно, мучительно тихо, что казалось еще более неловким после восторженных обещаний Билла, который старательно уверял в грядущей грандиозной встрече. А может, это только он не понимал значимости происходящего? Картер переминулся с ноги на ноги и опустил хмурый взгляд на Джоанну — Лиггер уставилась, как баран на новые ворота, на светловолосую женщину, что сидела, в окружении множества подушек, за столом в самом центре, перебирая какие-то бумаги, карты и держа в свободной руке надкусанный шоколадный батончик. Вероятно, она была сверстницей Билла; и стоило ей только отвлечься от своих бумаг и поднять на них взгляд темных глаз, как Картер тут же невольно вспомнил королеву Кармен — она совершенно точно обладала почти таким же взглядом. Оглядев их скептически, женщина перевела недоумевающий взгляд на Билла и протянула:
— А это еще кто?
— Ты тоже ее не узнала? — отозвался Билл, вскинув бровь.
— Я не знаю ни ее, ни его. Так кто это?
— Попробуй догадаться.
— Не хочу я играть в твои загадки, — раздраженно отмахнулась она.
— Ну попробуй…
— Билл, — строго оборвала, бросив бумаги на столешницу.
— Изабелла, — передразнил он, склонив голову на бок. — Ты что, правда ее не узнаешь?
— Не узнаю.
Мужчина тяжело вздохнул и все-таки стушевался.
— Это же Марселла Галлагер из Люммена!
Изабелла вздрогнула и подняла на нее растерянный взгляд — Джоанна в свою очередь убийственно зыркнула на Билла, стиснув челюсти.
— Правда, — ему тут же пришлось исправиться, — она не любит, когда ее так называют… Теперь она Джоанна.
— Не может быть, — Изабелла недоверчиво нахмурилась. — Она ведь мертва. Ее захватили и убили военные.
— Ну, все было не совсем так… — протянула Джоанна, многозначительно покачав головой и сунув руки в карманы шорт. — На самом деле, они завербовали меня в Мереж.
— В Мереж? — женщина удивленно вскинула брови. — Хочешь сказать, тебя отправили работать на правительство после такого?
— У нас был договор: никогда не приближаться к Дреттону.
— И все же, раз уж ты здесь, ты его нарушила.
— Просто я больше не работаю на правительство, — Джоанна пожала плечами. — Поболтала бы обо всем этом с удовольствием, но я уже и так рассказала все Биллу, а повторяться по несколько раз я не люблю, так что… Спроси как-нибудь у него, пусть перескажет.
— Не могу поверить… Неужели, — Изабелла растерянно похлопала глазами, — это и правда ты? — Она подозрительно прищурилась и протянула: — Расскажи что-нибудь такое, что могла бы сделать только ты.
— Я взорвала психиатрическую больницу, наверное… — отозвалась Джоанна с издевкой. — А потом пожалела о том, что Беатрис Хиггинс после такого умудрилась остаться в живых.
Билл рассмеялся в ответ на ее слова. Изабелла лишь сдержанно улыбнулась и заключила:
— Что ж, это и правда ты… Но, кстати говоря, через неделю после этого она уволилась. Сказала, работа очень нервная.
Джоанна усмехнулась.
— А что было с доктором Эрнандесом?
— Через полгода после этого он тоже уволился. Да и вообще, большинство персонала быстро сменилось. Благодаря тебе нахождение там стало для них просто невыносимым.
— Гадить у меня получается лучшего всего. Но а что насчет Кристы? Помнишь, была там такая назойливая эльфийка…
— Помню-помню, — Изабелла покачала головой. — Ее выписали через месяц после твоего огненного представления.
— Ну а с вами-то что было? — Джоанна недоумевающе нахмурилась. — Как это так получилось, что вы до сих пор вместе?
— Давай ты вместе с… — женщина запнулась и подняла вопросительный взгляд на Картера — тот сразу же представился. — Вместе с Картером присядешь, и мы обо всем поговорим. Ему ведь можно доверять?
— Можно, конечно. Иначе я бы его убила, — произнесла Лиггер и улыбнулась самой невинной улыбкой из всех, что имелись у нее в запасе. Затем прошлась к столу, взяла себе одну из подушек и уселась — Картер поступил аналогичным способом. С боку к ним присоединился и Билл. — Ну, — сказала Джоанна, сцепив руки в замок и вальяжно положив на стол, — рассказывай все. — Изабелла почти начала, как Лиггер вдруг добавила: — Кстати… Я вот иногда вспоминала о тебе и думала: каково это было — оказаться правой насчет, ну, знаешь, всего этого? Ты ведь говорила, что удракийцы начнут нас порабощать, а люди смотрели на тебя, как на больную, — но вот, это оказалось правдой… Как оно?
— Думаю, я чувствую гордость, — Изабелла отозвалась так быстро, уверенно и четко, словно отвечала на этот вопрос сотни раз. — Даже, я бы сказала, превосходство.
Джоанна задумчиво нахмурилась и покачала головой.
— Резонно.
— Итак, ты хотела, чтобы я все рассказала… Я рассказываю. — Женщина откусила шоколадный батончик и медленно прожевала, будто нарочно выдерживая столь длительную паузу. Утерла тонкими длинными пальцами уголок губы, в котором застрял шоколад, и начала: — Через год после того, как ты нас удачно покинула, Биллу каким-то чудом удалось добиться выписки. Его, конечно, не очень хотели отпускать, потому что он социально опасный эпилептоидный психопат… — За это пренебрежительное замечание мужчина наградил ее недовольным укоризненный взглядом, который та успешно проигнорировала. — Но, вообще-то, именно благодаря своей психопатии он и выбрался. Натянул улыбочку, поухлестывал за женской частью персонала, который потом набил ему положительную характеристику, постарался прикинуться адекватным человеком — и ушел с больничной карточкой. А я вот осталась одна. Ну, почти… Со мной была та полоумная Лара, пока ее не перевели в другое отделение для самых безнадежных, но уж лучше бы я тогда и правда была одна. В одиночестве у меня было много времени, чтобы подумать обо всем на свете, как и о том, что я сделала бы, если бы удракийцы в самом деле напали.
— Жаль, конечно, что мы не признали твой гений несколькими годами раньше, — прокомментировала Джоанна, издав тяжелый вздох. — Кто знает, но, возможно, мы бы избежали кучу проблем…
— Будто бы кто-то послушал сумасшедшую тетку из клиники, — съязвила Изабелла и, скривившись, пробурчала: — До сих пор мечтаю посмотреть в глаза всем тем, кто считал меня ненормальной параноичкой…
— В принципе, ты права, — заключила Лиггер и пожала плечами. — Покойная королева слишком обожала своего принца. Если бы ей сказали что-то такое, она бы только посмеялась.
Изабелла непонимающе нахмурилась: вероятно, она и мысли о том, что Джоанна когда-то работала под боком Каталины, не могла допустить. Как бы то ни было, женщина предпочла не обращать внимания на ее слова и, прочистив горло, продолжила:
— А через год случилось просто невообразимое: Билл снова убил кого-то в порыве гнева, был признан судом невменяемым и отправлен на принудительное лечение в то же самое место.
Джоанна перевела на Билла изумленный взгляд и шутливо, будто они говорили вовсе не о смертях и убийствах, протянула:
— И тебе не надоедало?
— Я не контролирую себя, — он пожал плечами. — К тому же, тот идиот назвал меня конченым ебланом.
— В чем-то он точно был прав.
— Определенно, — подхватила Изабелла. — Итак, мы снова оказались вместе друг с другом и каким-то случайным образом, так сказать, сблизились…
— Вы потрахались? — бесцеремонно вставила Джоанна. Изабелла от такого вопроса растерялась; Билл раздражительно шикнул — несомненно, она таким образом мстила ему — и ответил за Изабеллу:
— Не тогда. Всего лишь год назад. Позавчера, кстати, была годовщина.
— Это единственная информация, которая задержалась в твоей голове? — недовольно процедила Изабелла.
— Почти единственная.
— Тогда, — саркастично протянула Джоанна, — поздравляю вас с годовщиной.
— Вот уж спасибо, — отозвался Билл, смешливо улыбнувшись. Изабелла закатила глаза и вновь вернулась к рассказу.
— На чем я там остановилась? Ах, да… В общем-то, в больнице мы провели все то время до того момента, как не началась война и удракийцы не достигли Люммена. Больница попала под бомбардировку, но мне, Биллу и еще нескольким людям удалось выбраться оттуда живыми.
— Нас было семеро, — прокомментировал Билл с театральной серьезностью. — И мы оказались по уши в дерьме.
— Да, ситуация была действительно незавидная, — покачала головой Изабелла. — Мы оказались одни посреди войны, не зная, куда пойти и податься, и даже просто — как выжить. Те пятеро, что были с нами, хотели найти свои семьи, Билл — стать военным преступником, а я… Я хотела справиться с врагом, которого распознала еще до того, как он сам проявился. Еще, конечно, мне хотелось самоутвердиться и показать людям, что я была права, но я бы не пошла таким сложным путем только ради этого… Тщеславные мотивы еще никому не приносили добра. Вместо этого я решила, что должна бороться за своих и против чужих, — сказала она, и ее темные глаза вдохновенно сверкнули, будто она только-только приняла это решение. — Поэтому этих бесхозных оболтусов я заставила идти со мной. А потом, меньше, чем за год собрала всех подпольщиков севера, чтобы освободить Дреттон. И это место, — женщина демонстративно взмахнула кистью, — построено их руками под моим руководствам.
— Поразительно… — протянула Джоанна и изумленно фыркнула. — Изабелла — лидер восстания… Кто бы мог подумать?
— Я и сам не ожидал от нее такой решимости, — согласился Билл. — Взбрело же в голову…
— На самом деле, это с самого начала было моим планом на тот случай, если бы что-то пошло не так, — призналась женщина, и это вовсе не было деланной скромностью — она произнесла это совершенно легко и искренне.
— То есть, ты хочешь сказать, что ты спланировала войну? — Джоанна недоумевающе нахмурилась. — Как я помню, ты большую часть времени сидела в библиотеке. Интеллект, безусловно, важная составляющая, но война включает еще и ружья и грубую силу.
— Кажется, ты недооцениваешь всю мощь человеческого разума… Но я поняла, о чем ты. Не волнуйся: в детстве я любила бокс и пейнтбол. Неприятные вещи, но для общего развития весьма полезны.
— Ясно, — Джоанна не нашла более подходящего слова в ответ на обескураживающее откровение Изабеллы: женщина внезапно открылась для нее с совершенно иной стороны. — Так значит… Вы планируете вытравить удракийцев из Дреттона?
— И не только, — ответила Изабелла, сведя брови к переносице. — Мы вытравим не только их, но и всех тех предателей, которые решили перебежать на их сторону, а затем — возьмем мэрию и установим контроль над городом. Есть лишь одна помеха… Карла Галлагер все еще жива. Империя хорошо ее спрятала.
Джоанна едва заметно вздрогнула, сжала руки в кулаки, но взгляда с Изабеллы не спустила — вместо этого она, ухмыльнувшись, протянула в ответ:
— Не так уж и хорошо, как вам кажется… От меня ей точно не скрыться.
Изабелла пресно усмехнулась.
— Мне стоило сразу догадаться, зачем ты здесь. Пришло время для мести?
— Возможно, — многозначительно отозвалась Лиггер, покачав головой.
— Думаю, тогда ты могла бы помочь нам с этим нелегким делом, — подхватила женщина, сложив руки на столе и сцепив пальцы в замок. — В конце концов, было бы неправильно отбирать у тебя то, что положено тебе по праву…
— Я даже знаю, к чему ты клонишь… Каков будет план действий?
Губы Изабеллы растянулись в довольной ухмылке; и сама Джоанна трепела не меньше от мысли о том, что вот-вот, совсем скоро, должно было произойти. Подавшись вперед, она начала внимательно слушать женщину, погрузившись настолько, что даже не заметила, как Картер ушел от них еще несколькими минутами ранее.
***</p>
«Тщеславные мотивы еще никому не приносили добра».
Картер покинул палатку Изабеллы с заново нависшим, горьким, жгучим чувством никчемности и отвращения — отвращения, в первую очередь, к самому себе. Он столько лет позволял обманывать себя, столько лет обманывался сам… Мерзко, просто мерзко. Как он — человек, претендующий на что-то особенное, великое в этом мире, — мог вот так безвольно идти на поводу у каких-то иллюзий, отмахиваясь от попыток помочь банально открыть глаза? Да, он вскоре решился на это сам, но… Вышло слишком болезненно. Свет едва не выжег его привыкшие ко тьме глаза — вот, с чем это было сравнимо.
Вздохнув, Картер достал пачку сигар, зажигалку и закурил, затягиваясь едким дымом с нотками жгучего ментола как можно дольше и глубже. Иногда отвлечься на холод, голод, головную боль и жжение в легких было и впрямь полезно — в такие моменты, на какую-то долю секунды, все его проблемы и переживания могли даже показаться абсолютно незначимыми на фоне вполне реального, сильно ощутимого дискомфорта где-то внутри собственного тела. Однако дольше положенного это не помогало. А возвращение в водоворот хлопот становилось еще чуточку более болезненным, чем прежде.
Неподалеку от палатки Картер нашел брошенные угли костра с бревном подле — тут же направился туда, оседая и подтягивая ноги к груди. Покосился на палатку Изабеллы: там горел свет, сквозь полотно просвечивались три сидящих и беседующих о чем-то о своем, что никогда не станет Картеру родным и понятным ни на йоту. Они будто и не заметили, что он ушел; либо же, даже не хотели замечать. Даже Джоанна.
Ментол вновь обжег горло. За неделю он к нему так и не привык.
Картеру следовало бы понять, что как прежде уже не будет ничего: особенно после того, что он наговорил Джоанне сегодня. Какой же он идиот, жалкий, мерзкий, отвратительный идиот! Как только все хоть самую налаживается, он непременно все рушит! Только мешает, только ломает! Что бы он ни делал, этого снова недостаточно!
Картер сделал последнюю тягу и швырнул окурок на землю. Как же он ненавидел эту бессильную ярость, которая моментами вспыхивала в нем. Ужасное чувство, страшное чувство, которое стало причиной того, почему он остался один и без ничего. На глаза снова попались военные: облаченные в обноски, уставшие, с надломом в глазах и, несомненно, кровью на руках, хотя кожа их и была чиста, с вялыми, но все еще полными надежды улыбками, собравшиеся вокруг дымящихся костров с мисками, наполненными похлебкой. Он видел это, и вспоминал свои вечера перед своими битвами.
Правда вот… в последний раз все было совсем не так. Свой вечер перед последним боем, в Пепельной пустоши, он провел в одиночестве, в своей палатке командующего, сокрушаясь в размышлениях о собственной никчемности, пока безрезультатно пытался заснуть, чтобы хоть на секунду позабыть о страхе смерти. А перед этим…
Картер положил голову на колени и закрылся руками. Он ненавидел вспоминать все это.
«Вы так усердно работаете: не спите, не ешьте — все ради того, чтобы угодить отцу», — голос поразительно-отвратительно проницательной Джун, кем бы она, мать ее не была на самом деле, не выйдет из его головы уже никогда.
«То, что ты командующий, еще не значит, что можно вести себя, как высокомерный кусок дерьма!»
Как и гневное презрительное шипение Нейтана.
«Знаешь, даже не удивительно, что тебя больше никто ни во что не ставит. Ты конченый ублюдок, которого ни один нормальный человек не вынесет! Даже Джоанна сбежала от тебя».
Как и лживое бормотание отца.
«Но твоя учеба, служба и твои достижения — это и есть ты. Без этого ты никто».
Он не хочет быть никем. Но без всего этого… кто — он? Картер Карраско? Кто такой этот Картер Карраско? Что он будет представлять из себя, если убрать все его звания, награды и достижения; если забыть все, что он сделал? Ни-кем. Просто пустым местом. Серым человеком без души. Он не хочет таким быть. Но и марионеткой своего отца тоже быть не хочет.
Но тогда…
Картер ощутил как бревно легонько качнулось, когда кто-то сел рядом с ним, и тут же, вздрогнул, поднял голову — это была Джоанна. Она опустилась рядом с ним с зажженной сигарой в руке и опустошенностью во взгляде, смотрящем в никуда. И молчала, хотя казалось, что она что-то вот-вот собиралась сказать. Картер поджал губы и точно также — молча, — уставился на нее в ожидании хоть каких-нибудь слов.
Джоанна рвано вдохнула и тяжело выдохнула, собираясь с мыслями. А затем тихо, но вполне отчетливо, пусть и неуверенно, как-то неловко, произнесла:
— Прости.
Картер посмотрел на нее так, будто она была мертвецом, только что вернувшимся к жизни. Одно слово, два слога, шесть букв — он никогда не слышал этого от нее: никогда настолько искреннее и откровенно.
— За что я должен…
— Я не должна была срываться на тебе, — нахмурившись, продолжила Джоанна, то ли не замечая его слов, то ли нарочно обрывая их, предугадывая продолжение. — Меня саму уже это достало, — фыркнула она. — Но просто… Я боюсь ехать в Дреттон.
— Боишься? — изумленно переспросил Картер, вскинув брови. Он все еще не мог поверить всему тому, что слышал. Все это… так не свойственно Джоанне.
— Только не начинай, — Лиггер затянулась и нервно заправила за ухо прядь волос. — Прекрати делать вид, будто я какая-нибудь супергероиня, которая ничего не боится и ни о чем не сожалеет. Потому что это совершенно не так. А я устала притворяться.
Картер опустил голову и тихо и горько усмехнулся. Притворство — такая знакомая стезя… Отвергать его очень сложно, ибо видеть себя настоящего — просто невыносимо.
— Знаешь, зачем мне нужно в Дреттон?
— Я догадываюсь.
Джоанна растянула губы в нервной улыбке и протянула:
— Будешь осуждать меня за это?
— Не буду, — Картер отозвался без колебаний, и та едва не вздрогнула, подняв на него растерянный взгляд. — Ведь некоторые люди и правда заслуживают смерти.
— Неужели ты даже веришь в ее виновность? Неужели веришь мне?
— А как иначе? Разве вообще есть смысл врать о таком?
Джоанна тяжело вздохнула и прикрыла глаза, делая еще одну длинную тягу. Если бы в пещере не было так темно, Картер непременно заметил бы одинокую слезу, неторопливо ползущую по ее щеке.
— Я ненавижу ее, — прошипела Джоанна. — Ненавижу и никогда, даже после того, как избавлюсь от нее, не перестану ненавидеть. Хочешь знать, что она сделала со мной?
Картер сглотнул подступивший к горлу ком. Он ведь не должен лезть во что-то настолько личное и сокровенное, однако… однако Джоанна сама просит его об этом.
Она доверяет ему.
— Хочу.
— Она все время говорила, что я испортила ее жизнь, — пробормотала Джоанна и сделала еще одну тягу. — Хотя это был вовсе не мой выбор — быть ее дочерью. Когда я родилась, она ведь отдала меня своей матери, моей бабушке. Я росла в горной деревне, ела ее пироги, играла в яблочном саду, и все у меня было просто великолепно. — Протараторила и издала истерический смешок. — Пока ей не захотелось поиграть в дочки-матери. Она… всегда была такой. Для нее вся жизнь — это игра, в которой она обязательно должна победить. Только со мной у нее не получилось. И я стала обузой, ничтожеством, позором семьи… Да кем угодно. А сейчас с ней живет моя сестра. В этом году ей исполнилось восемь, и я боюсь, правда, боюсь, что она может повторить мою судьбу… Я не хочу, чтобы так случилось. Она еще ни в чем неповиный ребенок и не заслуживает… — Джоанна не сдержалась — всхлипнула — и сдавленно подвела: — всего этого…
Странно, но в этот раз тело Картера среагировало намного быстрее, чем его разум, — и вот он обнял Джоанну одной рукой, прижав к себе, пока та смиренно и спокойно — так несвойственно самой себе — положила голову ему на плечо. Картер никогда не умел подбирать слова утешения. Он в принципе не умел обращаться с человеческими чувствами; однако того, что он сделал, казалось, уже было достаточно. Джоанна издала судорожный вздох и прижалась к нему посильнее, будто боялась, что он вот-вот ускользнет, словно песок сквозь пальцы.
Но он не уйдет. Он больше никогда не уйдет.
— Расскажи мне что-нибудь, — неожиданно пробормотала Джоанна. — Что-нибудь, что будет равноценно тому, что рассказала я.
Заключение сделок — это ее натура или выработанная в агентстве привычка? Картер не стал задумываться над этим. Сейчас, когда Джоанна протягивала ему руку, ее следовало принять.
Пусть это и пугало.
Ведь он этого по-настоящему желал.
— Знаешь… — Голос дрогнул. Говорить о себе так открыто — совсем непривычно. Но стоило попытаться сделать хотя бы мелкий шажок. — В последние месяцы я очень много думал о том, что ты сказала когда-то в Окулусе… О том, что это глупо — пытаться заслужить признание отца — и бесполезно. Ты была права. И мне так мерзко от того, что я не принимал этого раньше, и что понял все так поздно… Я такой идиот. Я так себя ненавижу.
— Никогда так не говори, — одернула его Джоанна и сжала между пальцев ткань мастерки. — Это он сделал тебя таким. Если ты и должен на кого-то злиться, так это на своего отца.
— Но ведь я мог и не идти у него на поводу. Ты ведь смогла пойти против своей матери.
— Но я — не ты. Все люди разные, Картер. И все люди в чем-то ошибаются. Просто прими это и лучше подумай о том, как сделать так, чтобы больше не повторять свои ошибки. Подумай о том, что ты хочешь теперь, когда ты все осознал.
— На самом деле я… — начал Картер и вдруг осекся. Будет ли правильно признаваться в своем желании — в таком желании? Однако… Нет, Джоанна не осудит его. Разве не правды по отношению к самому себе она просит от него? Он вздохнул, провел ладонью по руке Лиггер, прижимая ее ближе, будто боялся, что после сказанного она уйдет сама, и произнес: — Я хочу вернуться в Гарнизон и снова быть командующим. Но теперь не ради признания отца или кого бы то ни было еще, а только ради победы над удракийцами. Как сказала твоя старая подруга, тщеславные мотивы никому не приносили добра.
Джоанна тихо фыркнула и горько усмехнулась. Но не отпустила. Не ушла. Не бросила.
— Что ж, — сказала она, — если это то, чего ты, все-таки, хочешь на самом деле… Вперед. Будь счастлив. Я буду только этому рада.
Картер вздохнул и улыбнулся, пусть она и не могла этого видеть.
— Спасибо, но… — Он прикрыл глаза и прижался щекой к ее макушке. — Без тебя я никуда не собираюсь. Я ведь обещал.