Глава 21 (47). Объявление войны (2/2)
Церен выбежала из комнаты после первой же пощечины, испуганно сжавшись в колачик и дрожа от немого ужаса. Из-за угла доносился грохочущий голос отца, едкие оскорбления и просьбы — едва что не молитвы — Каллана о прощении. Глотая всхлипы, тараторил, что понял, где был не прав, что обязательно исправится, а Церен сидела на полу, прижав руку по рту и глотая слезы. Если он услышит, она будет следующей. Все, что ей оставалось, это молчать, спрятав слезы, и терпеть, не замечая ничего, словно ее отец не был тираном и не истязал своего сына. В тот момент она не могла даже позвать прислугу: никто бы не осмелился разнять принца и императора. Да и на самом деле, иногда казалось, что всем было абсолютно все равно.
Но не Церен. Она презирала отца, каждое его слово и поступок, презирала любую жестокость и несправделивость, и теперь впервые могла открыто заявить о своем отвращении. Теперь она могла бороться за лучший мир; оставалось только не бояться и двигаться дальше.
— Я не боюсь.
Церен вскинула подбородок, расправила плечи, поджала губы и решительно развернулась в сторону двери. Желанно-ужасающий момент пришел.
***</p>
Когда Церен вошла в связной центр, здесь уже стояли Кармен, маршал, Каспер и кучка техников-подручных. Каспер что-то упорно кликал в компьютере, пока те возились по разным углам зала, двигая камеры, лампы и микрофоны. Королева, сложив руки перед собой, задумчиво смотрела на платформу в центре комнаты, которая служила своеобразной сценой и над которой висела огромная камера, а подле нее стоял маршал, молчаливо наблюдавший за сим процессом. Кармен была облачена в то же синее платье, что и на коронации, только без плаща и обилия украшений — лишь корона венчалась на голове. Она была хладнокровна и невозмутима, и при виде ее Церен мгновенно преисполнилась решимостью и уверенностью. Королева казалась такой сильной, и Церен хотела бы быть такой же, как она. На ее месте Кармен непременно достигла бы всего, чего пожелала; и неважно, что говорил о ней командующий.
— Ну что, — протянула Кармен, когда Церен стала рядом с ней, переминаясь с ноги на ногу, — Вы готовы?
— Готова, — безколебательно отозвалась принцесса и, сомнительно нахмурившись, добавила: — А Вы?
— Я всегда была готова.
С минуту они простояли в томительном молчании, а затем Каспер объявил:
— Почти все! У нас есть ровно шестьдесят секунд.
Церен бросила взволнованный взгляд на Кармен, и та ободрительно кивнула, поджав губы. Принцесса глубоко вздохнула, собираясь с мыслями, и прошагала к платформе. Поднялась, повернулась к камере и разгладила складке на подоле платья. Церен не прекращая, на протяжении всей практически бессонной ночи, раздумывала над своей речью. Взвешивала слова, обдумывала фразы — и в конце концов сошлась на том, что лучшим ходом будет импровизация. Лучше говорить от чистого сердца, чем чеканить отточенные, бессердечные фразы.
— Как только таймер истечет, начинайте говорить, и это сообщение, по идее, должно транслироваться по всей Удракийской Империи, — протараторил Каспер. Церен хотела было возразить: «А если не сработает?», но тот начал вслух вести обратный отсчет прежде, чем она успела открыть рот: — Десять, девять…
«Я не боюсь».
— Восемь, семь, шесть…
Кармен подошла к ней, но осталась за кадром в смиренном ожидании своей очереди.
— Пять, четыре…
Церен обещала помочь, и она не имеет права на ошибку. Она не может никого подвести.
—…три, два, один.
«Просто возьми себя в руки и делай то, что должна, — в голове зазвенел голос Алиссы. — Если ты правда хочешь этого, у тебя все получится».
Писк камеры стал сигналом того, что трансляция началась. Тысячи, сотни тысяч, миллионы и миллиарды глаз со всей Империи смотрели на нее прямо сейчас; и это волнительное чувство стало только сильнейшим стимулом. Церен знала, как устроен этот мир. Он одновременно жесток и ужасен, и Церен хотелось бы верить, что она сможет искоренить худшую его часть и стать для всех символом давно отобранной надежды и столь желанной свободы.
Только бы не подвести.
— Я, принцесса Церен, от крови Азгара Завоевателя, дочь Азгара Девятого, обращаюсь ко всем гражданам Великой Удракийской Империи с призывом к борьбе против многовековой деспотии и диктатуре, — слова отлетали, как отточенные, и на мгновение Церен даже изумилась самой себе. Алисса велела следовать зову своего сердца — и она последовала. Несмотря на абсолютное внешнее хладнокровие, придавшее необычаянную суровость ее мягким, плавным чертам лица и светлым глазам-океанам, внутри принцессы полыхала настоящая буря. Всю свою жизнь ей приходилось подавлять собственное «я», лгать, лицемерить и притворяться, лишь бы только спастись от гнева отца, и теперь она впервые сумела подать голос. — Я знаю, как устроен наш несправедливый мир и на чем держится наше прогнившее общество. Сильные угнетают слабых, имеющие власть убивают и обрекают на чудовищные страдания ни в чем неповинных людей. Множество прекрасных миров уничтожено ради чужих амбиций, когда-то свободные народы теперь порабощены; диктатура, которая царит в Империи вот уже которое столетие, не щадя уничтожает всех, кто идет наперекор. Простые люди пашут до полусмерти только ради того, чтобы не умереть от голода, а знать пирует, пользуясь их плодами. И я знаю, что так быть не должно, — принцесса выдохнула и запнулась.
То были простые рассуждения — сейчас же ей предстояло непозволительное откровение. Сердце бешенно колотилось в груди и грозилось прорваться сквозь грудную клетку; ей казалось, что она уже облилась семью потами и раскраснела, как удушенная, и казалось, что все видят то, как она взволнована и напугана. Ее заминка длилась не дольше секунды, а показалась целой вечностью, что только подхлестывало нарастающее волнение. Церен глубоко вдохнула и бросила взгляд вглубь зала, где на нее восхищенно смотрели Каспер, маршал Кито и техники-связисты, и вдруг увидела, как в приоткрытую дверь бесшумно занырнула Алисса вместе с Нейтаном и Кертисом. Те двое остались у вдоха, любопытственно разглядывая все вокруг, а Алисса подошла чуть ближе в стороны платформы и одобрительно кивнула, улыбнувшись.
В памяти мгновенно вспылили слова Витте: «что бы ни случилось, я поддержу тебя, и верю, что все получится». Может быть, для народа Империи она пока оставалась безликой принцессой, предавшей собственную страну, но у нее была поддержка Алиссы и всех остальных сотен тысяч людей, находящихся в этом здании. Для обыкновенной изменницы это было неплохим началом, и Церен внезапно — едва только увидела теплую улыбку эльфийки — почувствовала себя сильнее.
— Возможно, — вновь начала она, собравшись с мыслями, — вам кажется, что с этим ничего нельзя сделать. Так думала и я. Молчала, потому что боялась лишиться головы за свои взгляды. Но потом…
Лицо принцессы разнеслось и отразилось на экранах со всех уголков Вселенной. Сотни, тысячи, миллионы и миллиарды людей — немекронцы, удракийцы, рейеницы, маррунийцы и бесчисленное множество других народов — теперь наблюдали за ней. На уличных баннерах, в торговых центрах, в роскошных дворцах и скромных тесных квартирках. Пестрые, разномастные лица самых разных оттенков, худые и полные, овальные, круглые, четырехглазые, остроухие и рогатые — все без исключений смотрели на принцессу-дезертиршу с изумлением и негодованием.
— Но потом я поняла, — вещала удракийская принцесса со множественных экранов, — что в здоровом обществе не должно быть этого страха. Разве есть хоть какая-то справедливость в том, что мы и слова лишнего боимся сказать, потому что знаем, чего это может стоить? Разве есть хоть какая-то справедливость в том, что мы до такой степени запуганы? Мне было попросту противно осознавать, что мы живем в таком несправедливом, жестоком мире; но я не знала, как могу изменить его. Пока не оказалась на Немекроне, — она выдержала паузу, чтобы то ли привести в порядок мысли, то ли чтобы привлечь к своим словам больше внимания, и продолжила с каким-то восхищением и восторгом: — Люди этой планеты вдохновили меня своим упорством и несгибаемой волей. Они продолжают бороться несмотря ни на что, куда бы не загнал их враг. И прежде всего, это заслуга немекронской королевы Кармен.
Принцесса посмотрела на нее и протянула руку в пригласительном жесте. Кармен, стоявшая на краю платформы, взглянула на нее с глубочайшим негодованием, скептицизмом и удивлением, каких Церен еще не видела на ее лице. Королева вскинула брови и вопросительно посмотрела на принцессу, а та кивнула, пытаясь ее приободрить. Кармен колебалась, но недолго: время подгоняло. Вернув лицу прежнюю суровость и поджав губы, что были в бордовой помаде, она уверенно прошагала в сторону Церен и вложила свою тонкую, холодную бледную кисть в смуглую, теплую, мягкую руку принцессы.
Церен и Кармен теперь вместе поместились в кадре, держась за руки, и принцесса продолжила:
— Ее упорство, целеустремленность и преданность своим идеалам достойны восхищения. Для меня королева Кармен — пример человека сильного духом, который продолжает стоять на своем и бороться за то, что важно для нее. И потому я решила последовать ее примеру. Я изменю этот мир, избавлю его от жестокости и несправедливости и уничтожу диктатуру, которую установил императорский род. И я призываю всех вас точно так же бороться за свои семьи, дома и за самих себя! В одиночку никто из нас не способен противостоять гнету тиранов, но если мы объединимся, то сможем проложить путь в светлое будущее. Я призываю всех вас подняться и бороться, и я поведу вас! — в глазах-океанах вспыхнул огонь — настоящий пожар — и затем слово перехватила Кармен.
— Вспомните, — протянула она, расправив плечи и вскинув подбородок, — что у вас отняли. Вспомните о близких, которых вы потеряли, о ваших семьях, которые вы потеряли, о разоренных домах… Прислушайтесь к своей совести и сделайте правильный выбор! Боритесь! И в этой борьбе мы вместе с принцессой Церен поддержим вас!
Кармен переплела свои пальцы с пальцами Церен и вскинула их сцепленные руки вверх.
— Я призываю все силы сопротивления объединиться, — ее темные глаза сверкнули стальной решимостью, и она жестко отчеканила: — и объявить войну императрице Рейле.