Глава 7 (65). Кровавые разводы (2/2)

— Лучше завались.

— Слышали, слышали?! — тут же завопил прихвостень верзилы. — Да он уже просто буйный! Выпороть его надо!

Шрамированный охранник задумчиво хмыкнул и повернулся к Картеру, смотря на него сверху вниз оценивающим взглядом: Картер почувствовал, как внутри все сжалось от необъяснимого страха, но достойно выдержал эту мини-пытку, не сводя с охранника точно такого же пристального, полного вызова и непреклонности, взгляда. Удракиец неспешно прошелся в его сторону и наклонился, вчитываясь в бейджик на груди.

— Надо же, — изумленно опустил он, — не думал, что какому-то новичку-солдатику удастся поставить на место эту оборзевшую громадину. И все же, — удракиец выпрямился, сложив руки за спиной и презрительно сведя белый брови к переносице, — не тебе этим заниматься. Мне стоило бы бросить тебя в карцер на пару часов, чтобы ты посидел и подумал о своем поведении, но с новичками я люблю обходиться намного повеселее… — он растянул тонкие губы в ядовитой ухмылке, походящей больше на звериный оскал, и посмотрел на охранников, держащих Картера под руки. — Вы знаете, что нужно делать. Все во двор, живо!

— Поднимайся, — шикнул один из удракийцев и грубо дернул его за руку. Пришлось повиноваться; Картер поднялся, и они толкнули его по направлению к выходу, подгоняя, но все так же не выпуская из цепкой хватки. Толпа заключенных вывалилась в коридор с недовольным гулом.

Сердце предательски разбушевалось, отдаваясь вибрирующей пульсацией в висках. Что они хотят с ним сделать? Бросить в карцер? Хотя тогда они не сгоняли бы всех во двор… Решили убить в назидание всем? Нет, это слишком маленькая провинность. Неизвестность давила еще сильнее, чем если бы они сразу озвучили какой бы то ни было жесткий приговор. Картер растерянно выдохнул, и на секунду ему показалось, что у него отказали ноги: да почему же он так боится?!

— Эй, вы! — разгневанный голос Джоанны вынудил его обернуться: Лиггер стремительно приближалась к ним и выглядела крайне возмущенной и в то же время взволнованной и… испуганной. — Что вы собираетесь с ним делать? — охранник успешно проигнорировал ее вопрос, продолжая угрюмо смотреть прямо вперед. Джоанна сдавленно зарычала и метнулась прямо к нему, поравнявшись шаг в шаг. — Ты что, оглох, рогатый?

— Не лезь не в свое дело, — раздражительно отмахнулся удракиец. — Иначе с тобой будет то же самое.

— О да? — с вызовом протянула Джоанна, саркастично вскинув бровь. — И что же?

— Дж… — Картер повернулся к ней и тут же осекся, с шумным вздохом поджав губы. На лице девушки на мгновение промелькнуло раздражение, но гораздо отчетливее на нем пылало беспокойство. Неужели она волнуется за него?.. — Пожалуйста, — буркнул Картер, — не влезай.

— Все, отставить разговорчики, — выплюнул охранник. — А ты, пошла вон! — удракиец снова дернул его за руку, призывая поторопиться еще сильнее.

Когда Картера вывели во двор, над которым нависал прозрачный стеклянный купол, открывающий вид на бездонную чернь космоса, заключенные уже начали кучковаться. Возбужденно перешептывались, лукаво ухмылялись и провожали его такими взглядами, словно вели его на верную смерть. Охранники вывели его на центр двора: туда, где стоял одинокий металлический столб, и где их уже терпеливо ожидал шрамированный удракиец со строго сложенными на груди руками и надменной ухмылкой. Охранники резко остановились прямо перед ним и нарочно подтолкнуло Картера вперед; но на ногах ему устоять удалось. Вероятно, они хотели унизить его, втоптать в грязь; но Картер мог думать лишь об этом: у них ничего не выйдет, потому что он поступил правильно.

Он защитил Джоанну.

— Ты даже не представляешь, как приятно мучать таких неопытных мальцов… — едко протянул удракиец со шрамом. Несмотря на то, что они были одного роста, Картер каждой клеточкой тела ощущал источаемое им превосходство. Вот, почему ему так страшно. — Ну что, снимай с себя весь верх.

Только сейчас он заметил плеть, компактно завернутую и закрепленную на удракийца ремне. Поперек горла встал ком — Картер почувствовал, как воздуха вдруг стало катастрофически не хватать.

— Что?.. — только и смог пробормотать он, подняв на охранника затравленный взгляд. Мужчина свел брови к переносице и злобно оскалился.

— Ты слабослышащий?! — взревел он, схватил Картера за грудки и грубо встряхнул, едва не разрывая сильными пальцами ткань. — Делай то, что тебе говорят!

Удракиец оттолкнул его от себя, и Картер несмело взялся за замок кофты дрожащими руками и начал медленно, стараясь не смотреть на монструозного охранника, растегивать его. Закончил, неспешно вытянул руку из одного рукава, затем — из второго. Время, которое раньше тянулось невыносимо медленно, сейчас понеслось неумолимо быстро.

— Не трогайте его!

Картер вздрогнул и поднял взгляд — шрамированный охранник повернулся вместе с ним.

— Если вы сейчас его не отпустите!..

Прибежавшая Зелла схватила Джоанну за воротник и грубо бросила на землю, вынуждая девушку замолчать. Удракиец снисходительно повел бровью, обронил пренебрежительное «позорище» и снова повернулся к Картеру:

— А ты пошевеливайся. Иначе пороть тебя я тоже буду долго.

Картер, не задумываясь, бросил на землю кофту, сорвал с себя оставшуюся майку, оголив подтянутый бледный торс, и поднял на удракийца неубедительно решительный взгляд. Да, он боится, его трусит, но пусть хотя бы эти ублюдки не думают так. На него надели наручники и приковали к столбу, грубым толчком заставив упасть на колени, и Картер готов был поклясться: как замерла толпа, так замерло и его сердце.

Плеть размоталась к характерным треском — Картер непроизвольно вздрогнул. Удракиец зашипел, раздался пронзительный свист — кожа, обитая тонким слоем металла, коснулась его спины исполинским пламенем. Картер стиснул зубы, проглотив крик, и прижался лбом к холодному столбу. Это незначительное движение отозвалось чудовищной болью: первый удар — первая рана.

— Хватит, прекратите!

Отчаянный крик Джоанны резал еще больнее.

Второй удар — Картеру пришлось удариться лбом о столб, лишь бы только хоть чуть-чуть отвлечь мозг от спины. Вместе с болью прибавилось еще и мокрое жжение — кровь. Кровь хлынула и полилась ощутимыми тяжелыми каплями. Третий удар — Картер зарычал и дернулся, лишь смутными отголосками ощущая, как наручники грубо врезались в запястья. Четвертый удар — Картер распахнул глаза, и мир вокруг поплыл. Все звуки, все цвета, все остальные чувства выместила чудовищная, раздирающая боль. Он готов был рук лишиться, лишь бы только отцепиться от этого столба и сбежать от плети. Картер с достоинством смог выдержать четыре удара, но сомневался, что его хватит еще хотя бы на один.

Пятый удар — не сдержался и приглушенно вскрикнул. Над головой раздалась снисходительная усмешка удракийского охранника.

Шестой удар окончательно выбил из Картера все чувства, и он, въехав лбом в ствол, потерял сознание.

***</p>

— Хватит, прекратите!

Твердый ботинок Зеллы снова прибил Джоанну к земле — Лиггер вовремя выставила руки вперед и тем самым отгородила себя от того, чтобы зарыться носом в песок. От возбужденного гула заключенных, которые относились к происходящему как какому-нибудь увлекательному спектаклю, и трескучих ударов плети тошнило, как и от садистского оскала удракийского охранника и истерзанной спины Картера, что стояли перед глазами черно-красными пятнами даже сейчас, когда она смотрела в золотистый песок. Пятый удар — раздался треск кнута и сдавленный крик, больше походящий на утробное рычание. Джоанна зашипела и с готовностью подскочила на ноги. Она до последнего старалась держаться хладнокровно и невозмутимо, чтобы не привлекать к себе слишком много внимания и тем самым в будущем упростить побег; но теперь, когда обстановка накалилась до предела, ее терпению пришел конец. Наблюдать за тем, как эти ублюдки с упоением издевались над Картером, было невыносимо. Джоанна поднялась, — на разгоряченной ладони заплескались искры, — сделала решительный шаг вперед, и тут же была снова одернула Зеллой.

— Да успокойся ты уже наконец, идиотка! — раздражительно выплюнула женщина, потянув ее назад и затолкав в толпу заключенных, которая мгновенно отреагировала возмущенным урчанием. Джоанна чуть не упала с ног, навалившись на какого-то мужчину, и подняла на Зеллу недовольный взгляд. Внутри все сгорало от нетерпения и рвущегося наружу пламени. — Ты хочешь, чтобы тебя тоже выпороли, как следует?! — Зелла схватила ее за грудки и хорошенько тряхнула, пытаясь привести в чувства. Злость, вытесненная растерянностью — почему вместо того, чтобы бросить ее к ногам этих ублюдков как еще одну нарушительницу порядка, Зелла пытается защитить ее? — чуть поутихла, но не ушла: Джоанна поджала губы и, потупив затравленный взгляд, загнанно задышала, пытаясь сдержать клокочущий на кончиках пальцев огонь. — Хаял может это устроить. Но только повезет тебе намного меньше, чем твоему дружку, и вместо десяти ударов ты получишь все двадцать, а то и больше. Так что угомонись уже наконец!

Лиггер вымученно проглотила подступивший к горлу ком и подняла на Зеллу блестящие от подступивших слез глаза: женщина плотно сомкнула губы и заверительно кивнула головой, после чего развернула Джоанну к выходу и грубым толчком в плечо велела шагать.

— Куда ты…

— В камеру, — Зелла оборвала ее на полуслове. — Не на что тебе здесь смотреть. И слушать нечего. Хаял только унижает всех вокруг, и больше ничего.

Дорога до камеры прошла в вязком, облипившем и впившимся иглами в каждую клеточку тела молчании. Каждый глухой шаг Зеллы, идущей позади, сопровождался треском плети — Джоанна знала, что не может слышать его здесь, что это просто порождение ее воспаленного рассудка, но каждый раз невольно вздрагивала, кусая внутреннюю сторону губы в попытках не дать волю слезам.

Она не понимала лишь одного: почему он сделал это?

Когда они подошли к камере, сзади послышались торопливые шаги: Джоанна рефлекторно остановилась и обернулась, больно ударившись плечом о Зеллу. С нижнего яруса поднимались охранники, держать кого-то под руки. Лиггер сделала шаг в сторону лестницы и посмотрела вниз: Картер, они несли Картера, и его залитая кровью спина алым пятном зияла даже с высоты третьего этажа.

— Ну, пошли, — Зелла потянула ее за локоть, будто предчувствуя очередной всплеск ярости Джоанны. — Что ты встала…

Удракийка силой затолкала Лиггер в камеру, требовательно взмахнув рукой, мол, не мешайся, и приветственно распахнула дверь, мазнув по двум охранникам мимолетным пренебрежительным взглядом, будто они были самыми мерзопакостными монстрами на всем белом свете. Джоанна тотчас обернулась на глухие шаги — охранники затащили Картера внутрь, попутно оттолкнув ее в сторону, и уложили на живот на койку. Демонстративно отряхнулись, поочередно смерили Джоанну снисходительными высокомерными взглядами и стройно зашагали к выходу.

Джоанна подскочила, как ошпаренная, метнувшись к двери.

— Неужели вы просто оставите его здесь в таком состоянии?!

— А что еще с ним делать? — недовольно процедил один из охранников, обернувшись на нее. — Отлежится, и завтра будет как новенький.

Лиггер готова была разразиться в гневной тираде, однако Зелла захлопнула дверь прежде, чем это успело произойти. Щелкнул замок — сердце встало. «Ублюдки! — подумала она, впечатав разгоряченный кулак в дверь. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Я убью тебя, Хаял, убью самым первым!». Джоанна зарычала и ударила ботинком о дверь. И еще, и еще, и еще, отбивая онемевшие пальцы, пока с той стороны не раздался предупредительный настойчивый стук. Джоанна сорвала с головы бандану, отшвырнула в сторону и вцепилась пальцами в засаленные волосы, натягивая их до жгучей боли.

Почему он сделал это?

Судорожно выдохнув, она на силу обернулась: в тусклом желтоватом свете и черных стенах багровые полосы на спине казались еще более чудовищными, чем прежде.

Почему он сделал это?

Проглотив рваный всхлип, Джоанна в два шага добралась до койки и упала на пол, пристально вглядываясь в лицо Картера, сделавшееся бледным настолько, что его по ошибке можно было за мертвеца.

Он сделал это ради нее?

Джоанна подняла дрожащую руку и тут же одернулась, закусив нижнюю губу. Она хотела просто прикоснуться к нему, нежно провести пальцами вдоль скулы в утешительном жесте и выпалить извинения, разразившись в горьких рыданиях. Но она никогда не просила прощения, ни за что, и не смогла сделать этого даже сейчас.

— Картер, — тихо позвала она, вцепившись пальцами в грубую простыню и наклонившись к нему поближе. — Картер, ты меня слышишь?

— Джоанна… — вымученный хриплый голос, ответивший ей, заставил Лиггер вздрогнуть. На этот раз самоконтроль предательски утек, и по щеке скатилась слеза. Почему он сделал это?

— Почему? — выпалила она, запустив пальцы в медные волосы. Плевать на обиды, плевать на так и не усмирившийся гнев — плевать на все, кроме него. — Почему ты сделал это?

Картер больше не отвечал ей, продолжая лишь тяжело, вымученно, словно с пробитым легким, дышать. Джоанна зажмурилась, тихо всхлипнув, и откинулась к стене, вжавшись затылком в холодный металл.

Почему же он сделал это, если так сильно ее ненавидит?

***</p>

Уже начинало смеркаться, но группа Фриды упорно продолжала двигаться вперед, рассекая старые пыльные дороги на потрескивающем фургончике Гастона. Джон, изнуренный многочасовой ездой, уже пятый раз за минуту бросил на Фриду хмурый косой взгляд, но котоликая все так же неподвижно смотрела за окно, преисполненная печальной задумчивости. Мужчина готов был поклясться: ее меланхолия пропитала собой каждый кубический сантиметр этого тесного салона; и он, право слово, начинал злиться, нервно постукивая пальцами по твердому рулю.

— Может быть, уже пора остановиться? — выпалил наконец он, снова бросив на девушку недовольный взгляд. Фрида тяжело вздохнула и повернулась к нему, мрачная, словно посмертная тень, и пресно протянула:

— Ты хочешь ночевать на песке под открытым небом?

— Да нет же, — цокнул Джон. — Тут неподалеку должна быть деревня. Вон, — мужчина кивнул за окно, туда, где на линии горизонта в плывущих лучах солнца прочерчивались размытые очертания крыш, — минут десять проехать осталось.

— И что нам это даст? — вмешалась Рут, которая, казалось, только и ждала шанса придраться к чему-нибудь. — У тебя есть деньги на гостиницу? Или ты надеешься, что какие-нибудь добрые старики пустят нас всех в свой сарай?

— Может и так. А если что-то не нравится, возьми и придумай что-нибудь получше, Рут, — раздражительно процедил Джон, сжимая руль пальцами. — Меня уже задолбало твое нытье.

— Ладно-ладно, хорошо, я помолчу, — девушка вскинула руки в примирительном жесте, а затем язвительно добавила: — Хочу посмотреть на то, как ты будешь на коленях вымаливать для нас сарай. — Джон ограничился угрюмым молчанием и закатил глаза. Следующие пятнадцать минут прошли в почти полной тишине, не считая тихих разговоров Норы, Гастона и Марко.

Деревня действительно показалась уже совсем скоро, плавясь в кровавых лучах заката. Низкие домики, треугольные крыши, поросшая сухой травой дорога, услужливо расстелившаяся среди пепельных песков, — это было действительно маленькое и невзрачное поселение, раскинувшееся на горизонте черными фигурами. И все же, что-то здесь было не так. Слишком… тихо. В Пепельной пустоши никогда не бывает настолько тихо.

Фрида, сидящая рядом, зашевелилась, всматриваясь за лобовое стекло с особым усердием и тревожным любопытством. По мере того, как они приближались, очертания деревни становились все более отчетливыми, пока мрачная, совершенно безрадостная картина не обрисовалась целиком: сожженные обвалившиеся дома, догорающие обломки, развернутый дорожный бетон и ни единой души… Фрида обронила тяжелый вздох и подняла взволнованный взгляд на Джона, будто ища подтверждения реальности того, что только что увидела. Мужчина в ответ лишь поджал губы и неопределенно кивнул.

— Что здесь произошло? — испуганно пролепетала Нора с заднего сиденья.

— Война, — жестко выдавила Рут, и мир вокруг как будто померк: даже гул мотор словно стал беззвучным.

Война…

Война, что заполонила каждый, даже самый потаенный уголок Немекроны. Война, что унесла жизни сотен, тысяч и миллионов. Война, что лишила семьи отцов, матерей и детей. Война, что лишила их же родного дома. Война, что уничтожила своей жестокостью их прекрасный мир.

— Останови машину, — угрюмо пробормотала Фрида, положив пальцы на ручку двери. Джон перевел на нее недоумевающий взгляд, но котоликая успешно его проигнорировала.

— Зачем?

— Я сказала, останови, — требовательно повторила она, и мужчина, тяжело вздохнув, исполнил ее просьбу. Фрида распахнула дверь и вырвалась наружу прежде, чем даже мотор закончил утробно рычать. Взмахнув волосами, заплетенными в тугую косу, девушка рванула куда-то вперед, сквозь разрушенные горящие улицы. Рут тут же сорвалась следом, Джон же — следом за ними.

Ноги сами вели Фриду по улицам безымянной деревни, а глаза сами смотрели, впиваясь в каждую детали, на ужасающую картину, раскинувшуюся по двум сторонам от нее. Многие из домов были наполовину разрушены, и из них выбивался металлический каркас, сплавленный по краям и застывший в воздухе тонкими не опавшими каплями, словно воск; улицы — устланы камнями, пылью, пеплом и… кровью. Кровь, кровь, кровь — кровь была повсюду, бурыми пятнами застыв на безжизненных телах, разбросанных тут и там. На языке оседал повисший в воздухе привкус металла и пепла. Фриде пришлось схватиться за горло и крепко, впиваясь длинными ногтями в кожу, сжать его, чтобы только не вырвать. Она хотела зажмуриться, отвернуться и убежать; но попросту не могла этого сделать, потому что она должна знать, должна собственными глазами видеть, что делает война. И пусть ей снятся кошмары каждую ночь — но этого она ни за что и никогда не забудет.

— Фрида! — обеспокоенный голос Рут раздался с другого конца улицы, и котоликая немного прибавила темп, не желая, чтобы кто-то нагнал ее и вернул обратно.

Лихорадочные блуждания привели ее на деревенскую площадь, оказавшуюся, как ни странно, самым тихим и наименее пострадавшим от учиненного удракийцами холокоста местом. Фрида украдкой, будто кто-то в этом поселении-призраке мог увидеть ее, вынырнула из тени домов и огляделась: здесь было так пустынно… Одни устланные пылью руины, некоторые из которых все еще слабо, но отчетливо различимо по приторному запаху гари, догонялки небольшими огнями. Судя по всему, атака на эту деревню прошла не так давно, и Фрида собственными глазами, можно сказать, наблюдала, как остывает бездыханное тело. Смотреть на все это было страшно и до тошноты омерзительно, но девушка, сама толком не понимая, для чего, упорно продолжала бороться с этим чувством, на силу рассматривая сожженные тела и рухнувшие дома. По правде говоря, она ожидала от себя куда большей выдержки. Жизнь в Пепельной пустоши, месте одновременно прекрасном и ужасном в своей свободе от рамок и законов, должна была подготовить ее к чему-то такому. Фриде доводилось участвовать в перестрелках, наблюдать ожесточенные драки, в ходе которых лицо одного из участников обязательно превращалось в кровавый фарш, и изощренные убийства, связываться с опаснейшими авторитетами и, в общем-то, проворачивать те же драки и убийства собственными руками — все это было обыденностью для каждого, кто, желая того или нет, связал свою жизнь с Пепельной пустошью, и Фрида не являлась исключением. Она видела много крови, но только сейчас почему-то так сильно испугалась ее.

Взгляд, проскользнувший по насыпям из обломков, в конце концов, наткнулся на подозрительный комок в самом центре площади, который Фрида поначалу и не заметила среди пепельной пыли. Нахмурившись и нервно дернув хвостом, котоликая с какой-то трепетной осторожностью прошлась в его сторону, щурясь и пытаясь разглядеть странный комок заранее, и, когда оказалась совсем близко, издала сдавленный крик и отшатнулась, как ошпаренная, снова схватившись за горло в попытках подавить новый приступ жгучей тошноты.

Это был не просто сгусток очередного хламья, разлетевшегося по всей деревне, — это была мать, прижавшая своего ребенка к груди в попытках защитить его от смертоносного луча аннигилятора, но не сумевшая этого сделать. Фрида не сразу поняла, что было перед ней, а когда же разглядела в обугленной черной массе двух любящих друг друга людей, не смогла сдержаться — упала на колени, загнанно дыша и глотая судорожные всхлипы, болью раздирающие диафрагму.

— Фрида!

На сей раз ее стошнило — котоликая уперлась ладонями в песок, сжимая его между пальцами, и разошлась в глухом жгучем кашле, сплевывая вязкую слюну с горьковато-кислым привкусом желчи. А затем, подняв взгляд, снова наткнулась на два сожженных тела, и внутри словно что-то надорвалось.

Это война.

На дрожащих ногах Фрида смогла подняться и, глубоко вздохнув в попытке унять трясущееся тело, медленно обернулась: в нескольких метрах от нее стояли Рут и Джон, уткнувшиеся стеклянными, полными ужаса взглядами в бездыханных мать и дитя.

— Это… — Рут сдавленно сглотнула и перевела на Фриду растерянный взгляд. — Что это?

Это война.

Война, что заполонила каждый, даже самый потаенный уголок Немекроны. Война, что унесла жизни сотен, тысяч и миллионов. Война, что лишила семьи отцов, матерей и детей. Война, что лишила их же родного дома. Война, что уничтожила своей жестокостью их прекрасный мир.

— Это то, — прошипела Фрида, подняв на нее заплаканные янтарные глаза, горящие гневом, — что они делают с нами. То, что происходит каждый день, даже когда мы этого не видим. И это то, — голос предательски дрогнул, но Фрида нашла в себе силы не разбиться на множество осколков прямо сейчас и, вздернув подбородок с какой-то горделивостью, решимостью и одновременно презрением — всепоглощающим презрением по отношению к Удракийской Империи, — отчеканила: — с чем мы должны бороться, во что бы то ни стало!

***</p>

Джоанна не заметила, в какой момент, сидя на полу, успела заснуть, однако тянущая боль в затекшей пояснице вынудила ее подняться, потягиваясь и потирая остолбеневшую спину. В камере уже погасили свет, в коридорах стояла мертвая тишина, что означало то, что так называемая ночь давным-давно наступила. Джоанна опустила руки и тяжело вздохнула: сон отмело размахом, и что-то ей подсказывало, что эту ночь она проведет бодрствуя, несмотря на удушливую усталость, объявшую ее с головы до пят.

Иггаззирская тюрьма выжимала из нее все соки, дотошно напоминая о девяти месяцах, проведенных в лечебнице Люммена. Это место от того ничем не отличалось, разве что белый цвет заменил черный, который, право слово, Лиггер начинала ненавидеть ничуть не меньше, а транквилизаторы — хлесткие плети. И только одна мысль все еще удерживала ее от падения в бездну отчаяния: мысль о побеге. Джоанна не испытывала и ролики сомнения в том, что ей удастся выбраться. Ей всегда удавалось выкарабкаться из даже самых страшных ситуаций, и в последнее время она начала думать, что Вселенная, возможно, в чем-то ей все-таки благоволит. Усомниться в успехе Лиггер не позволяла себе ни на секунду: в конце концов, именно вера — в себя, в свои силы — двигает человека к победе.

От размышлений ее отвлек тяжелый вздох — и Джоанну как будто грубым толчком опрокинуло на землю. Вздрогнув, она обернулась: Картер лежал все так же неподвижно, не открывая глаз, и лишь тяжело дышать. Запекшаяся на спине кровь мерцала даже в ночи. Лиггер прикрыла глаза и судорожно выдохнула, мысленно призывая себя к спокойствию. Она никогда не боялась крови, чужих ранений, какими бы чудовищными они ни были, и даже смертей, но почему-то прямо сейчас все складывалось совершенно иначе. Страх — она еще никогда не признавалась себе в страхе — кошкой скребся на сердце, которое кровоточило столь же усердно, сколь и удар ножа.

Джоанна опустилась на корточки рядом с Картером и тихо позвала его по имени. Не отозвался, продолжая сдавленно сопеть. Лиггер нервно закусила губу и протянула ладонь к его лбу, коснувшись болезненно-бледной кожи с трепетной осторожностью, на которую она прежде никогда не была способна, — и тут же испуганно отдернула руку, словно обжегшись.

— Картер… — пробормотала она, тряхнув его за плечо. Его кожа была горячей, как раскаленный воск, и, казалось, так и грозилась расправиться. — Картер!..

Он не отзывался — Джоанна зашипела и подскочила на ноги, метнувшись к двери.

— Эй, ты! — воскликнула она, потянула ручку, и заколотила по двери ботинком. — Позови врача! — в ответ — тишина. Лиггер зарычала и принялась дергать за ручку, расшатывая скрипучую металлическую дверь. — Эй! Я знаю, что ты слышишь меня, рогатая сучка! Приведи сюда врача, или я разобью свою голову об эту долбанную дверь! — Джоанна замахнулась и крепко впечатала в дверь кулак, рассчитывая, что Зелла воспримет это, как прямой переход к действию. — Ну?! — взревела она, продолжая дергать ручку, пока по щекам тонкими обжигающими дорожками текли слезы. Она не может потерять его, не может, не может. — Слушай сюда, либо ты немедленно приведешь сюда доктора, либо можешь прямо сейчас сочинять историю для начальства о том, как у тебя под носом сдохла заключенная!

Дверь в ту же секунду распахнулась с громким хлопком, и Зелла, с горящими бешеными глазами, схватила Джоанну за плечи и припечатала к стене. Лиггер зашипела и зажмурилась — не то от боли, прокатившейся от основания позвоночника, не то от разгневанного голоса охранницы, кричащей ей прямо в лицо.

— Да что ты тут разоралась?! Ты сегодня уже всю тюрьму на уши поставила! Когда ты уже успокоишься?!

Джоанна силой оттолкнула от себя Зеллу и, разминая сдавленные плечи, протараторила:

— У него жар! И если ты сейчас же не приведешь сюда врача, я убью тебя. А я, поверь мне, — процедила она, вздернув подбородок, — смогу…

— Если ты сейчас же не успокоишься, — прошипела Зелла, глядя на нее исподлобья, — я сама тебя придушу.

— Я не успокоюсь, пока сюда не придет врач.

Удракийка недовольно цокнула и прошла к Картеру. Наклонилась, коснулась ладонью его лба и тут же изумленно заключила:

— И правда… Жар, — женщина развернулась и вышла в коридор, одной ногой оставаясь в камере. — Эй, Батур, иди-ка сюда!

— Что у тебя снова? — недовольно отозвался мужчина с коридора и засеменил в их сторону. Джоанна не поднимала глаз на охранника — она могла лишь смотреть на Картера и мысленно молить его немедленно открыть глаза и банально сообщить, что он в порядке. — О, звезды! — Батур, лица которого Лиггер не видела, да и не хотела видеть, явился на порог с испуганным возгласом. — Кто это его так?

— Хаял, конечно же, кто же еще, — угрюмо процедила Зелла. — А его прихвостни просто положили его здесь и оставили — и теперь эта дамочка раскричалась, что, мол, жар у него!

— Так есть жар, или нет?

— Еще какой. Он горит весь… Как бы не сдох еще здесь.

— Так чтобы не сдох, — Джоанна мгновенно взвилась, как уж на сковородке, вцепившись в Зеллу требовательным взглядом, — позовите доктора!

— Да его в таком состоянии сразу в лазарет нести надо, — отмахнулась Зелла. — Давай, Батур, ты за ноги, я за руки…

Картер пробормотал что-то нечленораздельное, когда они взялись за него, но тут же снова провалился в сон, после чего охранники унесли его из камеры, захлопнув за собой дверь. И Джоанна снова осталась одна, по-прежнему задаваясь лишь одним единственным вопросом…

Почему он сделал это?