Глава 26 (52). Сожаления (2/2)
— Конечно, вы устали: устали притворяться, что вам нравится то, чем вы занимаетесь, и что вам нужно все это. Ради того, чтобы отец вас признал, вы даже оттолкнули человека, которого успели полюбить, — Джун лениво обернулась, полная невозмутимости, и застала на его лице лишь замешательство. — Не отрицайте, что она ушла из-за вас. Джоанна готова была отдать жизнь за вас, а вы просто растоптали ее чувства. Прогнали ее, как и всех остальных, — и это целиком лишь ваша вина.
Картер в три шага сократил расстояние между ними и схватил Джун за грудки, рывком подняв ее над полом.
— Да как ты смеешь?!
Джун ничего не ответила: лишь посмотрела в его глаза своими болезненно-проницательными и горделиво поджала губы. Картер хотел влепить ей затрещину и как следует поставить на место, но нечто, тянущееся из недр подсознания, останавливало его, нашептывая то, что он так упорно не хотел признавать.
Картер зашипел и отпустил хватку, опуская Джун на пол.
— Пошла вон, — отчеканил он, сжимая кулаки до побеления костяшек.
На сей раз Джун не пришлось уговаривать: она почтительно отсалютовала и тут же развернулась по направлению к двери, неспешно зашагав на выход. Когда же она вышла и дверь за ней медленно, издевательски скрипя, закрылась, ее слова-ножи продолжали гудеть в голове.
«И это целиком лишь ваша вина…»
***</p>
Лето близилось к концу, передавая бразды правления очередной осени, но среди горячих песков и плавящегося в лучах пустынного солнца воздуха Пепельной пустоши этого совершенно не ощущалось. Ровно как и того, что через три недели удракийцы уже должны быть здесь.
Пока Рут, Фрида, Нора, Гастон, Марко и Джон, собравшиеся в беседке, что-то оживленно обсуждали, Джоанна тихо ютилась на краю одной из лавочек, потягивая сигару, и сверлила каждого из них угрюмым взглядом исподлобья. Фрида вдохновенно рассказывала Рут о том, как после окончания войны хотела бы отправиться в кругосветное путешествие, следуя по стопам родителей-мореплавателей, а та увлеченно слушала ее и кивала, и в первые выглядела такой светлой и оттаявшей, словно одно присутствие Фриды стягивало с нее маску угрюмой мрачности. Марко молча потягивал пиво, слушая непрекращаемую болтовню подвыпившего Джона, среди которой сложно было даже выделить какую-то конкретную тему: мужчина перескакивал с одной темы на другую, даже не давая Марко произнести хотя слова, помимо сдержанных кивков. Нора беседовала с Гастоном, с пытливым интересом выслушивая рассказы о машинах и механике, и Джоанне даже показалось, что девушка успела пропитаться к нему симпатией. Они все казались такими сплоченными, словно знали друг друга целую вечность; но Лиггер и ни на толику не чувствовала себя частью этого маленького коллектива. Не то, чтобы она хоть когда-то успевала достаточно породниться с людьми; но в Гарнизоне было явно лучше. Нора, Джон и Марко нравились ей, но Джоанна чувствовала, что, если бы вдруг пришлось уйти, она сделала бы это — хотя бы для того, чтобы они первыми ее не прогнали. Наблюдать за этой идиллией было невыносимо, но еще более невыносимой была она сама.
Что же, блять, с ней не так?!
—…Так что, Марко, запомни, — голос Джона стал настолько громким, что все остальные были вынуждены замолчать, — никогда не заводи отношения раньше времени. Даже встречаться не предлагай — а уж тем более, никаких браков или детей! Чем меньше человека в твоей жизни, тем больше у тебя свободы и меньше сожалений. Послушай опытного, взрослого человека: если ты в чем-то не уверен, значит, тебе оно и нужно. Однажды ты повстречаешь редкостную стерву, которая от тебя забеременеет, а потом…
— Опять одно и то же, — Рут демонстративно цокнула и закатила глаза. — Вот скажи, зачем ты малому мозги забиваешь этим дерьмом?
— Это жизненная мудрость.
— К которой он и сам придет. Слушай, алкоголик, — он и вправду уже успел выпить прилично, — у тебя-то даже детей нет — какая может быть мудрость?
— С тобой никто не разговаривал, Рут, — отрезал Джон. — Так что захлопнись.
— Ты со мной не разговариваешь, но я все равно должна тебя слушать, — ощетинилась Рут, скрестив руки на груди, и сидящая рядом Фрида невольно напряглась, взволнованно поглядывая то на нее, то на мужчину.
— Не должна. Я тебя не заставлял.
— Тогда почему ты орешь во всю глотку?! — вспыхнула Рут, хлопнув по столу ладонями и едва не подскочив с места.
— Тебя позлить хочу, — язвительно протянул Джон.
— Да пошел ты, придурок.
— Пожалуйста, перестаньте уже спорить, — вмешалась Фрида. Несмотря на то, что наблюдать за этой перепалкой было крайне интересно, Джоанна мысленно согласилась с котоликой.
— Да как я могу спокойно реагировать на его выходки?! — Рут все никак не унималась. — Человеку за сорок, а ведет себя, как дитя малое!
— Возраст — всего лишь цифра, — изрек Джон с поддразнивающей ухмылкой. — Гораздо важнее состояние духа.
— Если ты не заткнешься, я сделаю так, что ты его испустишь.
Мужчина не нашелся с достойным ответом, и в беседке воцарилось молчание. Перебранка Джона и Рут оставила витать несгладимое напряжение, прежде чем он вдруг не вскочил и не удалился со словами: «принесу ликера».
Джоанна проводила его задумчивым взглядом и нахмурилась. Джон и Рут снова повздорили на пустом месте, но Лиггер так и не разобралась в корне их конфликта. Она понятия не имела, для чего ей необходимо было это знать, но чувствовала удушающую потребность в осведомленности. Джоанна решила, что в этот раз могла бы и спросить у Джона напрямую обо всем, и потому поднялась и, покинув беседку без всяких слов и пояснений, направилась вслед за мужчиной.
Джоанна нашла Джона в тесной кладовке на первом этаже, где размещался целый стеллаж, забитый алкоголем. Удовольствие явно недешевое, подумала Лиггер, едва заметив нагромождение бутылок, но необходимое для некоторых в столь трудные времена.
— О, Джоанна, — мужчина заметил ее появление не сразу, но когда это произошло, он заметно оживился, — хочешь подгоню бутылочку? — он подхватил небольшой пузырек коньяка и повертел в руках, как к какую-то приманку.
— Нет, спасибо, на сегодня с меня хватит, — отмахнулась Джоанна.
— Что-то ты сегодня тише травы, ниже воды.
Лиггер беззвучно усмехнулась, а Джон вовсе и не заметил ошибки в сказанной: напиться он определенно успел.
— Слушай… — Джоанна предпочла не ходить вокруг да около и спросить в лоб то, ради чего пришла: — я с первого же дня обратила, что вы с Рут как-то не ладите…
— Это верно, — признался мужчина, продолжая придирчиво разглядывать бутылки. — Ее очень тяжело вынести, знаешь ли.
— Как и ей тебя. Но мне только не совсем понятно, почему. Я знаю, что Рут в принципе недолюбливает мужчин из-за своих проблем с отцом, но с тобой-то что?
Джон обернулся и уставился на нее пораженно.
— Поразительно, — восхищенно протянул он. — Все знаешь…
— Верно, — Джоанна кивнула и вскинула брови. — Я узнаю все, что угодно, если захочу.
— Но про меня ты знаешь не так уж и много.
— Потому что еще не спрашивала. Но зато я уже знаю, что у тебя язык как помело, и если я спрошу, ты обязательно ответишь.
— Подловила, — Джон усмехнулся и покачал пальцем.
Лиггер сегодня была совершенно не в том расположении духа, чтобы разделить его бодрую жизнерадостность.
— Так что с Рут?
— Рут… — Джон тяжело вздохнул и вновь вернулся к задумчивому разглядыванию бутылок. Было непохоже, чтобы он старался выбрать хоть что-то. — Рут, конечно, еще совсем молодая и годится мне в дочки, но… знаешь, она поразительно напоминает мне одну мою бывшую. Такая тварь.
А вот это уже становилось интересным.
— И кто же она? —протянула Джоанна, скрестив руки на груди и склонив голову на бок.
— Если я скажу, ты просто не поверишь, — Джон нервно усмехнулся. — Потому что обычно никто не верит.
— Ну что ты… — опустила Лиггер, пожав плечами. — Я столько дерьма повидала, что во многое поверю. Жизнь штука чудная: случается всякое… Скажи хотя бы, как ее звали?
— Она была редкостной стервой, — сказал Джон с усталым вздохом. — Я даже слов таких не знаю, честно тебе скажу… Сначала я подумал, что она милая и умная, но потом… твою ж мать, я бы все отдал, чтобы вернуться в прошлое и никогда не встречаться с этой гадюкой! — презрительно выплюнул он. Джоанна понятия не имела, кем была эта женщина, но уже разделяла ненависть Джона: ведь она как никто другой понимает это удушающее чувство. — Ее звали Карла. Карла Галлагер.
Сердце пропустило удар. Джоанна сделалась бледнее бумаги.
Издевательство. Это попросту невозможно. Может быть, Линтон вышел на нее и подослал человека, чтобы отыграться? Нет, чушь! Кого из ухажеров матери она запамятовала? Или же…
— Я никогда никому об этом не рассказывал, но я больше не могу держать это в себе… — Джон не обернулся и не заметил перемен на ее лице, которые Джоанна, как не старалась, скрыть попросту не могла, и потому продолжил с тяжестью в голосе: — Надеюсь, что хоть ты поймешь.
Она понимала. Она каждой клеточкой своего тела чувствовала ту же ненависть, что и он. Единственное, чего Джоанна не понимала, это то, как такое вообще могло произойти. Слова Джона не были похожи на выдумку, какой бы, ей хотелось, чтобы это было.
— Я не выносил ее. И даже когда она была беременна, я все равно ее бросил.
«А знаешь, почему он ушел? — слова матери сами выползли из подсознания, чудом не сбивая с ног. — Потому что тебя не хотел видеть! Как только я узнала, что у меня будет дочь, он сразу ушел. И я бы на его месте поступила точно так же. Как же я тебя ненавижу…»
— И та история, с Марселлой Галлагер… — Джон судорожно выдохнул и отступил от стеллажа, повернувшись к Джоанне. Она готова была поклясться: у него на глазах выступили слезы. — Она ведь была моей дочерью. Она не заслужила этого! Не заслужила расти с этой сукой, не заслужила смерти!
У Лиггер не было слов. Ей даже не верилось, что это взаправду. Почти двадцать два года — и вот, ее отец стоит перед ней. Неужели это правда он? Неужели он и впрямь не ненавидит ее, как всегда твердила мать? Не то, чтобы она верила ее словам, но сомнения то и дело закрадывались.
Если все вокруг ее ненавидят, если все от нее отказываются — почему же он не должен?
— Ты ведь не ненавидишь ее? — слова сорвались раньше, чем она успела подумать. Но Джоанна не пожалела. Может быть, хоть в этот раз повезет?
— Что за чушь, ни в коем случае! — возмутился Джон.
— Тогда… — поперек горла встал слезоточивый ком. Лиггер пришлось постараться, чтобы проглотить его и вернуть самообладание. — Что если я скажу…
Зачем?
—…что твоя дочь не мертва, и сейчас стоит прямо перед тобой?
— Это уже не смешно.
— А я и не смеюсь, — Джоанна нервно пожала плечами и замялась. Что же сказать, чтобы доказать, что это она, Марселла Галлагер?.. Какая же чушь! Она ведь так старательно бежала от этого проклятого имени. — Ты никогда не говорил свою фамилию. Но я знаю, что она — Дюрран. Ты Джон Дюрран. И Таре Галлагер ты всегда нравился даже больше, чем ее дочь.
Джоанна старалась выглядеть невозмутимой, но дрожь во всем теле становилась только сильнее с каждой секундой. Тем временем Джон встал, как вкопанный, и смотрел на нее округлившимися, полными растерянности глазами. Вероятно, он только что глубоко разочаровался.
— Не может быть… — он изумленно выдохнул. — Ты… это правда ты…
Его фирменное красноречие пропало в то же мгновение, как он окончательно осознал, что только что произошло. Не говоря больше ни слова, Джон в пару шагов пересек разделявшие из считанные метры и неожиданно обнял ее — так сильно, что Джоанне показалось, что у нее вот-вот переломаются кости. А потом расплакался, всхлипывая ей в макушку.
— Джоанна…
Он даже не называл ее старым именем. Джоанна ответила на объятия вялым движением правой руки, не в силах заставить свое тело сделать хоть что-нибудь еще.
— Я так рад, что ты жива, так рад… встретиться с тобой…
Карла всегда твердила, что отец возненавидел ее еще до рождения. Она говорила, что из-за ее беременности он и сбежал, винила Марселлу в том, что она разрушила ее личную жизнь. Само ее рождение было источником всех бед матери, о чем Карла никогда не забывала напомнить; но все-таки она никогда не верила, что ее отец способен быть таким же бессердечным чудовищем. Джоанна никогда не видела его, но — а может, именно и потому — всегда ассоциировала его с чем-то хорошим. Как минимум, он был достаточно умен, чтобы не связать свою жизнь с таким монстром, как Карла Галлагер. Джоанна верила, что он хороший человек, верила, что он хотя бы не такой как мать, и так оно и оказалось. Он, как минимум, не ненавидел ее. Не признавал ее обузой.
— Мне так жаль, — протянул Джон сквозь слезы, продолжая удерживать ее в удушающих объятьях. — Я не должен был бросать тебя, не должен был оставлять с ней…
Он сожалел о том, что сделал. Он был лучше матери стократно; но этого все еще было недостаточно.
— Не должен был, — согласилась Джоанна. — Но ты сделал это.
Она вырвалась из его объятий и тем самым оставила мужчину в полном замешательстве. Только что она оттолкнула его: последнего, возможно, во всем мире человека, кто готов был не ненавидеть ее. Однако… он не готов был и любить ее.
Линтон сказал не цепляться за людей, и был абсолютно прав.
— Я всю свою жизнь верила, что ты хороший человек, оправдывала тебя, как могла, пыталась понять, почему ты ушел… Я даже свое новое имя в честь тебя взяла, — Джоанна усмехнулась, но смешно не было от слова «совсем». Защитная реакция. — Я верила, я правда верила… Но ты бросил меня.
— Джоанна…
— Нет, — она взмахнула рукой. Кричать и скандалить не хотелось, но и выслушивать бесполезные оправдания — тоже. Для себя она все уже решила. — Я поняла, что тебе жаль. Только толку от твоих оправданий? Ты знал, какая она, знал, что не должен был оставлять меня с ней, но ты все равно это сделал! — презрительно выплюнула она. Странно, но она абсолютно не хотела причинить ему боль, как это обычно было, стоило ей разозлиться. Джоанна ведь даже и не злилась… Все, что она чувствовала, — это горькое разочарование. — Ты мог спасти меня, мог забрать с собой, и тогда моя жизнь не докатилась бы до такого дерьма! — хотелось плакать, но слез не было. Может потому, что он был здесь?
— Прости меня…
— «Прости»?! Думаешь, своим «прости» ты можешь починить мою сломанную жизнь? А может, твое «прости» отменит все те унижения и месяцы в психиатрической больнице?! — Джон молчал, потупив взгляд. Даже не старается объясниться — знает ведь, что виноват. — Да, ты не ненавидишь меня: тебе просто плевать. Иначе ты не оставил бы меня там.
Джоанна зашипела и стиснула кулаки. Она знала, что не должна говорить то, что собиралась сказать, но ее обида была слишком сильна, чтобы остановиться.
— Лучше бы я никогда не встречала тебя. Лучше бы тебя вообще не было!
Джон сверлил затравленным взглядом пол, а Джоанна вся закипала. В конце концов, гнев не оставил ее и сейчас: пнув стеллаж, она развернулась к двери и пулей вылетела из комнаты в коридор. Ноги сами принесли ее к выходу, где она чудом что не выбила металлическую дверь, сами унесли за ворота настолько далеко, когда здание штаба виднелось издалека совсем мелким и невзрачным.
Джоанна готова была сорваться с места, как есть, и бежать-бежать-бежать, пока не найдет новое место и новых людей… Пока не поняла, что ей это совсем не нужно. Она не хотела очередного бегства, не хотела продолжать все это: зачем, если каждый раз происходит одно и то же? Все вокруг против нее. Куда бы она не пошла, так будет всегда.
Или же это она — против всех?
Джоанна бросила угрюмый взгляд на здание штаба и обессиленно рухнула на колени в песок. Хотелось разрыдаться, но слез по-прежнему не было, поэтому она лишь била и разметала его ладонями в бессильной ярости и обиде. Какая же она никчемная. Вечно бежит, вечно стоит из себя великомученицу, и вечно все остается одинаковым.
Может быть, пора ей хотя бы в этот раз остаться? Но не ради других — ради себя.
***</p>
Картер наклонился над умывальником и плеснул ледяной воды себе в лицо. Закрыл кран, выпрямился и, заглянув в зеркало, ужаснулся собственному отражению. Его лицо стало настолько болезненно-бледным, что, казалось, скоро засветится в темноте, исхудало и заострилось, а под глазами пролегли темные-темные синяки, пылающие на почти белой коже. Живот свело. Как, разгуливая с такой рожей, он мог утверждать, что счастлив и всем доволен?
Картер так и продолжил бы разглядывать свое отражение, если бы из кабинок не донесся звук смыва. Открылась дверь, кто-то зашагал в его сторону. Картер мгновенно переключился на мытье рук, пытаясь создать иллюзию невозмутимости. Он даже не обернулся в сторону того, кто вышел, пока тот не замер в метре от него.
— О, надо же, Картер, — голос Нейтана звучал несколько растерянно.
Картер тут же закрутил кран, смахнул с рук капли воды и повернулся к Нейтану, смерив его недовольным взглядом.
— Почему ты здесь прохлаждаешься? Я дал тебе задание.
— Я, что-ли, даже отлить сходить на могу? — возмутился Нейтан. Демонстративно обогнув Картера, он подошел к умывальнику, чтобы помыть руки. — Да и вообще, я все уже сделал.
— Ну и? Нашел что-нибудь?
— Не-а. Ничего. Абсолютно. Наверное, Джоанна унесла все с собой, а может ничего у нее и не было, и ты все просто придумал…
— Я попросил тебя, — угрюмо протянул Картер, — о такой простой вещи, но ты…
— Какие-то проблемы? — Нейтан выключил воду и повернулся к Картеру, источающий абсолютное хладнокровие и спокойствие — в противовес тому.
— Да, проблемы, огромные проблемы! Я сказал тебе сделать что-то настолько элементарное, но ты даже с этим не смог справиться! И так постоянно! О чем не попроси, ты никогда не сделаешь это вовремя и по-человечески. Все, чем ты занимаешься, это околачиваешься тут и там, как беспризорный, и мелешь и мелешь своим языком! Я так, блять, устал от тебя! Ты не делаешь ничего полезного, понимаешь?! Ты мне только мешаешь!
Картер готов был захлебнуться от злости, но еще сильнее его тошнило: от самого себя, от всех произнесенных слов. Зачем он сказал это? Зачем отталкивает от себя последнего человека, который готов выносить его?
— Еблан, — презрительно выплюнул Нейтан спустя долгие секунды молчания.
— Что ты… — Картер замер, как вкопанный. — Ты не имеешь права разговаривать со мной так! Я твой командующий!
— Да мне насрать, ясно тебе? — раздражительно процедил Нейтан. — Ты ведешь себя, как последний кусок дерьма, и мне надоело это терпеть. Знаешь, даже не удивительно, что тебя больше никто ни во что не ставит. Ты конченый ублюдок, которого ни один нормальный человек не вынесет! Даже Джоанна сбежала от тебя.
— Что ты сейчас сказал?!
Слова Нейтана стали ударом ниже пояса. Картер готов был наброситься на него прямо сейчас, но последним, что отдернуло его за мгновение до того, как он занес бы руку, стало появление в дверях Алиссы и Каспера.
— О, звезды, что здесь творится? — Витте замерла в дверях с видом абсолютной растерянности. Она, сцепив руки в замок на груди, переводила взволнованный взгляд то на Картера, то на Нейтана, одинаково готовых растерзать друг друга; а следом за ней проскользнул Каспер.
— Вас слышно с другого конца коридора, — недовольно заметил он.
От одного его вида и голоса Нейтана перекосило.
— Картер, я принес тебе новый отчет.
— Ты идиот?! — Картер метнул в Каспера взгляд, сверкающий почти безумной яростью. — Не видишь, что мы разговариваем?!
Алисса и Каспер остались стоять у порога, взволнованно наблюдая за разгоревшейся потасовкой. Дальше слов дело пока еще не заходило, но это, казалось, был только лишь вопрос времени.
— На чем мы остановились? — ядовито процедил Картер, повернувшись к Нейтану.
— На том, что даже Джоанна не выдержала и сбежала от тебя куда подальше, потому что ты — редкостный подонок, который не замечает никого, кроме себя, — презрительно протараторил Нейтан на одном дыхании.
Картер разгневанно зарычал и схватил Нейтана за плечи, рывком прижав к стене. Нейтан зажмурился и тихо зашипел, больно столкнувшись спиной с твердой поверхностью.
— Эй-эй, полегче! — Каспер попытался вмешаться.
— Тебе ведь уже сказали, — выплюнул Нейтан, вырываясь из хватки Картера, — не лезь не в свое дело! Иди лучше и дальше ублажай королеву! — он вырвался из рук Картера и грубо отпихнул Каспера.
Тот пораженно уставился на него, не в силах найтись ни с подходящим ответом, ни с подходящей реакцией. Картер был поражен словами Нейтана не меньше, но у него не было и секунды, чтобы осознать услышанное: в то же мгновение ему прилетел крепкий удар в лицо, после которого Картер не смог удержать равновесие и упал на пол, придавленный сверху Нейтаном. От резкого падения и болезненного приземления в глазах потемнело. Нейтан готов был ударить, Картер готов был быть побитым в кровь, но кто-то стащил его.
— Нейтан, прекрати! — это была Алисса. Ей удалось поднять его и поставить на ноги. — Не смей бить его! Оба не смейте! Хватит! Картер, — Витте нависла над ним, приподнявшимся на локтях, вся встревоженная и перепуганная, и протянула руку, — вставай.
Картер принял ее ладонь и медленно поднялся, пытаясь игнорировать боль в лице. Он почувствовал, как по губам потекло что-то теплое, облизнул — вкус крови. Она рекой хлестала у него из носа, но ему было плевать. Алисса утащила его за рукав в коридор (следом за ними выскочил и Нейтан, умчавшись в диаметрально противоположном направлении) и протянула платок, который всегда носила в кармане. Картер пытался вытереть им кровь, но она все не прекращалась, и потому он просто прижал скомканный клочок ткани к носу, позволяя ему пропитаться алым.
Алисса сверлила его обеспокоенным взглядом и никак не могла подобрать подходящие слова. Картер же просто молчал, уткнувшись в пол потерянным взглядом. Наверное, если бы Нейтан его как следует поколотил, стало бы хоть чуточку легче.
— Картер, — наконец произнесла Алисса, склонив голову на бок, — с тобой все в порядке?
Самый идиотский вопрос, который можно было задать человеку, которого только что чуть не избили.
— А ты сама не видишь? — он горько рассмеялся и поджал губы. Сколько бы раз он не повторял, что он в порядке и всем доволен и счастлив, каждый из них будет ложью. — Я совершенно не в порядке! Ее Величество презирает меня, маршал презирает меня, все вокруг презирают меня!
— Это не так, — Алисса хотела обнять его, но Картер сделал предупредительный шаг назад. Витте казалась разочарованной, но этому чувству не поддалась. — Никто тебя не презирает. Они просто…
— Что «просто»?! — вспыхнул Картер, с трудом сдерживая слезы. Он сам во всем виноват. — Не надо врать мне, Алисса, я не идиот и не слепой. Я знаю, что происходит, и я знаю, что заслужил этого!
— Нет, Картер, это не правда. Все мы просто переживаем трудные времена. Вот увидишь: все будет хорошо. Скоро это закончится, и они будут уважать и ценить тебя, как прежде.
— Но я этого не хочу! — выпалил Картер, переходя на крик. — Не больше хочу быть командующим!
Алисса растерянно раскрыла рот и протянула руку, надеясь, что он хоть сейчас позволит просто утешить себя; но вместо этого Картер швырнул в нее окровавленный платок и ушел, развернувшись и сжав руки в кулаки.
Он не хочет их видеть. Никого из них. Не хочет заниматься всем этим.
Он просто хочет исчезнуть.
Он просто устал.